Сень (СИ) - Номен Квинтус - Страница 61

У ящериц, как знал каждый советских школьник, оторванный хвост заново вырастает, а у тритонов — что уже знал далеко не каждый — и лапы оторванные регенерируются. Но вместо оторванного хвоста всегда вырастает исключительно хвост, а вместо утраченной лапы — только лапа. Потому что у этих земноводных в нужных местах заранее припасены специальные клетки для аварийной регенерации конкретного органа, и запускаются они под воздействием определенных травматических ферментов — порождая, вдобавок, и формирование следующего «поколения» аварийных клеточных зародышей определенных органов. Но вот у теплокровных подобные клетки уже отсутствовали — в принципе отсутствовали, и для регенерации нужно было их откуда-то взять. Причем клетки вполне определенного органа.

Где их можно взять, было известно. Нужно всего лишь запустить механизм клонирования, дождаться, пока зародыш не сформирует зачатки нужных органов (на что требуется всего лишь несколько недель), вытащить их из зародыша и подсадить человеку в требуемое место. Всё просто — если не учитывать мелких технических замечаний. О том, что нет требуемой аппаратуры, наблюдается полнейшее отсутствие необходимых препаратов… еще кое-чего, причем список отсутствующего займет немало страниц мелким шрифтом. Но если постараться и применить весь багаж знаний… И — в обязательном порядке — менталитет Великого советского народа, еще не оправившегося от последствий войны.

Изготовить искусственную матку для выращивания зародыша до нужных кондиций сейчас не представлялось возможным, но ведь можно и естественной воспользоваться. А в стране, где много миллионов женщин потеряли шанс на создание семьи, очень многие решили себя посвятить «служению Родине», так что Таня нашла несколько десятков женщин, согласившихся помочь героям войны. И даже рискнуть здоровьем ради незнакомых (или все же знакомых, или даже родных) людей, хотя Таня и говорила им, что ни малейшего риска именно здоровью не будет. Но все же предупреждала:

— Дамы, запомните одно: я даже слушать не буду просьб «оставить ребенка». По одной просто причине: если его вам оставить, то вы родите маленького пятидесятилетнего мужичка, у которого окажется множество врожденных болезней и который умрет максимум лет через пять. Так что отнеситесь к процессу как к обычной работе на благо тех, кто спас страну от ужасов фашизма, а за это все, кто захочет, чуть позже родит и нормального младенца себе на радость. Так что если кто не готов это сделать — говорите сразу, никто вас за это не осудит…

«Носителей зародышей» Таня подобрала троих. Не потому, что опасалась каких-то проблем в процессе выращивания трансплантатов, а потому что сразу трех человек решила излечить по такой методике. С разными травмами: один потерял лишь кисть руки, у другого ухо оторвало, а вот у Сергея Петровича проблема была самой непростой. В первую очередь из-за того, что ему предстояло перенести сразу две операции, а во-вторых, что у него никого не было (у двух других пациентов «носителями» стали все же жены).

И он, кстати, операции перенес довольно неплохо, хотя сама Таня поле них почти сутки отлеживалась: все же пересадку требовалось полностью выполнить менее чем за два часа, соединив при этом и мышцы, и сосуды, и нервные волокна — а это потребовало такой сильной концентрации внимания и такой нагрузки на руки, что без последствий не обошлось. Для последствий для Таниного организма — но организм с ними справился. Танин организм, а из врачей, на операции ассистировавших, никто не усомнился в ее словах, сказанных по завершении работы:

— Ну, дамы, вы все сами видели, и это хорошо. Самим повторять такое запрещаю: вы просто сдохнете от такой нагрузки. Сейчас сдохнете, но года за два я вас подкачаю, подучу получше — и тогда вы и сами сможете к столу встать. Гарантирую: года через два бригада из четырех-пяти хирургов сможет такое проделывать хоть по паре раз в неделю.

— Почему из четырех-пяти? — поинтересовалась молодая женщина-хирург.

— Потому что за два года я из вас универсалов сделать не смогу. Одна будет мясо шить, другая — сосуды, третья — нервы. Если еще вопросы будут, потом зададите, а я — спать. Если не проснусь сама через сутки — будите, но не раньше: я тоже устала как собака…

Сергею Петровичу Таня тоже все необходимое заранее рассказала, а через два для после операции еще раз повторила:

— Ну, поздравляю, операция прошла удачно. Теперь вам остается только ждать.

— Долго? — немолодой уже мужчина буквально лучился счастьем, несмотря на то, что ногам было больно. Ногам, которых у него не было… или уже были?

— Боль терпеть, я думаю, придется еще с недельку: нервы пока не привыкли, что от ног какие-то сигналы по ним идут и думают, что что-то неправильно. Однако боль гасить тоже неправильно, если сигналы подавить, то нервы могут и не срастись. Так что пока терпится — терпите, я надеюсь, что сильно больно не будет. А вот дальше… Примерно через полгода ноги у вас будут как у годовалого ребенка и мы сделаем еще одну операцию, уже по сращиванию новых костей со старыми. Но она несложная, и о ней можно не беспокоиться. А потом года три ноги будут расти, и вырастут до того же размера, что у вас и раньше были. И работать будут так же, хотя вам и придется заново ходить учиться. Вот первые полгода вы проведете в госпитале: вам потребуются ежедневные процедуры, а потом… посмотрим.

Двадцать седьмого декабря Лаврентий Павлович снова встретился с Таней, на этот раз в Дубне. В городе состоялся небольшой «локальный» праздник, широко отмеченный советской общественностью, причем этот праздник даже по телевизору показывали: Дубненская атомная электростанция официально выдала первые мегаватты электричества в общую сеть. На самом деле первые киловатты с нее пошли еще в конце сентября, просто их тогда очень немного было, а вот сейчас станция заработала на полную мощность.

Но по телевизору не показали ни Лаврентия Павловича, ни Николая Антоновича, ни, тем более, Таню. И еще человек двадцать не показали, в общем никого из собравшихся на очередное совещание в зале Института физики. Причем совещание было вообще не торжественным, а самым что ни на есть рабочим:

— По результатам пробной эксплуатации мы можем сделать вывод, что все внешнее оборудование должно без особых проблем проработать минимум пять лет без перерыва, — доложил товарищ Доллежаль. — И есть определенная уверенность в том, что при необходимости мощность реактора может быть повышена процентов на десять.

— Николай Антонович, нам такая необходимость не потребуется, — спокойно ответил ему Лаврентий Павлович, — для нас главное — это безопасность станции.

— Я имел в виду возможную необходимость уже во время эксплуатации на лодке.

— На лодке, надеюсь, такая необходимость тоже не возникнет, тем более что там безопасная работа реактора еще важнее, ведь в случае аварийной ситуации на внешнюю помощь там рассчитывать крайне проблематично. Но мы сейчас должны рассмотреть другой вопрос: товарища Сталина интересует возможное применение этого реактора в сугубо мирных целях.

— Я против, — подала голос Таня, — в мирных целях такой реактор окажется слишком дорогим. Ведь доводить степень обогащения до двадцати трех процентов на одну загрузку обойдется на порядок дороже, чем обогатить полную загрузку водо-водяного на пятьсот мегаватт электрических.

— Татьяна Васильевна, — поморщился Берия, — товарищ Сталин прекрасно знает все ваши аргументы, но речь идет о другом мирном применении, вами, кстати, и озвученном. В качестве судовых силовых установок на ледоколах, или в качестве энергетических установок на плавучих электростанциях для отдаленных районов Сибири и Дальнего Востока. Ведь разница в этом случае окупается хотя бы тем, что этот реактор перегружать потребуется раз в пять лет, а не каждые восемь месяцев.

— Извините…

— А мне остается лишь согласиться с предложением товарища Сталина, — поспешил ответить Доллежаль, — для таких целей этот реактор будет если не идеальным решением, но довольно выгодным. Вот только…