Отцеубийца - Александрова Марина - Страница 13

После того, как взял хан Батый Владимир, пришла череда других городов русских. Разрушил он Ростов и Ярославль, сжег Городец, что на Волге-реке... Потом пошел Батый к Новгороду. Но испугался болот и лесов и так и не дошел до него. Повернул кровопийца обратно к Дону, но с того времени довлеет над Русью его злая воля! И нет сил у разоренной нашей земли противостоять его несметным полчищам...

Так закончил Иван свой невеселый рассказ, и повисло тягостное молчание. Лишь ветер шелестел в кронах плакучих ив над рекой, да журчала вода, да стрекотал в знойном мареве беззаботный кузнечик.

Дядя, как и в прошлые приезды, гостил недолго, и вскоре собрался в обратный путь. Мать провожала его с великой скорбью – время было тяжкое, и если кто с кем прощался, то всегда держал в уме – быть может, навеки. Оно и понятно было – Батый недалече, кто знает, может опять нагрянет, и тогда уж спасения не будет.

Роман хотел было проситься с дядькой, очень ему хотелось белый свет повидать, да потом передумал – матери и так нелегко, а уж с детьми малыми одной и вовсе невмоготу будет.

– Вы тут остерегайтесь, – говорил дядька Роману, седлая коня. – Батый ушел, да по всему видать – не навеки. Того и гляди, опять нагрянет... – Иван ожесточенно сплюнул наземь. – Времянки в лесах стройте... Как почуете неладное, сразу снимайтесь с места и в лес уходите. Они, татары эти, в лес обычно не суются – не привыкли по чащобам шастать, собачьи дети. Они все больше в степи... – Дядька глубоко вздохнул и присел на камень. – С тяжелым сердцем оставляю я вас. Боюсь, как бы чего не вышло! Уж лучше бы поехали вы все со мною, какое-никакое жилье вам бы нашлось, а до Новгорода-батюшки, даст Бог, Батый не дойдет. Но вот Дарья уперлась и хоть трава не расти! О малых бы подумала, что ли, если уж своя голова не дорога... – Дядька тяжело вздохнул, – Ладно, чего уж теперь! Но, если случится что, то вы как-нибудь ко мне перебирайтесь. В Новгороде я нынче, в дружине юного князя Александра Ярославича.

Дядька поднялся, обнял крепко Романа и, расцеловав троекратно, как на святую Пасху, сказал:

– Держись, малец, тяжкая доля выпала тебе, большая забота. Да только не сломить она должна тебя, а закалить. Знаешь, как меч булатный в горниле закаляется – он после огня только крепче становится. Так же и ты крепче духом стать должен.

С этими словами отринул Иван от себя Романа и пошел прощаться со своею сестрою и племянниками малыми.

Долгие проводы – лишние слезы. Это Иван знал точно, потому и прощание его было коротко. Скоро скакал он уже прочь на вороном своем коне. Мать, стоя возле крыльца, утирала слезы, непрерывно катящиеся по щекам. Близнята бегали рядом и то и дело теребили материну юбку, не в силах понять, отчего родительница их так грустна.

После отъезда Ивана жизнь скоро вошла в прежнее русло. В доме вновь стало тихо и скучно, как раньше. Хотя Иван помог сестре звонкой монетой и припасами – да все ж не сравнить с прошлой жизнью, когда в кисельных берегах молочные реки текли, а о татарах никто слыхом не слыхивал!