Голубая Луна - Возвращение (ЛП) - Грин Саймон - Страница 46

- Я же говорил тебе, - ответил Дракон. - От людей у меня изжога.

- С сыновьями и отцами всё… по-другому, - сказал Хок. - Отцы определяют твою жизнь, нравится тебе это или нет. Ты либо хочешь быть таким же, как они, либо совсем на них не похож. И вы никогда не освободитесь от их влияния. Даже когда они мертвы. Может быть, особенно когда они мертвы, потому что вы не сможете показать, чего вы достигли в своей жизни, чтобы произвести на них впечатление или назло им.

- Призраки должны оставаться в прошлом, - твёрдо сказала Фишер. - Сосредоточься на настоящем. Нам нужно найти наших детей, прежде чем мы сможем вернуться в Лесной Замок. Я должна быть уверена, что они в безопасности.

- Джек, - сказал Хок. - Начнём с Джека. По крайней мере, мы знаем где он должен быть.

- Правда? - спросил Чаппи. - Вы никогда не говорили мне.

- Всегда казалось важным позволять нашим детям идти своим путём, - сказала Фишер - Пусть они сами строят свою жизнь, вне нашего влияния.

- Последнее, что мы слышали, наш мальчик, Джек, посвятил свою жизнь религии, - сказал Хок. Монах-созерцатель, живущий в уединении в монастыре. В Аббатстве Святого Августина.

- Монах? - удивился Чаппи. - Джек?

- Наш мальчик, - сказала Фишер, нахмурившись. - Ему, должно быть, уже за 70. Трудно представить, что наш сын выглядит старше нас.

- Монах-созерцатель - это почти отшельник, - сказал Хок. - Не этого я бы хотел для своего сына, но, без сомнения, он лучше всех знает свой собственный разум. И он вёл активную жизнь до того, как пришёл к религии.

- Активную жизнь? - сказала Фишер. - Он был Ходоком, гневом Божьим в мире людей, защищал невинных и карал виновных!

- Да? - сказал Чаппи. - Дерьмо…

- Убивал людей, которых нужно было убить, - сказал Хок. - Я не переживаю по этому поводу.

- Должно быть, так и было, - сказала Фишер. - Иначе он не оказался бы в монастыре в конце своей жизни.

- Я бы не стал его беспокоить, - сказал Хок, - но Принц Демонов угрожает нашим внукам. Джек имеет право знать.

- Когда Принц Демонов угрожал Мерси и Натаниэлю, он угрожал всем нам, - сказала Фишер. - Всей семье. Мы все в опасности. Конечно, Джек должен знать.

- Верно, - сказал Хок. - Все в Аббатстве могут быть в опасности! Только потому, что Джек там… Значит, начнём с Аббатства Святого Августина.

- Утром, - сказал Дракон. - Я не летаю в темноте. Вы, трое, спите. Я буду на страже. Я не хочу спать. Думаю, я спал более чем достаточно.

*

Ранним утром, когда солнце уже взошло и повсюду горел яркий свет, все они взобрались на дракона и снова отправились в путь, стараясь лететь высоко над Лесной Страной, чтобы никто не разглядел, что это дракон. Земля проносилась под огромными крыльями, и все цвета полей, лесов и пашен сливались в огромное радужное пятно. Хок быстро определил одну из главных рек, и они последовали за её изгибами и поворотами до самого Аббатства Святого Августина, расположенного в густых лесах, вдали от городов и деревень.

Дракон снова выбрал подходящую поляну в нескольких минутах ходьбы от Аббатства и приземлился там. Все слезли, и Хок достал из рюкзака старую, потрёпанную карту местности. Они с Фишер некоторое время изучали её. В целом они были уверены, что знают, где находятся, но сто лет жизни накладывают свой отпечаток на память. В конце концов Чаппи надоело, и он сказал, что может провести их прямо к Аббатству, потому что оно пахнет совершенно иначе, чем всё остальное.

После короткой прогулки по лесу они вышли на небрежно вырубленную поляну, достаточно большую, чтобы вместить монастырь. Аббатство Святого Августина представляло собой скопление грубых каменных зданий с шиферными крышами и решетчатыми окнами, за длинной каменной стеной с единственной входной дверью. Для дома Божьего это выглядело не слишком привлекательно. Чаппи демонстративно понюхал воздух.

- Я же говорил вам. Вот оно. Я чую запах вина, дыма, огорода и людей, которые почти никогда не моются. И посмотрите на эти здания! У меня были более эстетичные испражнения. Уродливое место. Для чего оно?

- Это место для людей, которые ищут уединения, чтобы подумать о великом и найти утешение, - сказала Фишер. - Место религиозного уединения для тех, кто вёл весьма активную жизнь… и теперь жалеет об этом. Поэтому они решили отвернуться от своей прежней жизни и провести последние годы в уединении, раскаиваясь. Вдали от всего, что могло бы искушать их вернуться к прежним привычкам и прежней жизни.

- Когда мы войдём туда, - сказал Хок, - позвольте мне говорить.

- Не могу сказать, что я стал хоть немного мудрее, - сказал Чаппи. - Собаки не смотрят вперёд или назад… Мы живём настоящим моментом. Есть и пить, прыгать и спать. Что ещё имеет значение, если разобраться?

- Дружба, - сказал Хок.

Чаппи прикоснулся своей огромной головой к бедру Хока. - Ладно, тут ты меня подловил.

- Что же такого сделал ваш сын, что заставило его принять решение провести последние годы своей жизни в таком месте? - спросил Дракон.

- Ну, - осторожно ответил Хок, - быть Ходоком, защитником невиновных и наказующим виновных, это накладывает свой отпечаток на человека. И чем лучше человек, тем больше нагрузка.

- Пожалуй, я отойду в лес, - сказал Дракон. - Религиозные фанатики меня нервируют. Или наоборот? Не помню… В любом случае, думаю, будет лучше, если я останусь вне поля зрения, среди деревьев на краю поляны. Не стоит никого тревожить.

- Отличная идея, - сказал Хок. - Если Принц Демонов действительно вернулся, у него вполне могут быть человеческие агенты, следящие за Джеком на случай, если мы окажемся здесь. Нет смысла сообщать этому поганому ублюдку, что мы снова в игре, без необходимости.

- Значит, пора маскироваться, - сказал Дракон. Он быстро отступил к деревьям и совсем исчез. Чаппи в изумлении покачал головой.

- Для большого тридцатифутового дракона, с большущими крыльями и хвостом, он действительно ужасно хорошо сливается с окружающей средой.

- Если бы больше представителей его вида научились прятаться, их было бы больше, - сказала Фишер.

Они втроём подошли к деревянной двери, вделанной в стену, окружавшую монастырь. Дверь оказалась цельным слэбом очень прочного дерева, удерживаемой на месте массивными латунными петлями, и была совершенно точно закрыта. Над дверью висела табличка: [Аббатство Святого Августина] - “Для тех, кто неспокоен духом. Уходите. Да, это о вас. Никто здесь не хочет с вами разговаривать. Тот, кого вы ищите, уже не тот человек”.

Хок внимательно изучил дверь и всё, что её окружало, ни к чему не прикасаясь.

- Я не вижу ни дверной ручки, ни дверного молотка, ни шнурка от звонка, - сказал он наконец.

- Неудивительно, - сказала Фишер. - Это то место, куда ты идёшь, когда не хочешь, чтобы тебя кто-нибудь беспокоил.

- Так что же нам делать? - спросил Чаппи. - Устроим гвалт, пока нас не впустят? Я могу это сделать. Я очень хорош в том, чтобы выставлять себя напоказ. Все так говорят.

- Не думаю, что в этом будет необходимость, сказал Хок. - Хотя спасибо за предложение. Они наверняка видели дракона, когда мы кружили над головой, чтобы убедиться, что прибыли в нужное место. И они наверняка видели, как мы приземлились в лесу, хотя могли бы просто спуститься прямо к ним во двор. Поэтому они должны понять, что мы демонстративно вежливы и цивилизованны.

- Хок, - сказал Чаппи, - почему ты говоришь всё это таким громким и пронзительным голосом?

- Чтобы тот, кто подслушивает по ту сторону двери, мог меня услышать, - сказал Хок. Громко.

Раздался звук отодвигаемых тяжёлых засовов, затем два массивных ключа повернулись в замках, а затем дверь медленно распахнулась внутрь. В образовавшейся проход шагнул очень крупный мужчина в потрёпанной коричневой монашеской одежде, преградив им путь. Лицо его было скрыто глубоким капюшоном. Из длинного коричневого рукава выглядывала крупная рука, на которой не хватало одного пальца и было множество шрамов. Рука медленно поднялась и откинула капюшон, открыв лицо, красное, как варёная ветчина, и примерно столь же привлекательное. Лысая голова, нависающие брови, большой нос-клюв и такие шрамы, которые можно получить только в серьёзных сражениях. У него был вид человека, повидавшего на своём веку не мало, но глаза были удивительно тёплыми, даже добрыми. Глаза человека, наконец-то обретшего мир с самим собой.