Цесаревич Вася - Шкенев Сергей Николаевич - Страница 46

Красный отложил салфетку и сделал попытку дезертировать из-за стола:

– Сладкое не буду. Спать опять пойду. Вдруг снова война, а я уставший?

– Мы ещё не закончили разговор. – Татьяна Николаевна воспротивилась бегству сына, и под её взглядом Вася был вынужден сделать вид, будто капитулировал. – Василий, ты должен со всей серьёзностью обдумать кандидатуру спутницы на бал и принять решение к завтрашнему вечеру.

– Понял, – кивнул Красный. – А сегодня я уже могу быть свободен?

Но вот ужин наконец-то закончился, и Красному удалось укрыться в библиотеке, ведь именно там был телефонный аппарат. Так-то их много на даче, но здесь можно закрыть за собой дверь и запереть её на ключ.

Снял трубку и набрал номер по памяти. Вечер, говорите? Для жандармов не существует времени суток.

Сигизмунд Доминикович Кржижановский мог позволить себе покупку автомобиля и оплату услуг опытного шоффэра. Может быть, для кого-то авто считается роскошью или показателем высокого статуса, но для поставщика Двора Его Императорского Величества скорость передвижения превыше всего. Клиенты в высшей степени серьёзные, опозданий не любят, да и удобно возить с собой большое количество образцов тканей и фурнитуры.

А сегодня с самого утра почтенный мастер выехал на ближнюю дачу императора, дабы снять мерки с наследника престола и обсудить постройку парадного мундира. Ответственнейшая и почётнейшая работа! Сам Иосиф Первый к изыскам высокого искусства равнодушен и одевается чуть ли не в гвардейских полковых швальнях, но тут, видимо, императрица настояла. Что же, Сигизмунд Кржижановский не подведёт благодетельницу.

Кстати, именно для таких случаев есть замечательный английский… нет, название и страну происхождения контрабандного материала вслух произносить не стоит. После Большой Войны, Великой Октябрьской Реставрации и последующей за ней интервенции отношения с Туманным Альбионом заморожены, и любые английские товары не то чтобы под запретом, но очень не приветствуются. И это ещё мягко сказано.

Но Кржижановский не из болтливых! Умный сразу поймёт, из чего пошит мундир, а глупых на Первомайский бал в Гатчину не приглашают. И эти умные… о, Сигизмунд Доминикович с удовольствием окажет услугу любому, кто в состоянии её оплатить. С наследника престола, разумеется, он денег не возьмёт. Разве что за корсет из китового уса с подбивкой из конского волоса с гривы гнедых ахалтекинских жеребцов-трёхлеток можно взять. И за платиновые пуговицы работы Карла Фаберже. И за… хотя нет, это лишнее.

Да, двадцати тысяч за подарок вполне достаточно. И себе не в убыток, и юноше будет приятно.

Простейшие арифметические действия привели почтенного мастера в ещё более прекрасное расположение духа, и он с довольным видом откинулся на мягкую спинку автомобильного дивана. Прикрыл глаза. Жизнь, несомненно, удалась.

Но через каких-то пять минут Сигизмунду Доминиковичу пришлось очнуться от сладких грёз из-за резкого торможения. Что за чёрт побери? Раньше шоффэр не допускал такой небрежности в вождении.

– Что там, Рудольф?

Впрочем, ответ и не требовался – поперёк дороги стояла машина в полицейской желтой окраске с синей полосой, и жандармы рядом с ней. Почему они, если автомобиль полицейский? Хотя так даже почётнее, потому что не каждый может похвастаться жандармским сопровождением. И ещё кто-то в пятнистой куртке идёт.

Сигизмунд Доминикович опустил стекло и приветливо улыбнулся пятнистому:

– Вас послали меня встретить, юноша?

– Не юноша, а поручик лейб-гвардии Егерского полка! – прозвучала суровая и холодная отповедь.

– Ах да, извините, – спохватился Сигизмунд Доминикович, прекрасно понимающий, что в столь юном возрасте трепетно относятся к званиям, регалиям и прочим знакам отличия. – Я поставщик Двора Его Императорского Величества Кржижановский Сигизмунд Доминикович. К вашим услугам.

Юный гвардейский офицер понял невысказанный вопрос и ответил:

– Это не важно.

Почтенный мастер удивился и повторил:

– Этто Неважно? Вы финн, сударь?

– Имеете предубеждение против малых народностей империи, господин Кржижановский?

– Наоборот, очень к ним расположен, – смутился Сигизмунд Доминикович.

Хотя его удивление было понятно – после событий семнадцатого года Великое княжество Финляндское прекратило своё существование, став частями Кольской и Карельской губерний, и финны получили статус неблагонадёжных. Им запретили служить в армии и занимать государственные должности и крайне неохотно принимали на промышленные предприятия, за исключением деревообрабатывающих. И вообще старались использовать их только в сельском хозяйстве. К слову сказать, сами финны этих запретов и ограничений не заметили, продолжая вести привычный образ жизни на лесных хуторах, а пострадали многочисленные шведы бывшего Великого княжества.

– А если наоборот, то прошу пересесть в нашу машину, – поручик указал рукой на полицейский автомобиль, возле которого недобро поглядывали по сторонам два шкафообразных жандарма.

– За что? – побледнел Сигизмунд Доминикович. – Я еду по важному государственному делу. Меня вызвала её императорское величество Татьяна Николаевна.

– Слово и дело государево! – рявкнул лейб-егерь.

Господин Кржижановский побледнел ещё больше и едва не упал в обморок. Наверное, генетическая память дала о себе знать. Он мелко-мелко закивал, безуспешно стараясь не стучать зубами:

– Тогда, конечно… тогда да… тогда я завсегда…

– Да вы не пугайтесь, это не арест, – лейб-гвардии поручик достал из внутреннего кармана куртки толстый конверт, запечатанный сразу пятью сургучными печатями. – Вскроете в Оренбурге.

– Постойте, но зачем мне в Оренбург? Я должен построить парадный мундир для его императорского высочества великого князя Василия Иосифовича! Не нужно мне в Оренбург!

Лейб-егерь покачал головой и крикнул жандармам:

– Господа, кажется, здесь нужен переводчик с русского языка на… Вы какой лучше всего понимаете, Сигизмунд Доминикович?

– Постойте! – воскликнул господин Кржижановский при виде плотоядно ухмыляющихся жандармов. – Что же вы сразу не сказали, что это дело особой государственной важности?

– Я сказал.

– Простите, не расслышал от волнения и большого почтения к государю-императору. Ведь это он даёт мне поручение?

– Во многих знаниях многие печали, господин Кржижановский. Но прежде чем приступите к его исполнению, распишитесь здесь, вот здесь и ещё тут.

– Что это?

– Подписка о неразглашении, разумеется. Надеюсь, вы догадываетесь о карах за излишне длинный язык?

Почтенный мастер грустно кивнул и вышел из своего авто, осторожно прикрыв дверку. Было желание громко хлопнуть, но инстинкт самосохранения не позволил это сделать. Вытер потные ладони, подписал разложенные на широком хромированном крыле бумаги и осмелился спросить:

– Могу ли я взять с собой образцы, господин поручик?

– Не нужно, с материалами определитесь на месте. И вообще все ответы на ваши вопросы есть в переданном вам конверте.

Ни о чём другом больше Сигизмунд Доминикович спрашивать не стал. Там молча и просидел до самого Пулкова, стиснутый с боков шкафообразными жандармами.

А сидевший за рулём юный гвардейский егерь всю дорогу насвистывал что-то весёлое. Наверное, он не знал, что свист – очень плохая примета. К отсутствию денег? Или это к отсутствию денег у одного отдельно взятого Сигизмунда Доминиковича Кржижановского? Пся крев, проклятый финн… Финны, они все колдуны, это ещё Пушкин писал с молчаливого одобрения графа Бенкендорфа.

Жандарм проводил взглядом исчезающий в утренней дымке грузовой дирижабль, унёсший в небеса почтенного мастера господина Кржижановского, и усмехнулся:

– Жестокий ты человек, Вася.

Он из тех, кто опекал Красного с самого детства, и обращался попросту. Василий же, наоборот, на «вы» и с появившимся ещё в младенчестве уважением.

– Ошибаетесь, Евгений Максимович, никакой жестокости здесь нет. Наоборот, даю человеку шанс проявить себя во всей красе в экстремальных условиях.