Жажда мести - Мирнев Владимир - Страница 15

II

В середине лета Волгин поехал домой. Для его измученной души это было спасением. Мать, чувствуя, что сыну необходимо уединение, старалась его не тревожить. Он просыпался поздно, много читал, и даже помогая матери и сестре по хозяйству, был рассеян и задумчив. Он не заметил, как пролетел июль, наступил август.

Однажды он с сестрой Надей копал картошку и увидел на соседнем огороде Маню Рогову. Она тоже копала картошку в это же время, что и они. На следующий день Маня опять пришла вместе с ними.

– Чего это она, как мы, так и она появляется в огороде? – спросил он, вытирая с лица пот.

– Ты погляди на ее платье, – сказала сестра, – вырядилась, точно в клуб, на танцы. Учиться бросила, жиру нарастила, замуж хочет.

– Ну, так пусть выходит.

– А за кого? Родители рады-радешеньки выдать ее, вон, гляди, говорят, телка нагуляла жира, детей рожать надо, хозяйство вести надо, а не за кого. Был Андрюха Таранькин, да ну ведь дурак-дураком.

– А ей хочется гулять с парнями? – спросил он, поглядывая на соседний огород.

– Она говорит, прям спать не могу, мучаюсь, сны плохие приходят… А ты с ней не пройдешься по деревне? – неожиданно спросила Надя.

– Это она тебя подговаривает? Вот дура! То-то я гляжу, мать на нее злится. Мать знает?

– Угу, – призналась сестра.

– Ты, Надя, скажи, что я не буду с ней гулять. Я любил…

– Ты любил? – глаза сестры вспыхнули любопытством. Она обожала красивые истории о роковой любви и надеялась, что брат ей сейчас все о себе выложит.

– Надюля, не надо об этом.

– О чем же тогда? Любовь – это же самое интересное, самое-самое.

– Надька, хватит. Об этом хватит. У меня болит рана еще…

Сестра замолчала, хотя ей ужасно хотелось побольше узнать о жизни своего красавца брата.

Волгин заметил, что во двор заходит Маня Рогова.

Она подошла к нему развязной походкой, покачивая пышными бедрами, нахально улыбаясь и глядя прямо ему в глаза.

– Здрасьте, – сказала она, поджав губы.

– Добрый день. Что пришла?

Он никогда раньше не замечал ее. Они ходили по одной дороге в школу, жили по соседству, но даже мысли в голове у Волгина не было, что перед ним не просто Маня Рогова, а девушка, на которую он посмотрит как на женщину. Он поймал себя на том, что любуется рыжей деревенской красавицей.

Выскочившая на крыльцо Надя, нарочито запыхавшись, позвала соседку в дом, и там они долго шушукались.

Часов в одиннадцать он пошел спать на сеновал, прихватив с собой роман «Белая береза», которым все зачитывались в то время. Слышно было, как жевала жвачку корова, во сне вскрикивали куры и как скреблась внизу мышь.

Волгин задремал, но вдруг проснулся от шороха совсем рядом. Он пошарил рукой по соломе, чтобы спугнуть мышь, и коснулся голого тела. Волгин отдернул руку, пошарил снова и снова коснулся голого тела. От испуга он даже вздрогнул:

– Кто?

– Я, – отвечал робкий женский голос, и чья-то влажная рука обняла его. Рядом лежала обнаженная соседка Маня.

– Слушай, ты с ума сошла?

– Разве тебе не говорила Надька, что ты мне очень нравишься?

– Слушай, иди-ка ты с Надькой куда подальше, уматывай отсюда.

– Ты меня только потрогай, Вова, поласкай, не понравлюсь, я сразу уйду.

– Я уеду скоро. Не надо, – сказал он, но она с нежностью коснулась его груди и прильнула к нему, и он не совладал со своим желанием.

Он ее проводил рано утром, взяв с нее обещание больше не приходить к нему на сеновал.

Но она пришла и на следующую ночь.

– Я не хотела приходить, – шептала она. – Какой ты красивый, умный, сильный. – Маня гладила его волосы.

– А ты в Москве была бы первой красавицей. Вон волосы у тебя какие необыкновенные.

– Так они у меня рыжие, Вова! – воскликнула она с обидой.

На следующую ночь она долго не появлялась, и он уж решил, что шалости на сеновале закончились. Но в час ночи скрипнула лестница, вот уже чья-то рука коснулась его живота. Желание сразу охватило его. Когда страсти поутихли, он что-то сказал, и она что-то ответила.

Голос показался ему незнакомым. Волгин присмотревшись, заметил, что волосы у женщины черные.

– Слушай, у тебя волосы черные? Покрасила? – Что-то кольнуло его в сердце, и он стал ощупывать девушку. Это была не Маня Рогова. – Ты не Маня?

– У нее жар, она прислала, меня, я – Раиса Костикова. А если по правде, Маня волосы стала красить в черный цвет, а они слиплись, не разлепляются.

III

В который раз ему приходилось прощаться с матерью и сестрой, садиться в плацкартный вагон. Сестра заглядывала Волгину в глаза, щебетала что-то, жаловалась, что будет без него тосковать в этой глуши. Пришла и Маня Рогова, тоже волновалась, на глазах были слезы. Он прошел в свое купе, бросил чемоданчик под полку, прилег, и, когда поезд, дергаясь вагонами, словно у него шалили нервы, набрал скорость, Волгин подумал, что теперь будет скучать о своих до следующей встречи.

IV

В Москве он вдруг почувствовал себя лучше, чем до отъезда. Все то же. Те же дома, те же улицы, та же дорога к университету. Но что-то его уже роднило с этим большим безалаберным городом, где можно оставаться незамеченным среди тысяч людей.

В университете ощущалось некоторое движение, свойственное только учебным заведениям, пустые холлы, аудитории, лекционные залы, снующие одиночные студенты, торопливость секретарш, брошенное вскользь слово; уже висели портреты видных государственных деятелей, уже вовсю блистали чистотой пахнущие туалеты.

Он заглянул на кафедру. Наклонившись над столом, водя аккуратно по белому излинованному графиком занятий листу ручкой, Козобкина вписывала в нужные графы уже составленное расписание. Она взглянула на него, не отпуская ручкой найденную графу, кивнули на его приветствие.

– Привет! – сказал он ласково и присел рядом. – Как дела? А ты хорошо выглядишь, загорелая.

– А что, я же на юге была, отдохнула от суеты учебной, покупалась, – отвечала она. – А что, жить можно? Морской бриз, фрукты.

– С Борисом отдыхала?

– С Борисом? Ты что, рехнулся, что ли? С этим придурком! Он же ничего не понимает в женщинах.

– То есть? – опешил Волгин. – В каком смысле?

– В прямом. Ни слова мне о нем больше. Ты меня пригласишь куда-нибудь? – неожиданно спросила она. – Пригласишь?

– Я не знаю, я буду искренен, Таня, после всего, что у вас было с Борисом, я не смогу с тобой встречаться.

– А что у нас с Борисом? – она в удивлении выкатила глаза. – Ты знаешь, что он сделал? Пригласил меня на свидание и еще одну кретинку. Двух женщин пригласил одновременно!

– И что вы делали?

– Мы кофе пили, чай, он вина даже не предложил! – воскликнула с гневом она. – Он такой жмот! Понимаешь, все – мелкий, жалкий, грубый человек!

Через полчаса Волгин появился в общежитии. Он был один из немногих студентов, которые приехали пораньше, соскучившись по учебе, ему было приятно бродить по пустым коридорам.

Вечером он от нечего делать позвонил Борису, который неожиданно оказался дома.

– Слушай, Володь, я сейчас, знаешь, убегаю, тут у меня встреча наметилась с одной девушкой. А недавно я одновременно двум назначил свидание, чтобы сравнить, какая лучше. Слушай, эта Оля – ноги, чтоб меня черт побрал! Фигура – умопомрачительная, а личико – картина Рафаэля! Танька Козобкина ей в подметки не годится. Пока я с ними обеими был, вышел на минутку, Танька на меня такое наговорила этой Оле, что я, мол, часто болею половой болезнью, чтобы отпугнуть от меня Олю, представляешь. А та ей дулю, так и поверила!

Волгин повесил трубку и прилег отдохнуть, потом пошел побродить по коридорам, находя в движении по пустому пространству какое-то успокоение. У окна стояла высокая девушка в брюках, на тонких каблучках. Лицо ее было задумчивым и немного грустным.

Проходя мимо, Волгин остановился.