Жмурки (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 16

И вот тут меня накрыло.

Холодная, как газировка из автомата, волна ярости затопила сознание. Она клокотала в груди, заставляла кулаки сжиматься до боли в суставах и отрывала пятки от пола.

И внезапно я понял: это не моя ярость. Это шеф. Через нашу с ним новообретённую связь я чувствовал его эмоции.

Грубость майора была настолько неожиданной, настолько не вязалась она с тем, что мы о нём знали, что вызывала оторопь.

Никогда раньше он не давал понять, что моё не-мёртвое состояние его как-то заботит. Мы всегда были по одну сторону баррикад, в одном окопе.

Что же изменилось?..

А шеф уже водил руками вдоль ауры Котова, задумчиво щупая воздух кончиками пальцев и поджимая губы.

— Ничего не чувствую, — наконец сказал он. — Это не сглаз, не порча, не гипноз… Просто майор Котов вдруг, внезапно, перестал быть нашим другом.

Говорил он не скрываясь, словно майора в кабинете не было.

Лицо последнего налилось багровой тяжестью, нижняя челюсть задрожала, руки сжались в громадные кулаки…

— МОЛЧАТЬ! — рявкнул майор. Изо рта его полетели ошмётки слюны, глаза были совершенно белые: зрачки ужались в булавочные острия.

Алекс кивнул и молча устроился на стуле напротив стола, а потом посмотрел на того выжидательно, подняв одну бровь.

Майор ещё немножко подышал, желваки тяжело перекатывались на его щеках.

Затем он вытащил платок и промокнул лысину.

— Прошу прощения за срыв, господин Голем, — как бы нехотя произнёс майор. — Столько навалилось, что впору в петлю.

Шеф всё также молча наклонил голову — слегка.

Набулькав, стуча горлышком о край, воды из графина, Котов выпил её залпом, как лекарство, и со стуком поставил стакан на стол.

А потом сказал всё тем же казённым голосом:

— В связи с поступившим количеством жалоб, а также оставляющим желать лучшего качеством работы, освобождаю вас, господин Голем, от занимаемой вами должности штатного дознавателя. Также, агентство «Петербургские Тайны» лишается лицензии на проведение ночных экскурсий, равно каких-либо ещё экскурсий, вплоть до последующего уведомления. Удостоверение и оружие прошу сдать.

У меня отвисла челюсть.

Шеф тоже молчал — находился в аналогичном моему ступоре.

— Имея информацию о содержащемся в вашем доме арсенале, сегодня в семнадцать ноль-ноль ждите команду по изъятию оного, — добавил майор.

Я икнул.

Конечно же, Котов знал о нашем подвале, и о тире и обо всём остальном!

Удар ниже пояса.

— Это всё? — кротко спросил Алекс.

— Всё, — послушно подтвердил Котов.

— Тогда позвольте один вопрос, милостивый государь.

— Спрашивайте.

— Кто будет осуществлять вместо нас ночные экскурсии?

На мгновение — мне показалось — в глазах майора мелькнула растерянность.

— Ночные экскурсии отменяются, — объявил он. — Общее патрулирование города будет осуществлять мой особый отряд быстрого реагирования.

— Ну хоть что-то, — буркнул Алекс. — Желаю удачи. Мы… Можем быть свободны?

Майор уже писал пропуск.

— Будьте дома сегодня в семнадцать ноль-ноль, — повторил он, протягивая бумажку.

А потом указал на дверь.

Алекс поднялся.

— Господин Голем, — вновь позвал майор. — Ничего не забыли?..

И многозначительно похлопал лопатообразной ладонью по столешнице.

Алекс закаменел лицом.

Я был уверен: сейчас он бросил майору перчатку, и даже сделал вдох…

Но шеф молча полез во внутренний карман фрака и вытащил коричневой кожи книжечку. Я достал свою, и мы одновременно положили удостоверения на стол.

— Оружия при себе не имею, — высокомерно бросил Алекс. — Можете обыскать.

Зная порядки заведения на Суворовском, шеф оставил трость в лимузине.

Майор милостиво кивнул.

На меня он даже не смотрел — словно я мебель, или куст какой…

— Что это было? — первым делом спросил я, когда мы вышли на свежий воздух.

— Я знаю ровно столько, что и ты, — угрюмо ответил шеф, сбегая по ступенькам.

Что характерно: револьвер у него был при себе, я это знаю точно. Шеф в принципе никогда не выходил из дому без револьвера.

Котов об этой его особенности знал. И тем не менее, сделал вид, что верит на слово.

Или… Он просто забыл?

— У нас и правда отнимут весь арсенал? — задал я следующий вопрос.

— Вестимо, — буркнул шеф, влезая в тёмное нутро лимузина. — Но до пяти вечера ещё много времени.

— Предлагаете кое-что припрятать? — быстро спросил я.

Просто сам я об этом думал с тех пор, как майор озвучил время изъятия.

Ведь зачем-то он это сделал, а?

Ведь мог бы — полномочия позволяли — нагрянуть с отрядом спецназа к нам домой, в то время как мы ни сном, ни духом. Но вместо этого вызвал к себе, наорал… И фактически, предупредил.

— Помнишь, мон шер, как мы с тобой были в рабстве у графа? — спросил шеф.

Прекрасно помню. Жуткое, выводящее из себя бессилие сделать что-либо против его слова. Муторная тоска, это чувство безысходности…

— Так вот тут совсем другое, — сказал шеф. — Такое чувство… — он пошевелил пальцами в воздухе. — Что Яшу кто-то просто убедил: ТАК будет лучше.

Я кивнул.

В таких вещах шефу я верил безоговорочно: интуиция, помноженная на громадный опыт, давали ему возможность судить точно и непредвзято.

— Воля у этого убеждальщика должна быть железобетонная, — сказал я.

Зная майора Котова, как знаю его я — побывав не в одной переделке, и не единожды готовясь умереть — рядом, плечом к плечу…

— Набери отца Прохора, — приказал Алекс.

Я и сам уже думал обратиться к чудо-отроку. Чем-то же можно майору помочь? Святой водой окатить, псалтирем по башке огреть…

Без него нам будет хреново. От слова совсем.

— Не отвечает, — сказал я спустя двадцать с лишним мучительно-долгих гудков.

Я вспомнил, как святой отец восседал на сцене театра, в новой рясе, с крестом на всё пузо и с распущенными по плечам жиденькими волосёнками.

Ничего не осталось от чудо-отрока в яркой кенгурушке и с хаером до середины спины.

— А прокатимся-ка мы за город, а? — легкомысленно предложил шеф. — К обедне аккурат поспеем.

Дорога до церкви святого Николая-угодника, в которой служил отец Прохор, отняла более часа.

Но нас на порог не пустили, даже в окруженный высоким каменным тыном двор не дали заглянуть.

Бабки-богомолки в серых мышиных платьях и таких же платках перекрыли вход плотно, давая понять, что готовы умереть, но не пустить отродье дьявола — это я — на святую церковную землю.