Ты родишь мне после развода (СИ) - Устинова Мария - Страница 11

Яров приходит на кухню, из одежды на нем только штаны и широкая повязка на груди. От смущения я смотрю в другую сторону, и ставлю чайник.

Умывшись, он проверяет телефон.

– Одиннадцать, – вздыхает он. – День мы здесь. Вечером поедем в город.

Мы пьем кофе, я изнываю от беспокойства за сестру.

– Можно позвонить сестре?

Он молча пододвигает телефон. Я набираю номер, ерзаю несколько гудков, пока она не снимает трубку:

– Карина, это ты? Как ты, с тобой все в порядке?

– А с тобой? – волнуюсь я.

– Да… Мы у друзей. А ты где, твой муж звонил, искал тебя…

– Не говори с ним, – прошу я. – Во-первых, с Вадимом говорить бесполезно. Во-вторых, я не хочу, чтобы он знал, где я. И где ты, тоже не говорили.

– А где ты? – в голосе появляется любопытство. – Вернее, с кем? С ним, да? С парнем на «ягуаре»?

В голосе появляется жгучее любопытство. Ей до одури интересно, не любовник ли он мне, раз я не хочу ставить мужа в известность.

– Да, – отвечаю я. – Он обещал разобраться и помочь.

– Ну ты рисковая, – восхищенно выдыхает сестра.

У меня нет времени объяснять.

– Свяжемся завтра в то же время, – я возвращаю трубку Ярову.

Он улыбается и жмурится, как кот. Реплики сестры он не слышал, но вполне может о них догадаться по моим ответам. Его забавляет, в каком ключе мы его обсуждали. Я чувствую смущение и неловкость за излишне романтичную сестру.

– Она права, – говорит он. – Природа, опасность, мужчина и женщина наедине…

Я вскакиваю из-за стола, смущенная флиртом.

– Где-то рядом река, – говорю я. – Можно сходить?

– Пожалуйста, – он делает разрешающий жест ладонью, словно все вокруг к моим услугам. – Только прежде, чем убегать, помни. Ты помогаешь мне – я тебе. А если они тебя найдут, то сделок не предложат.

– Да уж помню, – вздыхаю я, перед глазами встала картина, как меня волокут и насильно сажают во внедорожник.

Это полностью лишает побег смысла.

Тем не менее, под предлогом заняться машиной, Яров выходит на крыльцо вслед за мной. Я неторопливо спускаюсь к реке. Утром еще прохладно, на траву выпала роса. Приятно пахнет хвоей. Ближе к реке начинается лиственный лес. Отсюда я уже слышу журчание и спускаюсь под уклон.

Наконец, деревья расступаются, и я вижу реку. Спокойную, не особо широкую. Зато нет следов пикников и мусора – до города далеко, плюс, возможно, это частная территория. В речке, уверена, есть рыба, а в лесу можно поискать грибы.

Я оглядываюсь, глубоко вдыхая свежий воздух. Тиной почти не пахнет, вода не цветет – течение не дает застояться.

Начинает щемить сердце от покоя вокруг. Природа напоминает жизнь в селе с бабушкой. Нахожу неподалеку поваленное дерево и сажусь, поджав ногу. Раньше я любила посидеть летом на природе, поглазеть на речку или поле. Как бы не измотали тревоги, а это всегда помогало. Ветер так умиротворенно шелестит листвой, что невзгоды уходят на второй план. Есть в природе что-то, что заставляет чувствовать вечность.

Я всегда мечтала о семье. Еще бабушка прожужжала этим уши: семья самое важное, найдешь хорошего мужа, родишь деток и проживешь жизнь счастливо, как у Христа за пазухой.

Прости, бабушка.

Деток не родила. Мужа нашла плохого.

В нем не было ничего из тех качеств, что хвалила бабушка. Ни крепкой хватки, ни умения, ни мужской смелости. Не смогла я этого разглядеть.

Или мы со временем устали друг от друга.

Его сломили неудачи, мне тоже досталось. Отдалились друг от друга. Как бы я хотела сейчас с ней увидеться и поговорить на женские темы. Больше никогда этого не будет…

Мама жива, я могу пойти к ней, хотя с ней и не сложилось близких отношений, только не пойду ведь. Мы почти чужие. И я могу навести на нее бандитов. Какими бы между нами ни были отношения, так я поступить не могу. У нее уже новая малышка – новая дочка. Судя по соцсетям, зацелованная и любимая. А не я – ошибка молодости.

По-настоящему близки мы были с бабушкой. Она заменила мне маму. Вспоминать наши посиделки с ней, или совместное выковыривание косточек из вишен на варенье, прогулки в лесу и сбор грибов – приятно, и вместе с тем грустно тем, что больше никогда не повторится. И пусть многое впереди другого. Но этого уже не будет…

Раздается шорох, я оглядываюсь. Яров стоит позади, так же – полуголый. Скорее всего, не хочет марать на природе последний нормальный комплект одежды и ходит, как дикарь.

– Я решил, ты сбежала. Тебя долго не было.

– Нет, просто на речку решила посмотреть. Люблю природу.

– Можно?

Яров присаживается рядом, тоже смотрит на гладь воды.

– Никогда не понимал, что люди в этом находят. Я целиком городской житель.

– А я в детстве в селе жила, – зачем-то говорю я, пощипывая высокую травинку. – Это бабушка меня приучила. После того, как грибы или ягоды соберем, всегда так сидели, отдыхали. Просто молчали и смотрели на речку или лес…

– Скучаешь по бабушке? – неожиданно серьезно спрашивает он.

Печаль утраты трудно скрыть. Но я уже не маленькая и мы почти незнакомы для таких разговоров. Я закрываюсь. Яров понимает, что я не настроена продолжать и поднимается.

– В чаще растет земляника, – на прощание говорит. – Только не заходи далеко. Если что, кричи.

– Кричать – если волк появится?

– Если заблудишься. И если медведя встретишь, тоже кричи.

– И чем ты мне поможешь от медведя? – интересуюсь я, вспомнив слова, что он полностью «городской».

– Пожалуй, ты удивишься, – усмехается он.

Вряд ли я встречу медведя, но и чистым бахвальством слова Ярова не могу назвать. В нем есть странная уверенность в себе. Я бреду в указанном направлении, глядя под ноги, и скоро натыкаюсь на заросли земляники. Почти все ягоды зеленые, но попадаются несколько красных. Я проверяю каждый кустик, собирая спелые ягоды в ладонь. Затем возвращаюсь к дому, мою свою «добычу» и неторопливо ем их, сидя на крыльце. Земляника сладкая и пахнет лесом. Я глазею, как Яров копается под капотом «ягуара». Мускулистая спина блестят на солнце от пота. И что я, спрашивается, на него пялюсь? Он оборачивается, ловит мой взгляд. Лицо серьезное, глаза, как у волка, внимательные и пронзительные. Я смущаюсь и краснею, щеки становятся пунцовыми, как ягода, которую я держу у губ.

– С маслом порядок, – зачем-то сообщает он, захлопывает капот и вытирает руки полотенцем.

Я догадываюсь, что он полез в машину по той же причине, по какой я собирала ягоды – от скуки.

До вечера мы остаемся в доме. Около шести он начинает тщательно одеваться и приводить свой дикарский вид в порядок.

– Мы возвращаемся?

– Да. Зайдем в одно место. В один закрытый клуб. Может быть, кого-то там узнаешь.

Закрытый клуб?

– Мне нечего надеть. Я же не могу пойти в этом.

Он окидывает взглядом мой наряд: грязная футболка, джинсы.

– У меня нет женской одежды.

Ну, хотя бы барышень он сюда не приводил на постоянной основе.

– Заедем куда-нибудь в городе, – бросает он.

Яров гасит свет, перекрывает газ. Я выхожу на крыльцо. Есть возможность сбежать, но глупо это делать, раз уж мы едем в город. Там таких возможностей будет больше. К тому же, я уже не так уверена, что должна сбежать. Мы вроде как договорились. Если Яров решит эту проблему – я ему помогу и потом вернусь домой.

Он выходит на крыльцо вслед за мной сразу же.

Прогревает «ягуар», пока я дышу свежим воздухом. Хорошо, к реке успела сходить.

– Мы сюда еще вернемся?

– Возможно.

Я сажусь в машину, после жизни на природе контраст разительный. Это снова напоминает мне, что мы с Яровым из разных миров и даже страшно представить, насколько. Он садится за руль, и машина плавно поворачивает к дороге. Дом, который стал нам приютом, остается позади в темноте.

Скоро мы въезжаем в пригород. При виде огней на обочине, многоэтажек со светящимися окнами и редких магазинов мне становится радостно. Подумать только, всего сутки за городом, и я уже готова целовать родной асфальт.