Авиатор: назад в СССР 2 - Дорин Михаил - Страница 5

– Яму под туалет. Только сначала сам туалет пускай сделает, а потом яму копает. Да поглубже. Свободны, товарищи.

Как только кабинет освободили, пришла моя очередь. Внутри стоял отчётливый запах перегара. Что же он пил, этот Гудкин? От такого и в ящик сыграть недолго.

– Родин, не закрывай дверь. Амбре надо выветрить. Так, а чего пришёл?

– Вызывали меня, не так ли?

– Ах, да! Замполит полка мне всю плешь проел. От Борщёва ему, видите ли, команда пришла, что надо тебя ему срочно в рабство отдать. Времени у тебя… час.

– Товарищ подполковник, в полётах я участвую, а как же это…– попробовал я отбиться от подобного мероприятия.

– Не нуди. Если хочешь что-то сказать, то лучше помолчи. Без тебя тошно. Форма одежды парадная и вперёд. Потом можешь в увольнении до вечера остаться, но в двадцать один ноль-ноль в казарме как штык стоять должен! – сказал Ребров.

– Есть, разрешите идти? – спросил я.

– Дверку прикрой плотнее и останься на минутку.

Ребров, пока я закрывал дверь, достал пачку «Союз-Аполлон» и закурил.

– Вот, решил попробовать. Новые, недавно появились. Короче, Родин, ты нормальный парень и можешь летчиком отличным стать. Не встревай в такие стычки, как у тебя была со Шваброй… блин, с лейтенантом Швабриным. Понял?

– Так точно, товарищ подполковник. Он меня по этому поводу вызывает? – спросил я. Главное, чтоб теперь Нестерова не подставить, что он нам всё рассказал о семейном подряде Борщёва.

– Вот там у него и спросишь. Аккуратнее будь…– начал говорить Ребров, но его оборвал звонок телефона. – Да. Я, товарищ полковник. Проинструктирован и отправлен к вам. Понял, есть!

– Это уже меня ждут? – спросил я, когда Ребров положил трубку.

– Новая вводная – бежишь в актовый зал.

Торопился я, как будто меня ужалили в одно место. Ещё раз проверил целостность парадной формы, поскольку не всегда можно найти её в шкафу в полном комплекте. Как обычно, перед выходом в увольнение, у кого-то что-то да отсутствует. Курсовка оторвалась, шеврон криво пришит, петлицы вверх ногами, точнее, эмблемой и так далее. Можно и вовсе не найти форму на месте, поскольку кто-то её взял в наряд по штабу. На летной практике, конечно, таких нарядов нет, но на центральной базе училища такие проблемы с пропажей всего комплекта возникали.

Всё же, в назначенное время я успел. Большое помещение актового зала оказалось пустым. Что за розыгрыш?

– Так, сейчас мы с вами… а вот и курсант Родин, – прозвучал голос Борщёва за моей спиной.

Я вытянулся в струнку, но полковник жестом указал мне расслабиться. С ним в зал вошли двое мужчин и девушка, явно переборщившая с подготовкой к выходу на улицу сегодня. Помада была ярко-красной и не сочеталась с загорелой кожей. Однако, Борщёв всячески оказывал ей внимание, мягко держа её за руку.

– Располагайтесь, а вы, Родин, на минуту, – подозвал он меня к себе, и мы вышли за дверь.

– Товарищ полковник…

– Тихо. Я тебя предупреждаю, никаких лишних фраз и рассказов про спасение генерала, иначе я не закрою глаза на пререкания с лейтенантом Швабриным, понял? – прошипел он на меня.

– Понял… а что я должен…

– Расскажешь, как тебя хорошо подготовили отцы-командиры, про преподавателей и командование училища не забудь. Запоминаешь? – продолжил Борщёв, но пока осознания не было, зачем меня сюда позвали. Непохожи эти гражданские на комиссию или прокуратуру. На КГБ тоже. Чекисты бы давно меня уже допросили бы. В этот момент дверь открылась и в коридор выглянула девушка.

– Товарищ военный, интервью уже надо записывать.

Глава 3

Задача, поставленная мне Борщёвым, была выполнена. Я во всех красках рассказал, как мы с генералом Крутовым приземлили самолёт в поле.

Замполит – тот ещё хитрец, ничего не сказал мне про выводы комиссии по расследованию. А они, оказывается, есть! Вот журналистка про них знает, а я нет.

– Комиссия предварительно определила причину – попадание птицы в воздухозаборник, в результате чего выключился двигатель. Как ты смог помочь командиру экипажа? – спросила она, протягивая мне микрофон.

– Я… действовал согласно Инструкции лётчику. Так меня учили инструктор и командиры, – ответил я, но взглянув на замполита, решил и ему спеть дифирамбы. – Очень в этом помогли наставления нашего многоуважаемого полковника Борщова, который с самых первых дней прививал нам усидчивость в учебе и службе.

Замполит немного зарделся, но отметил мой прогиб утвердительным кивком головы, мол, все именно так и было.

– Чувствовал ли ты в себе силы справиться с этой задачей? – спросила она.

– Конечно… отцы-командиры и весь постоянный состав училища хорошо меня подготовили. Да и как можно подвести командира, который доверяет тебе в полёте.

– А как тебе удалось, потом вытащить на себе генерала Крутова? Во время посадки он получил травму и надолго отключился, – спросила журналистка, продолжая держать передо мной микрофон, подсоединённый к небольшому чемоданчику с катушками магнитной ленты и надписью «Репортёр-3».

– Это… это всё заслуга преподавателей, которые привили нам любовь к занятиям по физической подготовке. Как же я мог оставить там командира? Мы своих не бросаем.

– Очень хорошие слова – «Своих не бросаем!». Это твой девиз по жизни?

– Это генетический код нашего народа. Народа-победителя.

Интервью вышло так себе. Всё время приходилось упоминать преподавателей, командование и инструкторов. Надеюсь, Борщёв доволен, какую я сделал им рекламу.

Увольнение решил провести со своей Женечкой на берегу ласкового и тёплого моря. Сейчас самый разгар сезона. Отдыхающих много, пиво и напитки текут рекой, девушки манят своими аппетитными формами…

– Куда смотришь, Сергей? – толкнула меня в бок Женя, когда я засмотрелся на одну прелестную тётю с четвёртым размером. Купальник ей явно маловат!

– Я… мороженое хотел тебе купить, вот и выбираю – где.

– Ага, рассказывай! Может, на наше место пойдём? – спросила Женя, намекая на ту самую тихую полянку.

– У меня сегодня что, хороший день? – спросил я.

– Это зависит от того, как ты себя будешь вести.

Намёк был мною понят правильно, и мы прибавили шагу. Давно нам не получалось уединиться.

И вот теперь она опять рядом со мной. Теплый ветер и шум ласкового моря. Оно, кажется, всегда будет таким. Даже через сорок лет, когда я впервые приехал сюда. Но сейчас мои мысли лишь о ней. О прекрасном и нежном создании, что ласкает моё тело, осыпая его своими поцелуями.

Волна желания и восторга, любви и страсти накрывает буквально с головой, когда ты чувствуешь её и наслаждаешься каждым стоном и вздохом.

Ей не нужно угадывать, как доставить мне удовольствие. От одного прикосновения к телу моей любимой внутри меня всё бурлит и возбуждается.

Мои прикосновения доставляют Жене не меньшее удовольствие, а возможно, и большее. Каждый поцелуй тела, груди, живота и ног отзывается в самом потаённом месте, и там я чувствую, что она содрогается в сладкой истоме.

Когда все случилось, слов уже не найти. Я ощущаю, что она не может говорить, а только стонет от наслаждения. А я не могу издать хоть какой-нибудь членораздельный звук. Шум моря теперь где-то там позади.

– Ооо, как же я люблю тебя, – говорит Женя, когда мы приходим в себя.

– Ага, – сказал я, ощущая, как во рту сильно пересохло.

– И это всё? – медленным и уставшим голосом проговорила она. – Я вот буквально… заново родилась, а ты?

– Ага, – снова ответил я, ощущая полный упадок сил. Даже не знаю, хватит ли меня на повторный.

Над морем пронеслась четвёрка МиГ-17. Ровным строем в правом пеленге. Чуть больше чем через год нам предстоит изучать эту машину, а позже и освоить её. Лучшее, что могло быть сейчас со мной – любовь и самолёты.

– Так! О чём ты сейчас думаешь, Сережа? – спросила Женя, нежно опустив руку вдоль моего тела и остановившись у того самого места.

– Думаю, что именно так я представлял себе службу в Военно-воздушных силах.