Маг 12 (СИ) - Белов Иннокентий - Страница 46

— Вскоре Австро-Венгрия передаст ультиматум из десяти пунктов Сербии, — опять уверенно заявляю я собравшимся.

— Но, как вы можете это знать? — недоумевают министры.

— Есть такая предварительная информация у нашей службы. Наши люди находятся везде, — я опять постукиваю пальцем по папке, — Еще хочу посоветовать вам, господа, перевести средства из французских, английских, итальянских банков в более спокойные места. Германские и австрийские не посоветую, все может случиться. Поэтому остаются швейцарские или шведские банки, — говорю я им достаточно доверительно, — Не думаю, что ваши деньги пропадут совсем, но, вполне возможно, что доступ к ним вы на какое-то время потеряете.

Вношу, конечно, смуту в ума государственных мужей, но, я должен делать вид крайне уверенный в своих словах.

А уверенность — это именно то, чего не хватает современной России и ее императору.

В любом случае, моя ли убежденность подействовала или просто уже явное нежелание императора воевать против немцев и австрийцев в войне по не нашему законному поводу, только, через два дня император выступил с официальной речью перед Советом Министров, где признал смерть Франца Фердинанда с супругой очень-очень плохим событием и призвал Сербию приложить все усилия, чтобы смыть это пятно подозрений со своей контрразведки.

При этом почти открыто признавая, что это невозможно.

Да, это оказалась совсем неожиданная речь для всех слушателей в России, Европе и остальном цивилизованном мире.

Российская империя в лице своего самодержца первой признала вину спецслужб Сербии, а, значит, и самой Сербии в покушении на наследника австрийского престола и в тех самых роковых выстрелах в Сараево.

Пока еще не отказалась помогать своим братьям на Балканах дипломатической и военной силой, но, явно поставила вопрос на растяжку. Мгновенно запросившему консультаций сербскому послу было сказано тоже самое, безо всяких смягчений в тоне.

— Устроили заварушку, господа, сами готовьтесь расхлебывать!

Маятник европейской политики качнулся в другую сторону на доли процентов, но, все же очень заметно.

— Я созвонился с кайзером лично и попросил его не считать Россию своим врагом, — рассказывает мне император еще двадцать пятого июня.

— Вилли мне не очень поверил и спросил про все те договора о взаимопомощи, которые заключены с Францией. Про все те штабные войны, которые мы проводим каждый год с французскими маршалами.

— А вы, государь, что ответили? — не удержался я.

— Что скоро случится очень важное событие, именно в конце июня. После которого все очень изменится за какую-то неделю. Он ответил, что будет ждать с интересом. На том и расстались.

— Все правильно, государь. Вы кузена своим предсказанием очень заинтересовали и теперь тоже удивите реакцией на Сараевские события. Главное, что мы сломя голову не лезем защищать однозначно виноватую Сербию.

Если бы император выступил с таким заявлением в Думе — был бы мгновенный бунт! Как это, наших братьев хотят обидеть, а мы руки умываем! Да еще после захвата Австро-Венгрией в девятьсот девятом году Боснии, когда России пришлось бессильно утереться после того, как та же Франция и хитрожопая Англия ее никак не поддержали. Еще раз утираться никто не согласен из депутатов! Все газеты подняли страшный шум, поэтому Николаю Второму все же пришлось приехать в Думу и там выступить перед депутатами. То есть, выставить меня после своей короткой речи, чтобы я с видом все знающего человека обрисовал политику империи на ближайшее время.

Ох, и шумят депутаты, все как один призывают костьми лечь за сербских провокаторов, получающих французские сребренники.

Конечно, не им же и не их детям в окопах погибать от тяжелых снарядов и ядовитых газов.

В общем, говорить они мне не дали, шумели и требовали срочно тут же отправить армию на защиту сербских братьев.

— Да, совсем с ними не поговорить, — приходит к такому выводу Николай Второй на обратном пути, — Я всего-то только не стал сразу никому угрожать войной из-за Сербии и меня тут же заставили замолчать своими негодующими криками депутаты. А с виду такие приличные люди, хорошо, хоть Гудкова среди них больше нет.

Да, это очень хорошо, но, будет еще гораздо лучше, когда некоторые бывшие депутаты попадут к нам в руки и окажутся допрошены, пусть и с пристрастием. Много на некоторых из них уже материала набралось в конторе.

Мы с ним катимся обратно во дворец вдвоем в отдельной машине, шофер находится на перегородкой и можно говорить открыто. Я попросился ехать с государем на всякий случай, если будет покушение на него. Чтобы защитить своей силой, хотя, до покушений еще явно рано.

— А что Вы хотели? Ваше Императорское Величество, там примерно пять десятков агентов иностранного влияния и, минимум, тринадцать полноценно работающих на другие державы шпионов. Все эти имена уже разработаны здесь КГБ или принесены мной оттуда. Они, конечно, за очень большие деньги других государств не дадут вам и слова сказать, не примут никаких объяснений. Только — победоносная короткая война! И это все, что их сейчас интересует! Затянуть Россию в войну — это все, что им приказано!

— Очень похоже, что вы правы, Сергей Афанасьевич, — вытирает пот платком со лба Николай Второй.

— Как только вы намекнете, что не собираетесь воевать за их хозяев, возможны гораздо более серьезные шаги со стороны ваших врагов. Давайте нанесем удар первыми, арестовать предателей в столице и Москве я уже готов, полторы тысячи сотрудников ждут сигнала и приказа. Поэтому предлагаю завтра же распустить Четвертую Думу, работать с ней точно не получится, а они еще больше навербуют агентов из депутатов, стоит им только для этого время оставить. Я могу дать интервью одной из симпатизирующих нам газет, где озвучу имеющуюся у комитета госбезопасности информацию. Могу даже имена назвать, но, наверно, это пока рано, а то еще разбегутся по заграницам. Необходимо снять с них депутатскую неприкосновенность. Вы распускаете Думу одним указом и тут же принимаете закон про инагентов, который уже давно следовало принять, государь. Мои люди наготове, тут же возглавляют и привлекают к арестам полицию, жандармерию и воинские части, начинаю принимать и развозить по местам задержания всех выявленных врагов Российской империи, тайных и явных.

— Не слишком ли это будет вызывающе? — сомневается император, — Возможны большие волнения в народе!

— Тут уже нельзя тянуть, государь. Дума считает вас врагом, большая ее часть точно, а с врагами не разговаривают.

— Врагов уничтожают! — добавляю я одну хорошо известную мне аксиому.

Глава 20

Как не болела — но, все-таки она умерла! Старая история России закончилась прямо на моих глазах!

Теперь она не будет прежней! А вот какой она окажется — зависит в огромной степени именно от меня!

Вот и Николай Второй — как не тянул даже не с роспуском четвертой Думы, а именно с законом про иностранных агентов влияния, а все-таки выпустил его через час после своего указа о роспуске депутатской банды.

Без такого шага он свои законы и указы должен с Думой согласовывать, а это теперь просто невозможно.

Да и времени совсем нет кого-то там уговаривать, объяснять и вразумлять. Тем более, смысла тоже нет никакого, большинство в Думе занимает позицию крупного капитала, а ему нет никакого смысла от большой войны уклоняться и рушить давно налаженные связи с английскими и французскими предпринимателями.

Наоборот, все предвкушают войну, гигантские прибыли, новые купленные дворцы на французском побережье и через своих депутатов стараются приблизить ее как можно вернее.

Надежды и чаяния у всех абсолютно разные и никак трепетную лань в одну упряжку с раком не поставить.

Никак интересы крупного капитала не привести в соответствие с государственными, нечего и стараться.

Поэтому только насилие в форме государственного самодержавного строя к призывающим славно повоевать за братьев-сербов и врезать всем врагам не жалеючи.