Красный Жук - Сурмин Евгений Викторович - Страница 55

– Мэй! Отставить!

Девушка извернулась с кошачьей грацией и уставилась теперь на Тора. С губ уже готова была сорваться колкая реплика, но красотка в последний момент смогла удержаться.

Впрочем, оказалось, что ей совершенно не обязательно открывать рот, чтобы оставить за собой последнее слово. Вильнув бёдрами, Мэй одним движением уселась на высокий верстак лицом к курсантам и, прекрасно осознавая, какое впечатление она производит на молодых парней, закинула ногу на ногу. А потом, насладившись наступившей тишиной и всеобщим вниманием, неожиданно рассмеялась и показала Тору язык.

– Ох, дочка, пороть тебя некому. Взять бы пруток ивовый да по голой жопе-то пройтись вдумчиво – вмиг бы вся дурь из головы выскочила. Здеся-то как раз справных воинов выучивают, чтоб, значицо, с ружом-то не расставались. Их похвалить надыть, а тебе всё хиханьки. Ох, придётся мне, старому, до Командира дойти.

По мере того, как седой техник, годившийся курсантам скорее в деды, чем в отцы, произносил свою речь, выражение лица девушки стремительно менялось. А после упоминания Командира внезапно оказалось, что на столе сидит не кошка, гуляющая сама по себе, а маленький котёнок с печальными глазами.

– Дядька Игнат, так я же испугалась. Я ж только хотела «здрасте» сказать, а этот, – рука девушки безапелляционно выстрелила в сторону Кондрата, – уже ручищу тянет. Прямо к горлу. – Девушка на миг замерла, оценивая, какое впечатление её слова произвели на присутствующих, и прежде всего на техника Игната. – А потом они в меня из винтовок, прям в упор. А вдруг у кого палец бы дрогнул? Вот и испугалась: вдруг выстрелят, умру же ни за грош. А мне же страшно, я одна, а их вон сколько…

– Всё, всё, затараторила, егоза. Слазь давай, хоть и не стол, а неча, прости господи, а то ведь и сам поперёк лавки-то разложу, не помогут тебе твои…

– Игнат, ты хоть не балабонь. Отделение, смирно! За проявленную бдительность выражаю благодарность!

– Служу Советскому Союзу! – как один грянули довольные курсанты.

– А! Орлы! Запомните, товарищи бойцы, враг коварен и хитёр, он может принять любое обличье! Задача любого коммуниста и комсомольца, а в особенности красноармейца, защитника Родины – руководствуясь мудрыми заветами партии и товарища Сталина, отстаивать завоевания Великой Октябрьской революции до последней капли крови, отдать жизнь за страну Советов! Бдительность и ещё раз бдительность!

– Кхм… – Доктор достаточно громко перебил патетическую речь Тора, переключая внимание всех присутствующих на себя. – Нужно признать, Мэй всё-таки не враг, да и, насколько я помню, Командир всегда говорит, что за Родину нужно не свою кровь проливать, а врагам кишки выпускать. Я прав, Тор?

– Оно, конечно, так, Карл Густович, кишки-то кому другому намного сподручней, чем себе. – Инструктор строго посмотрел на курсантов. – Но если нужно, если того требует обстановка, любой из нас за светлые идеалы коммунизма, за товарища Сталина, за наше Советское государство отдаст жизнь, не задумываясь. Вот о чём я, товарищ доктор. Правильно я говорю? – Тор опять обратился к так и стоящим плотной группой, но по стойке смирно, парням. – Мэй для них – человек незнакомый, одетый весьма… хм… странно, вот они винтовки-то и похватали. Как по уставу положено. Верно, бойцы?

– Так точно!

– Вот и я говорю, пару раз всыпать бы по мягкому месту, для вразумления, – влез со своим виденьем ситуации пожилой техник Игнат.

– Так давайте знакомиться. Это Лин Мэй, – достаточно бесцеремонно перебил Игната доктор Эмих.

В отличие от Игната, который считал Мэй обычной сопливой девчонкой, и даже Тора, знающего, что девочка – тренированный рукопашник и стрелок, Карл Густович по долгу службы, так сказать, был вовлечён в судьбу молодой китаянки намного больше, чем хотелось бы ему самому.

По его глубокому убеждению, изящная девушка с большими тёмно-зелёными глазами и иссиня-чёрными, по плечи стриженными волосами была одним из самых опасных существ на территории базы. И дело было даже не в том, что, имея кукольную внешность, Лин Мэй вот уже почти год с фанатичным упорством изучала некоторые очень специфические дисциплины, а в том, что у неё практически отсутствовали социальные якоря, а представление о добре и зле было ещё более специфическим.

А учитывая, что слова о специфических навыках и отсутствии якорей в полной мере относились и к Юи Минчжу…

Двух испуганных до колик пятнадцатилетних китаянок Командир привёз после одной из своих бесчисленных командировок, где-то девять месяцев назад. Привёз и очень нервно реагировал на все вопросы об обстоятельствах столь неожиданного приобретения.

Пару месяцев китаянки, кроме занятий по рукопашному бою и стрельбе, знать ничего не желали и с таким упоением учились убивать, что у Командира закрались сомнения в их душевном здоровье. Но с приездом Александры Сергеевны, которая с фанатичным рвением взялась наводить порядок во всём, что касалось питания, ситуация стала постепенно выправляться.

Некрасова уговорила Командира оформить девочек работниками на кухню, чтобы у них появилось занятие, кроме тренировок, да и вообще стала заботиться о них, как о родных дочках, не делая различия между Юи, Мэй и Анечкой.

Инстинктивно почувствовав, что повариха искренна в своих чувствах, китаянки постепенно оттаивали и сами начали относиться к Александре Сергеевне как ко второй маме, а к Ане как к сестре. Окончательно лёд был растоплен, когда Командир, неизвестно как проведав, устроил для Некрасовой и её «дочек» праздник драконьих лодок – один из самых любимых китайцами праздников.

Днём женский коллектив катался по речке на ярко раскрашенных лодках, а на ужин Александра Сергеевна подала к столу сделанное на русский манер праздничное китайское кушанье цзунцзы – клейкий азиатский рис со свининой, завёрнутый в капустный лист и сваренный на пару.

Сначала всхлипнула Мэй, Юи её поддержала, и плотину прорвало – девушки разрыдались. А потом, постоянно сбиваясь на английские и китайские слова, девочки рассказали свою историю.

Из путаного рассказа выходило, что где-то в западной Польше несколько нехороших людей собрались обсудить свои нехорошие дела, никак не идущие на пользу молодому Советскому государству. Командир погрозил им пальчиком, вследствие чего нехорошие люди скоропостижно скончались на месте. А две девочки-рабыни, привезённые в качестве подарка хозяину поместья, перешли в разряд свидетелей. Оставить их там Командир не имел права, погрозить пальчиком не поднялась рука.

Неизвестно, чего ему это стоило, но Командир на свой страх и риск привёз их сначала в Союз, а потом и на базу. По косвенным признакам Карл Густович предполагал, что по этому поводу Командир имел неприятный разговор в НКВД. С кем он разговаривал и какие слова нашёл, неизвестно, но девочки остались.

И, как уже было сказано выше, на удивление целеустремленно взялись осваивать рукопашный бой, стрельбу, вождение и другие «школьные» дисциплины, которыми их нагрузили, просто чтобы было меньше свободного времени. Успехи были столь очевидны, что программу обучения девушек изменили. Если раньше они занимались по программе прикрытия – «Медведи», то на данный момент они проходят полный курс – «Оборотни». Добавились языки, актёрское мастерство, радиодело и многое другое.

Полностью личные дела китаянок видел, наверное, только Командир. Частично, в пределах своей компетенции, Пласт, капитан Октябрьский, меньше десятка инструкторов, ведущих спецдисциплины, и он, доктор.

«Устранение высокопоставленных чиновников вероятного противника на азиатско-тихоокеанском театре военных действий» – всплыли сухие строчки специализации китаянок. Спецдисциплины – малогабаритное колющее оружие, яды, акупунктурный массаж.

Спасти их, с огромным риском вывезти из оккупированной Германией Польши, наплевав на все приказы и инструкции, а потом начать лепить из практически детей оружие для будущей войны – это было далеко за гранью понимания Карла Густовича. А ведь он и раньше не был идеалистом, наоборот, считал себя нигилистом и циником. Но по сравнению с Командиром они все тут детишки из церковного хора.