Карфаген 2020. Апгрейд (СИ) - Ратманов Денис - Страница 18

— Если в момент вашей встречи они не будут совершать ничего противозаконного, ты спокойно с ними поговоришь. А чтобы наверняка, встреться с теми, на ком крови немного, наверняка среди вас есть и такие. И обязательно возвращайся, ведь мы полезны друг другу. Рэй, проводи Леона.

Попрощавшись, я иду за гемодом и, хотя возвращаться не планирую, на всякий случай запоминаю маршрут. Профессор сказал, что программа не будет заставлять набрасываться на трикстеров, на которых нет крови. Моя Гитель — воспитатель, а дети по сути своей невинны, так что я могу вернуться и тренировать детей дальше, а сам буду выходить на поверхность и развивать способности. Если все так, как говорит профессор, мне можно остаться со своим народом. И от этой мысли на душе светлеет.

Я отправлюсь к своим и расскажу все, что узнал, причем — в ближайшее время.

Мы всей стаей обговаривали, где будет сигнализация, потому отключаю ее и легко обхожу. В логово стараюсь идти окольными путями, сейчас уже ночь, но все равно не хочется встретиться с дежурными — это как правило мужчины, и руки у них по локоть в крови.

К каждой комнате ведет потайной лаз, спальню мы с Гитель себе застолбили заранее, и я разрисовал стены так же, как было в предыдущей, так что без труда нахожу коллатеральный ход и на четвереньках осторожно ползу, предвкушая скорую встречу. Только сейчас понимаю, как же нечеловечески скучал по жене!

Единственное, что может помешать нашей встрече — если сегодня Гитель дежурный воспитатель. Из спальни доносится мужской голос, и я замираю. Неужели перепутал ходы? Или с Гитель что-то случилось во время облавы, и спальню занял кто-то другой?

Все равно надо узнать, потому двигаюсь вперед и слышу ее приглушенный смех. Нет, все-таки она на месте. Доносится всхлип, шлепок. Снова смех. И звонкий, как пощечина, звук поцелуя, ласковое бормотание.

Первый порыв — развернуться и уйти. Но заставляю себя двигаться дальше. Что бы там ни было, надо предупредить трикстеров об опасности. Хочется появиться внезапно, застать врасплох, надавать по морде тому, кто смеет быть с ней… Но долг велит сделать иначе: я несколько раз бью по стене, чтобы дать им время подготовиться.

Воодушевленный, я забыл о раненой руке, теперь же она пульсирует болью.

— Там кто-то есть! — Встревоженный голос мне знаком, но кто с Гитель, пока сказать трудно.

— Показалось, наверное, — успокаивает любовника она.

— Не показалось, — отзываюсь я. — Надо поговорить. Пожалуйста, без глупостей, это очень важно.

— Леон⁈

Сколько ужаса в ее голосе! Не на такую встречу я рассчитывал.

— Почему ты прячешься? Господи… Дэн, ты тоже это слышишь?

Загорается свет.

Дэн? Вчерашний мальчишка? Наш ученик, который и раньше любил ее, но боялся меня? Отодвигая простыни паутины, выглядываю из лаза. Мертвенно бледная Гитель замерла неподвижно, сжав кулаки. Вид у нее такой, словно она призрак увидела. На ней перекошенная ночная сорочка. Дэн, матерясь, застегивает штаны, бросает на меня косые взгляды.

Спрыгиваю на пол.

— Привет, Гитель.

— Леон, я думала, ты умер, — она косит глазом на Дэна, который вылетает из спальни босиком, захватив берцы и свитер. — Не молчи! Я похоронила тебя и оплакала! Что же теперь — не жить? Пойми, пожалуйста!

На языке вертится колкость, что еще постель не остыла, а она с другим кувыркается, шлюха, но понимаю, что она права, во мне говорит уязвленное самолюбие.

— Я понимаю. Ты права: в некотором роде я умер.

Она разводит руками.

— Что же теперь нам делать?

— Вы уже освоились? Нужно собрать старейшин ближайших стай… Хотя нет. Мне опасно встречаться с ними, пусть будет только наш старейшина. Нааман ведь жив?

Гитель отвечает, отведя взгляд:

— Мы потеряли троих, плюс тебя. Нааман жив, дети все живы. Барке сняли гипс, он творит чудеса…

— Мало времени. Пусть Нааман слушает, но не попадается мне на глаза. Другие тоже пусть слушают, но я не должен их видеть, это для них опасно. Подготовь оборудование, чтобы сделать запись и показать остальным старейшинам. Вам угрожает опасность.

Глаза Гитель блестят от слез, но она сдерживается.

— Что же с тобой случилось? Господи… Я ведь до сих пор люблю тебя! И это все, — она кивает на выход, где исчез Дэн, — чтобы найти забвение! Прости меня. Если бы я знала!

Она падает на колени и обнимает мои ноги, ее плечи вздрагивают. Еще пять минут назад я готов был ее убить, теперь же в душе творится черти что. В некотором роде я даже благодарен ей — ее поступок взорвал мост между мной и моей стаей. Мне не о чем жалеть, значит, буду делать то, что должен.

Даю ей выплакаться и поднимаю.

— Встань. Вместе мы все равно не будем, и не потому, что я злюсь на тебя. Я изменился и больше себе не принадлежу. Собирай людей, готовьте оборудование. Еще раз напоминаю, что я никого не должен видеть, чуть позже поймешь почему.

На все про все уходит около часа. Гитель уводит меня в пустую столовую, где в середине зала стоит лампа, единственный источник света, а на соседнем столе — камера. Вокруг темнота, но я чувствую присутствие людей, они толпятся в коридорах, сопят, шепчутся.

Направляю луч света в сторону, чтоб не слепил, включаю камеру, поворачиваю объектив к себе, седлаю стул. И начинаю рассказ о том, как очнулся, ничего не помня, как обнаружил программу, как познакомился с профессором и гемодом. О том, что одержимый властью Гамилькар Боэтарх увидел в трикстерах угрозу и жаждет нашего уничтожения. Зачистки уже начались, никого не берут в плен, используют жидкий огонь, и я уже видел последствия. Рекомендую трикстерам выйти на поверхность и рассеяться среди черноротых. Обещаю держать их в курсе, когда что-то изменится.

Закончив, выключаю камеру и обращаюсь к своим:

— Теперь вы поняли, почему я не должен вас видеть? Я ухожу. Как уже говорил, у моих союзников мощное оборудование, и они следят за новостями наверху. Если что-то изменится, я вас предупрежу. Гитель меня проводит, я покажу, где буду оставлять информацию. Берегите себя.

Из темноты появляется Гитель, вид у нее, как у провинившегося щенка. Кивает на выход. Я иду за ней, а темнота за моей спиной рокочет десятками голосов.

Выбравшись на необжитую территорию, Гитель останавливается и говорит:

— Можно, я пойду с тобой?

— Нет. Наши пути разошлись. Слышала, что у зверобогих умер Белый Судья? Теперь некому останавливать зарвавшихся аристо и сепаратистов, жаждущих свободы от столицы. Началась война, чую, будет глобальный замес. Я смогу вам помочь, только если буду далеко.

Подходу к стене, ищу какую-нибудь нишу, но она гладкая, и более-менее подходящее место обнаруживаю между трубой и бетоном.

— Запомни это место. Приходи каждый день и проверяй. Если есть что сказать — оставляй записки, но проверять буду время от времени, я обоснуюсь далеко отсюда.

— Хорошо, — шепчет она.

Гитель, конечно, запомнит — трикстеры отлично ориентируются в подземельях, иначе не выживешь. Но поднимаю ржавый гвоздь и для уверенности на бетоне выцарапываю символ Шахара — шестиконечную звезду.

— Живи и постарайся быть счастливой.

Хочется погладить ее по щеке, но сдерживаю порыв, отворачиваюсь и говорю:

— Извини, но дальше пойду один.

Такое ощущение, что я делаю шаг, и от меня отрезают кусок прошлой жизни. Без анестезии, по живому. В спину молчаливо смотрит Гитель. Только бы она не бросилась меня догонять! Все дальше от дома, все меньше меня.

Откидываю люк, вылезаю на поверхность… Не просто вылезаю, рождаюсь из старой жизни в новую. Мне придется притвориться зверобогим, чтобы развить способности по максимуму, а для этого — сделать татуировку Ваала на седьмом шейном позвонке. В идеале, конечно, надо пробиться на верхние уровни, но как это сделать, пока ума не приложу.

Даже если стану сверхчеловеком, как что-то изменить, когда против меня — миллиарды? Смотрю на мерцающие звезды. Помоги мне, Шахар!