Супермодель и фанерный ящик. Шокирующие истории и причудливая экономика современного искусства - Томпсон Дональд - Страница 40

Эффект храповика влияет и на дилеров. Если два коллекционера повышают цену на серебряную картину Джейкоба Кэсси в несколько раз выше галерейной цены, дилер вынужден увеличивать цену на первичном рынке. Если картины с очередной выставки художника не продаются по более высокой цене, он рискует оказаться в опале и быть отвергнутым аукционными домами.

В мире аукционов появились новые игроки — Beijing Poly Auction House, первый по величине в Китае и третий в мире, а также China Guardian Auctions, второй в Китае и четвертый в мире. У обоих есть представительства в Лондоне и Нью-Йорке. Оба охватывают разные категории, в том числе живопись и скульптуру, китайскую керамику и картины тушью. Поначалу их операции в США в основном заключаются в привлечении консигнаций для продажи в Китае. Позднее, по их словам, они будут проводить аукционы западного и китайского искусства в Нью-Йорке и Лондоне.

Станут ли американские коллекционеры продавать искусство в Китае через малоизвестный аукционный дом? Две китайские компании считают, что станут, и готовы подождать.

Когда состоялся первый аукцион картин современных китайских художников в гонконгском отделении China Guardian в октябре 2012 года, это стало свидетельством того, что китайские фирмы берут пример со своих западных конкурентов. Они добились эффектного результата; продажа собрала 450 миллионов гонконгских долларов (58 миллионов долларов США), в два с половиной раза выше эстимейта. Причин здесь, по всей видимости, две. Во-первых, ряд сильно заниженных эстимейтов. Во-вторых, то, что аукционный дом оплатил расходы на перелет для ста ВИП-покупателей из материкового Китая в Гонконг.

В США есть некоторые давнишние аукционные компании местного значения, которые имеют дело с тем же уровнем искусства, какое «Кристи» и «Сотби» предлагают на дневных продажах. Аукционисты обслуживают клиентов в своих регионах; некоторым с помощью Интернета удается охватить всю страну. Среди самых известных Bonhams & Butterfields в Сан-Франциско (создан в 1865 году); Heritage Auctions в Далласе (1976); Leslie Hindman Auctioneers в Чикаго (1982); Doyle New York (1962) и Freeman’s в Филадельфии (1805). Они едва ли выставят Уорхола стоимость 25 или даже 5 миллионов, но лоты стоимостью 100 тысяч долларов — явление довольно частое.

К кому же обратиться, чтобы заключить выгодную сделку в верхнем ценовом сегменте? Многие опытные коллекционеры назовут парижскую аукционную группу Drouot. Франция сто лет была центром западного авангарда; после Второй мировой ее сменил Нью-Йорк. Вспомните 40 работ из коллекции знаменитого актера Алена Делона, выставленных в Drouot в октябре 2007 года. Среди них были картины Пьера Сулажа и Жана-Поля Риопеля. С минимальными описаниями в каталоге и небольшой рекламой 40 работ ушли за 8,7 миллиона евро (12,4 миллиона долларов). Обозреватели сочли, что, если бы коллекция продавалась на дневных лондонских торгах «Кристи» или «Сотби», она получила бы на треть больше. Несколько работ сразу же были выставлены на продажу в Лондоне.

В 2012 году имел место юридический прецедент, который потенциально способен изменить правила игры для нью-йоркских аукционистов. Виновником стал небольшой аукционный дом Уильяма Дж. Дженека в Честере. Честер — городок с 4 тысячами жителей в 60 милях (100 километрах) на север от Нью-Йорка. В 2008 году Дженек выставил на продажу лот, который описывался словами «прекрасная русская серебряная шкатулка XIX века, покрытая эмалью, позолоченная изнутри». Авторство шкатулки приписывалось ювелиру Ивану Петровичу Хлебникову.

Участник торгов Альберт Рабизаде делал ставки по телефону. После ставки 400 тысяч долларов лот отошел ему; в каталоге аукционного дома эстимейт шкатулки был указан в размере от 4 до 6 тысяч долларов. Рабизаде получил от Дженека стандартный аукционный счет с указанием лота и суммы. Продавец в нем был указан как «консигнант № 428». Рабизаде не забрал шкатулку и отказался платить по счету.

Дженек подал в суд на Рабизаде за нарушение договора и выиграл. Рабизаде обжаловал решение. В ходе апелляционного процесса адвокат Рабизаде выдвинул один разумный процедурный вопрос. Он сослался на нью-йоркский Закон об обязательствах общего характера, известный как Статут о мошенничестве (корни которого уходят в средневековое англосаксонское право). Закон охватывает договоры, которые, по мнению законодательства, должны заключиться только в письменной форме. В разделе «Товары, проданные на публичных аукционах» он требует, чтобы в письменном договоре указывались имена как покупателя, так и продавца. Дженек не указал имени продавца и отказался его раскрывать.

Апелляционная коллегия встала на сторону Рабизаде и постановила, что раз нет имени, нет и договора. Как заметил в своем решении судья Питер Скилос, не имеет значения, является ли «общепринятым» указывать в качестве продавца аукциониста, а не консигнатора; решение коллегии определяется статутом. Фактического договора, который нарушил бы Рабизаде, не существовало. Далее коллегия заключила, что, может быть, и было бы разумно рассмотреть возможность изменения закона с целью устранить из него требование раскрыть имя продавца, однако это дело законодательных органов, а не суда. Дженек подал апелляцию на том основании, что решение угрожает аукционному бизнесу в Нью-Йорке, а именно так и было. «Кристи» присоединился к апелляции, поддержав Дженека. Мало кто думал, что апелляционный суд пойдет на попятную, но это произошло. Проигнорировав все предыдущие аргументы, суд постановил, что, поскольку аукционный дом действует в качестве агента продавца, имени самого Дженека было достаточно для соблюдения нью-йоркского законодательства.

Нельзя сказать, потребовало бы решение по делу Рабизаде во всех обстоятельствах раскрывать имя продавца, чтобы договор с аукционом считался действительным, или нет. Это означало бы, что, если бы покупатель, сделавший самую большую ставку на аукционе в штате Нью-Йорке, отказался платить и аукционист решил бы принудить его к выполнению договора, он был бы обязан раскрыть имя консигнанта покупателю.

Но еще интереснее вопрос, смог бы покупатель, который приобрел лот на нью-йоркском аукционе в течение срока исковой давности, скажем предшествующего года, заявить о ничтожности сделки на том основании, что в договоре не указано имя продавца. Аукционным домам и консигнантам пришлось понервничать.

Заключая договор с аукционным домом, консигнанты настаивают на конфиденциальности по множеству причин — от соображений частной жизни и развода до отмывания денег. Если бы решение по делу Рабизаде осталось в силе, оно могло бы изменить весь аукционный бизнес и заставить коллекционеров продавать в Париже или Гонконге или через дилера, которого закон не обязывает раскрывать личность продавца.

Странную параллельную вселенную, в которой существует верхний сегмент рынка современного искусства, и это чувство, что, входя в аукционный зал, ты попадаешь в зазеркалье, лучше всего иллюстрируют нью-йоркские аукционы современного искусства в ноябре 2012 года. Они начались через две недели и два дня после того, как Восточное побережье США опустошил ураган «Сэнди».

Во вторник состоялись торги «Сотби», которые принесли 375 миллионов долларов за 58 лотов. В среду пришла очередь «Кристи»; эта продажа собрала 425 миллионов за 68 лотов. Всего за четыре с небольшим часа оба дома в среднем заработали по 200 миллионов долларов в час. Среди лотов на торгах «Сотби» была масляная картина Марка Ротко «№ 1 (Королевский красный и синий)» (No. 1 (Royal Red and Blue), 1954), получившая 75,1 миллиона, и мрачное нечеткое «Самоубийство» (Suicide) Энди Уорхола, один из трех вариантов (1962–1964): изображение человека, который спрыгивает с высотного здания. Она принесла 16,1 миллиона. Аукционист Тобиас Майер отметил «глубоко интеллектуальный» характер «Самоубийства», «который напоминает нам о нашей смертности».

«Кристи» представил сложную скульптуру Джеффа Кунса «Тюльпаны» (Tulips, 1995–2004), семь стальных цветов с прозрачным цветным покрытием, один из пяти экземпляров, изготовленных ассистентами. Она была выставлена в зеркальном бассейне у входа в Рокфеллер-центр, где проходил аукцион, и принесла 33,7 миллиона, на тот момент рекордную цену для живущего художника.