Лето на Меркурии - Антонова Анна Евгеньевна - Страница 7

– Прочитайте какой-нибудь стихотворение, – попросила девушка.

Я облегченно вздохнула. Стихотворение – это еще куда ни шло! И выдала по доброй воле выученное из Пушкина: «Пред испанкой благородной двое рыцарей стоят».

– Хорошо, теперь ты, – девушка повернулась к Ирке.

Та замялась, и я тихо сказала:

– Помнишь, недавно учили Лермонтова?

Она кивнула и бодро продекламировала: «Люблю отчизну я, но странною любовью».

– Какие у нас высококультурные девушки, – подала голос вторая культмассовичка. – Предпочитаю классику!

Так и захотелось в нее чем-нибудь запустить!

– Ну что ж, – подытожила Светлана Юрьевна. – Явных дефектов речи, кажется, нет…

Мы с Иркой переглянулись и синхронно фыркнули.

– Приходите, приводите подружек, – продолжала она. – Занятия у вас будет вести Юлия, – она кивком указала на девушку.

Мы вежливо попрощались и выкатились из кабинета.

– Ну что, Ирк, – подытожила я. – Явных дефектов у нас нет. Значит, в артистки годимся. Или они думают, что тайные в процессе занятий вскроются?

– Нет, ну как же, – растерянно проговорила она, – я думала, таланты какие будут проверять… Это что, кружок художественной декламации?

– Какие таланты, Ирка! Скажи спасибо, что дефектов нет!

– Ну как сходили? – поинтересовалась на следующий день Тезикова.

– Хорошо, – как можно равнодушнее ответила я. – Нас взяли.

– А вообще народу много?

– Не очень, – туманно высказалась Ирка.

– И когда теперь занятия? – не унималась Ольга.

Я поняла, что такой интерес неспроста, но вида не подала, небрежно ответила:

– По вторникам и четвергам в три.

– Я, наверно, с вами пойду, – поколебавшись, сообщила Тезикова.

«Ага», – возликовала я про себя, а вслух как можно равнодушнее сказала:

– Приходи, – и покосилась на Светку. Но та прослушала информацию без внешних признаков интереса. Ну и ладно, подумаешь! Все равно уже хоть что-то, а то уже просто невыносимо продолжать друг на друга дуться.

Римма постаралась, чтобы мы вели активный образ жизни и ежедневно трудились на благо родной школы, потому что кроме класса и коридора дежурить приходилось еще и по столовой. Но это было все же несколько проще – уходишь за десять минут до конца третьего урока, спускаешься в столовую и расставляешь по столам, отведенным твоему классу, тарелки и стаканы, раскладываешь ложки-вилки. Чтобы, значит, любимые однокласснички на все готовое явились и не передавили друг друга ненароком, ломясь за едой! И – самое ценное – сама спокойно усаживаешься есть. Не вскакиваешь как ошпаренная по звонку, если училка забыла про обед и не догадалась отпустить пораньше, и не несешься сломя голову в столовку.

Так что за десять минут до конца биологии мы с Иркой собрали вещички, поднялись и потопали в столовку.

Как все-таки приятно ходить по школе во время урока, когда знаешь, что все сейчас сидят по классам и парятся. Ты крадешься себе по пустым коридорам и рекреациям – дурацкое слово, нигде, кроме школы, не слышала! – и как будто что-то пятки щекочет…

Мы быстренько все расставили и разложили. На обед сегодня давали толстые трубчатые макароны и дурацкие сосиски в целлофановой оболочке. Есть их – сущее наказание. Сосиски остывают, целлофан прилипает, а ножей в школе, естественно, не подают, так что ковыряешься вилкой и – куда деваться – руками…

– Ой, – вдруг спохватилась Ирка, – я, кажется, телефон забыла.

– Где?

– Да на биологии!

– Ну… может, девчонки увидят и возьмут? – неуверенно предположила я.

– А если не увидят?

– Давай я отправлю кому-нибудь sms и попрошу принести.

– А если мне позвонят? Не помню, я звук выключала…

– Ну и выключат, урок-то уже почти кончился.

– Да, но они увидят… – не договорив, Ирка выбежала из столовой.

Не успела я спросить, кто ей там может позвонить и почему она так боится, что кто-нибудь об этом узнает. Поинтересуюсь как-нибудь под хорошее настроение. Посмотрим, как будет выкручиваться!

А пока я спокойно уселась в начале ряда, отведенного нашему классу. А то вечно последней прибегаю и сижу в конце, как рыжая…

Послышался отдаленный гул. Значит, звонок уже был. В двери уже начали ломиться первые голодные. Мои однокласснички, конечно. Что пятый класс, что десятый, разницы ноль…

– Антипова, блин, куда села! Иди на фиг отсюда!

Я даже не сразу поняла, что обращаются ко мне, машинально повернулась и увидела перекошенную физиономию Олега Смирнова.

– Ну, чего расселась? Это наше место!

На меня напал какой-то ступор, я ничего не могла ответить. А потом со всей силы закусила губу, чтобы не разреветься, и начала вылезать из-за стола.

– Чье это – ваше? – вдруг услышала я Ромкин голос.

– Да мое, Лехи Крохина, Димона Пименова, – вполне дружелюбно пояснил ему Смирнов. – А эта коза…

– Какая коза? – все так же спокойно переспросил Ромка.

– Да вот Антипова, – Смирнов брезгливо покосился в мою сторону, словно я была тараканом, ползущим к его тарелке.

– А разве здесь места у всех свои?

– Да мы просто всегда с пацанами… – Смирнов хоть и насторожился, но еще продолжал отвечать спокойно.

Договорить он не успел. Я толком не поняла, что случилось, успела только заметить короткий замах Ромкиной руки, и Олег тут же схватился за лицо. Сквозь его пальцы закапала кровь.

– А теперь извинись, – потребовал Ромка.

– Что? – наконец-то отмер Смирнов. – Перед кем?

– Перед ней, – Орещенко кивнул в мою сторону.

– Что? – опять тупо спросил Смирнов. – Ты из-за этой…

И бросился на Ромку. Дальнейшее я наблюдала словно из первого уровня сумрака. Как вошла учительница с каким-то из младших классов, остановилась в дверях и тут же исчезла, вернувшись через минуту с физруком…

Глава 6

Далее по тексту

– Ты что себе позволяешь, Антипова! – грохотала Римма Алексеевна. – Спровоцировать мальчиков на драку! Уж от кого – от кого, а от тебя я такого не ожидала!

Я смотрела на вжавшуюся в стул Татьяну Дормидонтовну и понимала: возражать, доказывать, что я не верблюд, то есть что я тут вообще ни при чем, бесполезно. И даже все мое примерное поведение и отличное прилежание за предыдущие девять лет совершенно не зачтутся. От этого становилось совсем тоскливо, и я старалась представить себя где-нибудь подальше от директорского кабинета, например, в звездолете рядом с Виктором Кроном «Магия бессмертна»… Римма, видимо, это чувствовала, и разъярялась еще пуще:

– Ты меня даже не слушаешь! Это просто безобразие, вызывающий случай! В нашей школе подобного еще не случалось!

Я в этом сильно сомневалась, но озвучивать свои возражения, естественно, не стала. Жираф, то есть директор, большой, ему видней.

– А все эти ваши короткие юбки, высокие каблуки, килограммы косметики…

Одета я была в джинсы и водолазку, а накрасилась, как обычно в школу, лишь скромненькими серыми тенями. Оглядев меня, директриса запнулась, но уже через секунду продолжала с прежним пылом:

– Я надеюсь, это был первый и последний раз! Еще одного такого инцидента я не допущу. Попрошу вас, Татьяна Дормидонтовна, внимательно за этим проследить! Все, иди, – величаво кивнула она мне, а Дормидонтовну, поднявшуюся было следом, остановила:

– Задержитесь. Мне с вами надо серьезно поговорить.

Классная бросила на меня грустный взгляд. Я, конечно, ей сочувствовала, но помочь ничем не могла.

Выйдя из директорского кабинета, я увидела в приемной Смирнова и Орещенко, сидевших на противоположных концах длинного ряда стульев. Я отвернулась, подняла голову и, ни на кого не глядя, пошла к двери.

– Насть! – рванулся за мной Ромка.

– Орещенко, немедленно сядь на место! – тут же окликнула его секретарь директора, такая же высушенная величавая дамочка.

– Да я здесь, в коридор только выйду, – нетерпеливо отмахнулся он.