Мамба в Сомали: Черный октябрь (СИ) - Птица Алексей - Страница 43

— Что? — не понял Курт. — Компартии больше нет?

— Есть, вот только не коммунисты это уже, а эти… Как их, блин, лучше назвать-то? Клоуны они на зарплате, вот кто! Рабочий на заводе хотя бы гайки точит, а эти только людям головы морочат! Понацепят на себя галстуков пионерских на полчаса, к мавзолею сходят, фотосессию на его фоне сделают и вновь свалят в свой удобный и комфортный мирок, весьма далёкий от недавно провозглашаемых лозунгов. Ну, или по депутатской трибуне изредка пальцем постучат, типа: ужо я вас поругаю! И «фьють!» на пасеку, пчёлок мёдом кормить. Пчёлы-то ещё советские, ленивые, медок не собирают, им его на блюдечке преподносят, — разглагольствовал я, давая выход своей ярости.

Почему-то вдруг вспомнились последующие неуклюжие попытки коммунистов реабилитировать себя за чужой счёт. Курт смотрел на меня и разве что не крутил пальцем у виска. Хм, а наш бы себя сдерживать не стал! Но Шнайдер — немец, да и к тому же хорошо воспитанный. Понимание имеет, что у каждого в голове собственная дурь. И лучше её не трогать, себе дороже.

— В макет коммунисты превратятся, как партия, — закончил я мудрствовать. — А эти, что им на замену придут, в корпорацию несбыточных мечтаний. Вот и начнут на пару страну тянуть, то в мир грёз, то в мир возврата в прошлое. А она в итоге даже не на месте топтаться будет, а чуть в тартарары не провалится. Реальность-то она совсем другая. Один Жириновский будет беситься на трибуне в промежутках между пароксизмами эпатажа и здравым смыслом. Правда, здравомыслия у него поболее наберётся, чем у всех остальных вместе взятых. Впрочем, он тоже на зарплате от власти. Каждый из них играет свою роль…

— А кто такой Жириновский? — спросил Курт.

— Сын юриста, — отмахнулся я, думая уже о другом.

— Гм… — глубокомысленно ответил Курт и стал смотреть на дорогу.

Меня же далеко и надолго унесли собственные мысли. Мой первоначальный план стремительно разваливался, и пока не стало слишком поздно, нужно было срочно что-то предпринять. Доехав до посольства, я поблагодарил Курта и, согласовав с ним ближайшие задачи, вышел из машины. После чего, несмотря на глубокий вечер, развил бурную деятельность.

Позвонил Саиду и приказал ему всех вооружить, но ничего пока не предпринимать. Просто быть в полной боевой готовности. Затем вдруг передумал и снова позвонил ему, велев спрятать оружие в тайники где-нибудь поблизости. А то знаю я этих афганцев, хоть белых, хоть чёрных: натворят глупостей прежде времени.

Следующие звонки предназначались негритянским дружинам. Из Африки подтянулось довольно много людей, и на базе каждого института, куда их зачислили, сформировались целые бригады чёрных боевиков. Вот их и предстояло использовать. Причём часть (как правило из тех стран, которые не входили в сферу влияния нынешней Эфиопии) предполагалось пользовать втёмную.

Ну, и азиатов привлечём. Тоже без их на то желания. А ещё можно спровоцировать массовые беспорядки студентов из Закавказских и среднеазиатских республик. Пусть с ними разбираются, пока мы будем решать свои проблемы. Но это лишь на самый крайний случай.

Вроде всё для себя решил, а отдать приказ так и не смог. Просто не знаю, что из всего этого получится. Если хоть кто-то о чём-нибудь узнает или заподозрит, нас сметут в один день. Мы даже сбежать не успеем. А мне ведь ещё следовало определиться с ядами. Кого, как говорится, травить в первую очередь?

Тут без вариантов: Ельцина однозначно надо! Горби под вопросом… Ну, и Кравчука. Куда ни плюнь, везде то в Чука, то в Гека! Однако вот незадача: каким образом мне добраться до их так тщательно охраняемых персон? Пока неизвестно. Нужно немного подождать. Сейчас все напряжены, везде стоят войска. А вот как только станет ясно, что усё: финита ля комедия, и можно не притворяться и начинать праздновать, мы-то и вмешаемся.

Когда там Горби прилетает? Двадцать второго августа, кажется. В последний день путча или сразу после. Наверное, в этот день и приступим. Тогда же и Пуго застрелится. Вот и покажет себя ГКЧП.

Неожиданно мне прислали телеграмму из Эфиопии указав в ней, что Сима с Азалией прибыли в Аддис-Абебу. Их приняли и разместили в отдельной квартире. Отлично! Одним камнем на моей душе меньше. Осталось решить всё с Любой. Скоро ей рожать, но перед этим её тоже желательно переправить в Эфиопию. С гражданством всё получилось, а вот перелёт в её положении может даться тяжело.

Так, а теперь необходимо срочно встретиться и переговорить с Мойшей Измайловым. Мне его уже нашли. Парень сделал правильные выводы из моих слов и даже успел создать какой-то кооператив, с помощью которого теперь и зарабатывал. Впрочем, как я понял, особо пока не разбогател. Время ещё не то. Ну, да мы поможем, поможем. А завтра… завтра, я поеду искать Шуцкого. Как раз и пойму после разговора с ним: травить или стрелять, стрелять или травить. Ну, ничего, я ещё дам им всем просраться!

Михаил Львович Измайлов давно ждал этого звонка. С того самого момента, как к нему сначала пришло письмо, а чуть погодя и телеграмма. Вскоре от автора телеграммы приехал человек, передал ему личное послание и, на следующий день получив ответ от Миши, отбыл.

Да, эфиоп, которого Измайлов знал под именем Ивана Тёмного, оказался весьма прозорлив. Стать банкиром Мише, разумеется, не удалось: имелись люди и понаглее, и с лучшими связями. Так что Измайлов довольствовался малым и на полученные от негра доллары действительно организовал кооператив, отказавшись от выезда за границу. И поначалу дела шли хорошо, но потом вдруг что-то не заладилось.

По всему Саратову пышным цветом расцвёл криминал. Начинающие предприниматели и так не были сильны ни в экономике, ни в маркетинге, ни в логистике (или, как тогда говорили, плохо понимали: где, что и почём купить, чтобы выгодно и быстро это продать), так их ещё начали душить рэкетом и поборами всех мастей. Пока ещё слабо и вяло… Однако милиция с каждым днём всё больше пренебрегала своими обязанностями, чаще заботясь о собственных проблемах и трудностях и становясь лояльнее к преступникам и рэкетирам. Естественно, возможности последних при таком раскладе существенно увеличивались. Измайлов даже формулу лояльности вывел: чем меньше зарплаты, тем меньше совесть. Впрочем, это и так очевидно всем. Встречались, конечно же, и исключения, но крайне редко.

Поэтому появившийся из ниоткуда негр мог изрядно его выручить и, как обычно, предлагал весьма мутное дело. Ещё до работы в паспортном столе Мойша успел закончить бухгалтерские курсы и поработать в кассе сбербанка, но знаний ему пока не хватало. Единственное, в чём ему повезло, он познакомился с одним еврейским дедушкой, то ли давно подрастерявшим всю свою родню, то ли просто не желающим с ней знаться. Одним словом, старик по имени Вилен жил бобылем. Однако всю жизнь проработал в банке и знал малейшие нюансы банковской жизни. Впрочем, сейчас он находился уже на пенсии.

Мойша ему иногда помогал, а тот в благодарность делился с молодым человеком своими знаниями. А порой продавал через него на рынке всякие старые безделушки, что по словам их владельца надоели и мало стоили… Так ушло несколько старых брошек и огромный медный самовар с надписью выпуклыми буквами на его боку: Трактир «Троекуров и сыновья».

Каждый вечер Измайлов сидел возле телефона, чтобы не пропустить нужного звонка. И почти уже отчаялся, когда он, наконец, прозвучал. Укладываясь ко сну, Миша решил сходить в туалет и потом уже нырнуть под одеяло.

Часы показывали двадцать три часа двадцать минут. В это время звонко прозвенел новомодный телефон. Первые трели Мойша не услышал, потому что сидел на унитазе. Но абонент был настойчив. Мойша услышал телефон и, забыв подтереться, бросился наружу. Аки тигр Измайлов прыгнул к тумбочке, на которой вальяжно раскинувшись пластмассовым корпусом отдыхал его телефон.

— Аллё? — боясь услышать, что ошиблись номером, проорал он в трубку.

— Миша?

— Да!

— Измайлов!