Мои эльфы. Бунтарь, недотрога и госпожа следователь (СИ) - Жнец Анна - Страница 41

— Ты слишком тяжелый эльф, дядя.

— Не называй меня дядей, — нахмурился Сандарин.

— Ты мне не по зубам.

— Я не понимаю, что ты хочешь сказать.

Хмурый, недовольный, он скрестил руки на груди — закрылся от меня.

—Ты всегда будешь мной манипулировать — вот что я имею в виду. Это в твоей крови. С тобой не будет легко, а я хочу, чтобы было. Хочу, чтобы было легко. Ты старше меня, ты маг, опытный интриган. Ты будешь пытаться продавить меня, подмять под себя, заставить плясать под твою дудку тем или иным способом. Ты уже это делаешь.

— Неправда. — На лице Сандарина заходили желваки. — Я буду любить, заботиться, оберегать.

— Душить своей любовью, как сейчас? Ты меня не слышишь. Прешь напролом. Подавляешь своим, — не в силах подобрать нужное слово, я обвела руками его рослую фигуру, нависающую надо мной. — Подавляешь, — я выставила между нами ладонь и легонько толкнула Гааля в грудь. — Мы еще не в отношениях, а ты уже знаешь, как мне якобы будет лучше. Уже навязываешь свою волю. И кстати, то, что ты пытаешься очернить соперников, зачем-то приплетая сюда неудачный брак их родителей, не делает тебе чести.

Сандарин молчал. Морщинка между его бровями становилась все глубже.

— Вместо нормальных извинений, вместо того, чтобы вернуть мне память…

Повисло напряженное молчание. До побелевших костяшек я сжимала пальцами край стола, на котором сидела. Взгляд Сандарина был как нож, вскрывающий консервную банку моего черепа. Он вытягивал из меня последние силы.

— Это значит «нет»? — сказал Гааль после долгой паузы.

Уставшая, я просто кивнула в ответ.

Тишину вспорол короткий саркастичный смешок.

Сандарин отвернулся и шепнул с ядовитой горечью в голосе:

— Подумать только. Сольфина ушла к моему другу, а ты к его сыновьям.

— Ты сам в этом виноват. По крайней мере, в моем случае. За ошибки приходится платить, — повторила я его собственную фразу, произнесенную в отношении Айнана. — Иногда — разбитым сердцем.

Галя опустил голову, стоя ко мне спиной.

— А ты жестока.

— Вся в тебя.

Мы помолчали еще какое-то время. Все мое естество стремилось к принцам, как корабль после шторма к родной гавани, как путник, изможденный долгим странствием, — домой. Я сказала Сандарину, что люблю братьев. Сказала просто так, желая его позлить, а лучше — избавиться от него, но сейчас с потрясающей ясностью поняла: не солгала. Интерес и желание незаметно переросли в нечто большее, серьезное и глубокое.

— Опять то же самое, — шепнул Гааль. Он сгорбился и словно окаменел.

Моя широкая женская душа до краев наполнилась состраданием. Захотелось как-то приободрить беднягу.

— Ты еще полюбишь. Тебе просто нравятся женщины определенного типа. Проблема в том, что в Йерне таких почти нет. Может, тебе стоит отправиться в путешествие на материк?

Спина Сандарина выпрямилась. Он резко обернулся. Горячий, решительный взгляд полоснул по моему лицу.

— Вот только не надо меня жалеть, ладно? Я не сдамся. Ты будешь моей. Рано или поздно я тебя получу.

Глава 30. Танго втроем

Утром Марамир проснулся от ощущения приятной тяжести. Теплое мягкое тело накрывало его сверху. В воздухе витал тонкий цветочный аромат — фрезия и жасмин. На лице легким ветерком оседало чужое дыхание.

Ее дыхание.

Марамир улыбнулся, не открывая глаз, и обнял лежащую на нем девушку. И тут же ее губы нежно коснулись щеки, заскользили вниз, к приподнятому уголку его губ, прошлись цепочкой поцелуев по линии челюсти.

— Скажи, что это не сон, — шепнул Марамир, делая объятия более крепкими и чувствуя, как мягкая девичья грудь вжимается в его крепкую мужскую. — Иначе я отказываюсь просыпаться.

Он честно, как и обещал, оставил глаза закрытыми. Сквозь сомкнутые веки Мар видел свет, струящийся в комнату сквозь расшторенное окно. Видел, как этот свет заслоняет тень чужой фигуры.

— Я пришла кое в чем признаться, — жаркое дыхание ласкало ухо. Бедро Варны упиралось ему между ног и давило прямо на воспрявшую мужскую гордость. Тело проснулось раньше хозяина. — Но сначала хочу извиниться. Может, тогда ты не будешь сердиться на меня слишком сильно.

— Почему я должен сердиться на тебя?

Длинные пряди волос щекотно проехались по лицу. Варна приподнялась над ним на локтях, а затем начала медленно спускаться вдоль его тела.

— Что ты делаешь? — шепнул Марамир, почувствовав ее губы у своей груди. — Что ты делаешь? — повторил он более хрипло, когда те заскользили к животу. — Варна, что ты делаешь? — Он резко привстал и наконец посмотрел на любимую: ее пальцы теребили завязки его легких ночных штанов, ее голова лежала у него на бедре, прямо напротив паха.

— Извиняюсь, — глядя на принца снизу вверх, Варна томно облизала губы. — Исполняю свое обещание. Помнишь, что я тебе обещала?

Марамир со стоном вдавил затылок в подушку. Его тело напряглось в ожидании удовольствия. Запретного, стыдного, желанного. Сейчас он познает ласку, о которой не смел мечтать.

Живот поджался. Соски набухли и затвердели. Их нежная, чувствительная кожа ныла, моля о прикосновениях. Но это и в сравнение не шло с пожаром в его штанах. Под взглядом Варны тонкий светлый лен приподнялся домиком.

— Не знаю, в чем ты провинилась, — шепнул Марамир пересохшими губами. — Но я прощаю тебе все.

Раздался нервный смешок.

— Не спеши прощать. — Пальцы любимой взялись за веревку на поясе. — Но я запомню твои слова. И напомню их тебе. Позже.

Руки Варны подцепили край штанов и неторопливо потянули ткань вниз, все больше и больше оголяя лобок. Спустя пару секунд из плена одежды освободился член. Набухший, переполненный желанием, он выскочил наружу и упруго шлепнул по животу, измарав его влагой из головки.

Варна наклонилась, и Марамир замер, перестав дышать. Ему казалось, что он спит и вот-вот проснется. Или что любимая передумает, отстранится, назовет все шуткой.

«Неужели это происходит? — не верил он. — Неужели вот сейчас, прямо сейчас?..»

Дразня, Варна подула на его член, и тот дернулся к ее губам. И тут же эти губы разомкнулись навстречу жаждущей плоти, раскрылись для Марамира бутоном розового цветка.

Забывая дышать, принц жадно наблюдал, как его член скользит меж ними, меж этими приоткрытыми губами, окунаясь во влагу и сладкий жар.

Зашипев, Марамир выгнулся на постели, с трудом удержавшись от желания подкинуть бедра вверх.

Варна делала для него то, о чем он с упоением читал в скабрезных романах. То, что представлял ночами под одеялом наедине с собой и своим тайным удовольствием. Ее губы скользили вверх и вниз по каменному стволу, иногда опускаясь до самого основания, до светлых кучерявых волосков на лобке. Нежные ладони мяли и перекатывали упругую мошонку.

Сердце таранило грудь. Оно колотилось так бешено, что от его безумного грохота становилось дурно. Горло пересохло от стонов. Пальцы онемели от того, с какой силой тянули за простыню. Марамир задыхался. Открывал рот и выпускал наружу долгий сдавленный хрип. Кудесница Варна творила с его телом что-то невообразимое. Играла на нем, как на чудесном инструменте.

Он душу готов был продать, чтобы она не останавливалась, чтобы и дальше касалась его языком, мокро посасывала головку, позволяла ему погружаться в глубину своего волшебного рта.

Но Варна отстранилась. Она села сбоку от Марамира, перекинула через плечо длинные волосы, чтобы не мешали, и вытерла запястьем губы, блестящие от слюны. Припухшие, покрасневшие от прилившей крови, всего секунду назад дарившие ему удовольствие. Губы, при взгляде на которые все мужское естество Марамира наливалось жаром.

Дрожа от страсти, принц смотрел на Варну и безмолвно, взглядом молил ее вернуться к своему занятию, опять стать хозяйкой его тела, единственной, полновластной его владелицей.

— Я люблю тебя, — вдруг шепнула Варна и, наклонившись, снова утопила его в наслаждении.

«Любит! Она сказала, любит!» — Марамир зажмурился и счастливо вздохнул. Поглощенный этой мыслью, этим ослепительным восторгом, он не догадался ответить. Рука потянулась к голове, что качалась над его пахом. Пальцы зарылись в белоснежные волосы.