Вавилон - Фигули Маргита - Страница 21

Валтасар с вытаращенными глазами словно превратился в бронзовый барельеф, врезанный в стену. Ни единым движением не обнаруживал он признаков жизни.

Набусардар не сразу понял, что происходит с царем и как на него подействовали последние слова. Но Валтасар сам рассеял его недоумение — он вдруг презрительно захохотал:

— Ты говоришь — добро от зла? Не люблю умничанья, предпочитаю действия. Полководец моей армии должен полагаться на силу меча, а не на слова.

Набусардар не ожидал такого ответа и метнул мрачный взгляд на царя.

Подавив гнев, он сказал:

— Прежде, чем действовать, надо все продумать, ваше величество!

— Я все продумал, как ты сейчас убедишься. Больше я не поддамся ни на чьи уловки, включая Эсагилу. Я окончательно убедился, как важно царю иметь большую армию и доблестного полководца. Я, собственно, и распорядился призвать тебя, чтобы поговорить об этом. — Переведя дух, он продолжал: — Да, ты должен верить в силу меча. Ты сам только что описал, что ожидает нас, если мы не будем обладать военной силой. И я хочу, чтобы моя армия стала оплотом Халдейской державы. Я не пожалею золота, от которого ломятся кладовые царского дворца. Я распоряжусь подготовить приказ моему казначею, чтобы он, не мешкая, выдал средства на предложенный тобой оборонительный план. По всей Вавилонии от северных границ до южных, от западного берега Евфрата до восточного берега Тигра, ты расставишь военные посты, и царь царей, бессмертный Валтасар, сделает то, что не удавалось еще ни одному из его предшественников. Одним ударом я покончу с двумя врагами: с персидским львом и Эсагилой.

Набусардар не мог объяснить себе столь внезапный поворот в настроении царя. Если бы эту пламенную речь произнес властитель с железным складом характера, каким был Навуходоносор, он считал бы эту минуту благословеннейшей в истории Вавилонии. Но, зная Валтасара, он не торжествовал.

Валтасар подошел к столу. Довольный собой, он развалился в мягком кресле и поднял бокал с вином.

— Ответь мне князь, смог бы кто-нибудь из моих ровесников измыслить более великолепный план, чтобы стать прославленнейшим властелином всех времен?

Единым духом он осушил бокал и горящим взглядом впился в Набусардара.

Значит, не заботой о народе и безопасности страны продиктованы его слова. Валтасар печется о внешнем блеске и личной славе, всегда подобной лишь мгновенной, пусть даже ослепительной, вспышке. Царь могущественнейшей державы мира не стремится к тому, чтобы память о нем немеркнущими буквами была вписана в историю веков. Во имя скоротечной славы он забывает об истинной ценности и основательности своих деяний.

Прихлебывая вино отвисшими губами, Валтасар смеялся, а вино плескалось в бокале, как плещется вода в чашке у расшалившегося ребенка.

— А ты, князь, ты разве не выпьешь за мою великолепную идею?

Набусардар поклонился и потянулся за своим бокалом. Ему было все противно здесь, но он поднял бокал со словами:

— Живи вечно, царь царей, — и не удержался, чтобы не добавить с оттенком иронии: — Искупитель Вавилонии!

— Удачно сказано! — Валтасар отнял бокал от губ и, подняв его вверх, упивался звучанием этих слов. — Искупитель Вавилонии — вот верное определение. Я буду не просто заступником, как меня называли прежде, я хочу зваться Искупителем!

Он привстал и снова мечтательно произнес:

— Валтасар… Искупитель Вавилонии! Набусардар смотрел на него с отвращением. Голубая гостиная злосчастной царицы Амугеи, дочери мидийского царя Киаксара и первой жены Навуходоносора, казались ему темнейшей из темниц. Блеск благородных металлов ранил ему душу. Россыпи драгоценных камней стесняли дыхание, как песок во время бури в пустыне. Он не мог больше находиться здесь. Он снова убедился, что бессмысленно искать в Валтасаре поддержки и государственной мудрости.

Набусардар решил как можно скорее покинуть царский дворец и употребить время с большей пользой. Поэтому он сухо сказал:

— Я жду приказаний, ваше величество.

— Я сказал тебе все, что хотел. Мою душу уже ничто не тяготит. Я открою казну, и ты выставишь армию, с помощью которой Валтасар одолеет Эсагилу и Кира. Разумеется, князь, верховное командование будет доверено тебе. Так решил властелин Халдейской державы. Мне же. как говорится, уготованы наслаждений богов. Так утверждают жрецы. Я знаю. очи бы хотели этим отвлечь меня от дел, чтобы полностью развязать себе руки и отстранить меня от управления страной. Но я успеваю и пить из сладостной чаши богов, и править державой.

С каждой минутой Набусардар чувствовал все растущее раздражение и тревогу.

А Валтасар продолжал:

— Я не спал всю ночь. Мне казалось, что мой сон спугнули персидские лазутчики, пойманные Эсагилой. Но теперь я склонен думать, что не только это не давало мне покоя.

Он потянулся в кресле и причмокнул.

— Кипр, — протянул он мечтательно, — земной рай. Там под пышными кронами деревьев возлежат томящиеся желанием женщины, подобные сочным гроздьям винограда. Финикийские корабли привезут прекраснейших из них. Я успеваю и пить из сладостной чаши любви. и править державой.

Он ликовал, в его зрачках метались весенние солнечные блики.

— Чтобы облегчить тебе борьбу с Киром и Эсагилой, я подарю одну из них тебе. Хочешь?

Лоб Набусардара, словно магма, бугрился волнами морщин, а выражение лица сделалось еще суровее.

— Знаю, ты не любишь разговоров о женщинах. По глазам вижу, о чем ты мне хочешь сказать: что тебе разумнее подарить кованый меч, которым ты сокрушишь варваров-персов. Не так ли?

— Ваше величество изволит отдать мне еще какие-либо распоряжения? — повторил Набусардар.

Холодность верховного военачальника слегка задела царя, но он не стал принимать ее близко к сердцу, чтобы не портить себе настроения.

— Больше ничего, князь, — ответил царь. Он многозначительно усмехнулся, глядя в упор на Набусардара. и с шумом отхлебнул вино из бокала, на котором был изображен хоровод юных почитательниц Иштар. Могло показаться, что он целиком погрузился в созерцание обнаженных тел, но едва Набусардар приготовился уйти, как Валтасар согнутыми пальцами оттолкнул бокал и резко поднялся.

Набусардар произнес прощальное приветствие, но Валтасар опять задержал его:

— Я желаю быть великим властелином. Затмить Навуходоносора. Поэтому я дам тебе великую армию. Более могущественную, чем была у Навуходоносора. Запомни это, князь.

Он ожидал изъявлений восторга, он нуждался в уверениях, что великая армия вознесет его на такие высоты славы, каких не удостаивался еще никто. Но напрасно. Набусардар лишь прижал к груди скрещенные руки и низко поклонился.

Валтасар добивался ответа:

— Превзойду я Навуходоносора, князь?

— Надо превзойти живых, а не мертвых. Слова эти обожгли царя, как пылающий уголь.

— Что ты хочешь сказать, князь? — надменно выпрямился он.

— Что нас ожидает борьба с персами и Эсагилой.

— С персами и Эсагилой! — вспыхнул Валтасар. — С персами и Эсагилой! Это правда!

И все же не это хотел бы он услышать. Потому что помимо живых, даже настойчивее и назойливее живых, днем и ночью его преследовала тень покойного Навуходоносора, в чем он не признавался даже Набусардару. Тщетно убеждал он себя, что Навуходоносор вот уже более двадцати лет обретается в царстве теней. Все равно он продолжал завидовать ему, ненавидеть и бояться его,

Внезапно ему почудились чьи-то приглушенные шаги. И тут же в голове мелькнула безумная мысль, что это шаги Навуходоносора.

Блуждающим взором он взглянул на полководца и спросил:

— Слышишь?

— Нет, ваше величество.

Валтасар бросился к двери справа. Стремительно распахнул ее, чтобы проверить, действительно ли духи тьмы отваживаются являться и при дневном свете.

Набусардар последовал за ним, и увиденное поразило его не меньше, чем царя. За дверью, скрючившись у замочной скважины, притаились два жреца, подслушивавшие их разговор.

Валтасар кликнул стражу и приказал: