Жажда мести - Мирнев Владимир - Страница 58

– А вино у вас есть? – спросила Чередойло.

– Нет, но купим.

– Ой, у меня такое вино дома, поехали, привезем. Возьмем таксомотор, смотаем по-быстрому, – предложила она. Он согласился. И вскоре пожалел об этом. Чередойло с пылающим лицом, с той расслабленной манерою, когда женщина на что-то решается, медленно спускалась по лестнице на улицу. В такси она начала шепотом рассказывать, как она думала о Волгине и что по прошествии времени все равно, как и раньше, с большой радостью стирала бы его носки.

«Баба совсем отъехала без мужика», – подумал Волгин, обнаруживая, что она сидит слишком близко к нему, а ее колени касаются его, ее изящная рука покоится на его колене. Он отодвинулся.

– У тебя большая дочь? – спросил Волгин как бы между прочим. – Сама сидит дома?

– Меня жизнь выручает, дочь уже почти взрослая, мама дома.

Проехав длинный ряд улиц, такси остановилось, и они вошли в пятиэтажный панельный дом. В ее квартире пахло чистотой и уютом. Волгин ожидал, что сейчас навстречу выйдет ее «почти взрослая» дочь, но в квартире никого не было.

– Где ж твоя дочурка? – наигранно весело спросил он, оглядывая ее небольшую однокомнатную квартирку.

– А я забыла тебе сказать, они с бабушкой уехали в деревню, сейчас же в школе каникулы, – отвечала она. – Давай чаю попьем.

– Валерия, лучше давай возьмем вино и – айда, а то скоро гости съедутся, а нас не будет. Некрасиво. Я иногда думаю, как жизнь пролетает быстро. Я тебя познакомлю с моим приятелем Борисом. Да ты его видела, ко мне приходил в общежитие. – Он говорил и стоял у окна, не снимая плаща, замерев и боясь почему-то настороженной тишины, наступившей внезапно, мгновенно, словно занавес упал с неба и заслонил собой все. Волгин боязливо оглянулся. Она смотрела прямо ему в глаза. Губы ее, зовущие, крупные чувственные, были полураскрыты. От нее исходило напряжение страсти. Он испугался.

– Я хочу, чтобы ты у меня один раз в жизни выпил чая с медом, – проговорила она. – Мы старые знакомые. Не бойся, не укушу.

Он стащил с себя плащ, повесил в раздумчивости на вешалку и помыл руки, уселся за стол. Она воткнула вилку электрического самовара в сеть и присела напротив. И он увидел краем глаз, как качнулись ее тяжелые, словно две большие отяжелевшие птицы под податливой тканью, бедра. Ему стало неловко от своих наблюдений.

– Помнишь, мы встретились, я тогда еще подумала, что всю жизнь служила бы тебе одному, Володя. Ведь это такое счастье – служить мужчине, любить, ждать, – говорила она, глядя на него своими синими глазами. – Помнишь? Я ночами просыпалась, я думала о тебе. Но ты ходил стороной и к другой. Не думай, что я не могла бы найти мужика. Нет. Мне нужен такой, тонкий, умный, как ты.

– Валерия, ну, зачем бередить прошлое, не было у нас ничего, так, видимо, и должно быть. Мы расписались с Леной, и она меня любит, а я ее люблю.

– А ты заметил, что я красивая? – Она гладила его руку, нежно прикоснулась к ней губами.

С таинственным выражением на лице она вышла из комнаты и через минуту позвала. – Иди сюда, Володя!

Он, удивляясь причудам женщин, отправился на голос. В маленькой сверкающей зеркалами ванной стояла Валерия Чередойло – гладкая кожа ее блестела ослепительно, тяжелые бедра и налитые груди как у античной статуи поразили Волгина своей зрелой красотой. Она бросилась к нему на шею и зашептала о том, что ночами мечтала об этой встрече, и если он уйдет, то она себе не простит, и что жизнь для нее тогда будет кончена навсегда.

Волгин понимал сложность своего положения, стал оправдываться тем, что расписался недавно, что Лена беременна. Ничто не помогло. В конце концов он не устоял перед натиском красоты и женственности.

– Только вот что я хотел тебе сказать, Валерия, ты – женщина умная. На этом и кончим наши отношения. Мне не хочется терять Лену. Она – моя жена, столько лет ее люблю, – сказал он, когда они, прихватив две бутылки вина, отправились обратно в комнату.

– Знаешь, кто за мной ухлестывал, – заявила она. – Знаешь, кого я отшила. Суслова! А этот старик Брежнев – как на мои ноги зыркал! Все меня по руке гладил и говорил: «Заходи к нам, мы тебе работу найдем. Партии нужны такие кадры!».

VI

Борис в великолепном новом голландском костюме восседал во главе стола. Маня Рогова с интересом поглядывала на него. За столом все нахваливали пироги Чередойло, которая всем своим видом показывала, что способна и не на такое.

Лене приятно было чувствовать себя в роли хозяйки. Волгин приносил чайник с заваркой, самовар, всякие соленья, конфеты. В первые минуты все молчали, разглядывая друг друга. Лена изучала друзей своего мужа. Когда Волгин вернулся с Чередойло, она находилась уже дома, высвобождая сумки из-под продуктов. Лена протянула Чередойло руку и сказала:

– Я Лена. Я люблю пироги. – Но когда Чередойло стала прихорашиваться перед зеркалом в ванной, она внимательно, изучая, посмотрела на ее спину, и уже за столом добавила, что не ест пироги принципиально. Что она увидела на ее спине?

Бориса Лена посадила рядом с Чередойло и попросила его поухаживать за дамой. Борис принялся тут же рассказывать о своем необыкновенном ларьке по продаже водки и вина, что приносит ему за день доход, равный его бывшей зарплате. Он говорил и одновременно присматривался к Чередойло, взглядывал эдак словно мимо нее, словно вскользь, как то обычно делал, и как бы случайно приблизил свой стул к ее стулу. Он предлагал ей колбасу, сыр, маслины, семгу и икру. Как особое блюдо Леной на стол было подано большое блюдо с вареной картошкой.

Волгин видел, как Лена изучала Чередойло. Он испугался, вдруг она что-то почувствовала, но Лена приветливо улыбалась, говорила Чередойло милые слова.

Маней Роговой никто не интересовался. Лишь время от времени Волгин ностальгически спрашивал у нее, не получает ли она писем из Бугаевки.

– Вы, кстати, рыбку кушаете? – спрашивал галантный Борис у Чередойло и придвигался к ней с заблестевшими глазами все ближе. – Кстати, рыбка очень полезна для женского организма. Гормон, отвечающий за цвет лица, содержится именно в семге. Кстати, видели Табакова? Что вы скажете о Леонтьеве? Интересно он прыгает на сцене. Ведь не каждый леопард так прыгнет.

Когда за столом было достаточно выпито, Борис пригласил Чередойло подышать на балкон. Лена в этот момент включила музыку, раздались звуки ансамбля «АВВА». Он поставил ее у перил балкона, а сам остановился напротив и как бы случайно, согнув левое колено, коснулся ноги понравившейся ему женщины. Она никак не реагировала на столь очевидный недвусмысленный жест, и он оценил это как свою победу. Она не поднимала глаз, что распаляло Бориса еще больше. Он улавливал в воздухе запах победы и – смелел.

– Вы верите в любовь с первого взгляда? Посмотрите, кто я такой, я всегда боялся женщин, я млел при виде красивой женщины, какой являетесь вы! Честное слово! Клянусь! Могу стать на колени! – врал Горянский напропалую, используя свой принцип, сводившийся к тому, что чем безбожнее врешь, тем больше ложь напоминает правду. Словно конь на скаку, он неожиданно что-то вспомнил, извинился, метнулся в квартиру, налил два фужера вина – вот чего еще не хватало – и вернулся, предлагая выпить за самое святое чувство на земле – любовь!

– Не надо, – произнесла Чередойло, поглядывая сквозь тюлевые шторы в квартиру. Но Борис не унимался.

– Я любил одну женщину, – шептал он. – Она была единственная в моей жизни, и она мне изменила. И понял я, что любовный пламень моей нежной души предназначен не для грубых увлечений, а для редкой красоты. И я томился, искал вас. Я теперь понял, что искал вас. Я вас видел в общежитии у Волгина.

Он стал шептать, что если бы он встретил женщину, достойную его любви, он бы свое нежное и золотое сердце отдал бы ей навсегда.

– Я недостойна вашей любви, Борис.

– Вы верите в любовь с первого взгляда? Какие у вас руки! Какая белая кожа! Вы – царица Клеопатра! Любовь божественна! Она над законом жизни! Человек в любви, как говорит мой друг, становится Богом! Можно, я вас обниму, можно я вас поцелую и подхвачу восхитительной волною своих полных любви чувств? На меня нашло вдохновение при виде вас!