Восхождение Примарха 3 (СИ) - Дубов Дмитрий - Страница 33

— Дед! — я шипел ему в самое ухо. — Ты чего⁈ Зачем⁈

— Даже если Чернышёв наш, Орлов точно против. А я своего внука на растерзание шакалам не отдам! Будем прорываться. Ты уходишь с Беллой и Ван Ли, я с ними всё обговорил. Тем более Ван Ли и без магии хорошо сражается. Доберёшься к себе в башню, сядешь в метро и наберёшь убежище тридцать три. Ты понял?

— Дед, а ты?

— А я, — злобно усмехнулся Игорь Всеволодович, — умер ещё позавчера утром.

Глава 13

Валерий Чернышёв стоял перед сложным выбором. С одной стороны, большая часть его коллег была настроена против Державина. По правде сказать, ему и самому не особо нравился этот выскочка, постоянно попадающий в какие-то передряги. Но убивать за это?

К тому же его сын стал значительно жестче с тех пор, как начал общаться с Державиным. Это хорошо, это показатель. Но недостаточно веская причина, чтобы проголосовать против казни.

Валерий решил продумать оба варианта до какого-то логического дна.

Первый — Никиту Державина казнят. Ничего не изменится. Всё будет идти своим чередом, и он — Валерий Чернышёв, скорее всего, отдаст свою жизнь за императора в какой-нибудь из следующих заварушек. А то, что они теперь будут регулярно, он не сомневался. Разумовский — лишь первая ласточка. И надо быть дураком, чтобы не понимать этого.

А вот, если Державина оставить в живых. Тут вырисовываются достаточно интересные перспективы. Во-первых, принцесса чуть ли не прямым текстом дала понять, что Никита ей не безразличен. А это что значит? А это значит, что Никита Александрович Державин вполне может стать консорт-императором. И, если у него в друзьях будет Олег Чернышёв, то и весь род станет куда более значимым, чем сейчас.

Подземелья Москвы — это, конечно, хорошо, но нужно иметь и связи.

Он ещё некоторое время прикидывал варианты и решил, что, даже если Никиту казнят, а он проголосует за него, лично для Валерия никакой трагедии не случиться. Вся его команда, кроме Орлова, уже проголосовала против казни. Что ж, будет выглядеть, как солидарность.

Таким совершенно прагматическим образом Чернышёв пришёл к своему решению. Конечно, когда он поднялся, чтобы сказать свою речь, он говорил совершенно другое.

— Тех, кто голосует против казни, — сказал Валерий Чернышёв, поднявшись, — обвиняют в излишних эмоциях. Но я позволю себе не согласиться. Эмоции как раз заставляют выбрасывать из машины тормоза сразу после того, как они предотвратили аварию, — он осмотрел всех присутствующих. — Я против казни и за жизнь.

— Пять — шесть, — сказал я.

— Это уже ничего не значит, — шепнул мне дед, и я обратил внимание на то, что он весь сжат, словно пружина. — Сейчас, как только Орлов скажет, начинаем действовать. Ты готов?

— Да, — ответил я.

А по позам Беллы и Ван Ли я увидел, что они тоже готовы.

Затем я взглянул на человека, представившегося Магнусом. Он внимательно смотрел на меня и подбадривающе, как мне показалось, усмехался.

«Ты знаешь, — сказал мне внезапно Архос. — Мне кажется, он меня видит».

«Ого, — я растерялся. — Откуда ты знаешь».

«Чувствую».

Двумя днями раньше.

Орлов приехал в Царицыно, когда всё уже было кончено. Он специально попросил водителя не торопиться, чтобы по возможности всё произошло без него. Так оно и вышло.

Значит, нужно было идти на поклон к императору. Ну это, как раз не страшно. Все необходимые аспекты своего «похищения» он предусмотрел. Все, кто знал, что он — предатель, мертвы, кроме одного.

Михаил Николаевич с грустью посмотрел на своего водителя. Если была бы хоть минимальная возможность оставить его в живых и быть уверенным, что от него информация не утечёт в СБ. Но, к сожалению, такой уверенности не было.

— Спасибо, — сказал Орлов и создал совсем небольшой пузырёк воздуха в мозгу у водителя.

Смерть в таких случаях всегда бывала быстрой и безболезненной. Так получилось и сейчас. Придётся говорить, что бедняга работал на предателя. Но что делать, что делать. Всегда лучше пожертвовать жизнью простолюдина, чем страдать аристократу.

Сделав несколько звонков, Михаил Николаевич был примерно в курсе развернувшихся событий. Это было невероятно, но Разумовского устранил мальчишка. Никита Державин, которого он считал мёртвым вместе со всем его родом.

Поразительно, конечно. Вот только парнишке тоже грозил приговор. Не любят у нас выскочек, ой не любят.

«Так, — подумал Орлов, — доказательств моей причастности к подрыву Державиных нет, это точно. Никакие документы я, слава Стрибогу, не подписывал, никаких договоров не заключал. Разумовский мне обещал, конечно, министерское кресло и активы, но кто ж об этом теперь вспомнит? Что ж, нужно ещё раз подчистить все хвосты, если таковые найдутся. А потом…»

Он даже улыбнулся плотоядной улыбкой. И поглубже вдохнул морозный воздух.

«Не получилось тебя убить, Игорёк, и ладно. А как ты передо мной запляшешь, когда я твоего внука спасу?»

Михаил Николаевич Орлов, выступавший последним, был крайне собран и весьма серьёзен.

— Приветствую всех собравшихся, — проговорил он. — Понимаю, что мой голос может изменить ситуацию, поэтому долго и нудно драматизировать не хочу. Однако должен заметить, что все знают о длительной антипатии между нашими с Державиным родами. Логично будет предположить, какой выбор я сделаю. И, полагаю, что многие в этом зале уже всё за меня решили. Но, друзья, во-первых, позавчера я допустил серьёзный промах и дал поймать себя в ловушку. А, во-вторых, вот этот самый молодой человек, сидящий перед вами, в то же время выполнял мою, слышите это? — мою! работу.

В зале все притихли. Судя по всему, назревал неожиданный поворот, к которому никто из собравшихся готов не был.

— Игорь Всеволодович, — он перевёл пристальный взгляд на деда, а тот аж вздрогнул от неожиданности, потому что был напряжён вплоть до самой мельчайшей мышцы и самого незначительного магического канала. — Можете считать это жестом доброй воли и знаком к перемирию, в какой-то мере это так и есть. Но! Самое главное, хочу, чтобы все понимали, что я оценивал поступок не Державина, а патриота своего отечества! Я голосую против казни и за жизнь этого молодого человека!

Раздались аплодисменты, заглушившие скрежет зубов меньшей половины.

— Шесть — шесть, — сказал я довольно громко, чтобы дед услышал. — Ты говорил, что в этом случае решает император?

— С удовольствием послушаю, — так и не расслабившись ответил дед. — Но будь готов. Он может пойти на поводу у законников. Если что, сразу пригибаешься и идёшь за Ван Ли. Магии не будет, предупреждаю сразу. За дверями охрана, но Ван Ли её вынесет на раз. Абсолюты замешкаются, да и без магии мало что смогут. Будь готов, одним словом.

Когда император понял, что решение вопроса с Державиным скинули на него, он, конечно, не порадовался. Ему вообще весь этот процесс доставлял одни только неудобства. Он за него уже успел проклясть всех. И Разумовского, и Державиных, причём всех, и даже Магнуса.

Бросив взгляд на дочь, монарх заметил, как из-под её стула медленно ползут тонкие струйки дыма. Только бесконтролки ему сейчас и не хватало. Хотя вряд ли это была бесконтролка.

Он тяжело вздохнул. Народ в зале ждал его решения. Ждал терпеливо и с надеждой.

'Я практически всю свою жизнь бегаю от ответственности, — подумал император. — Не все, конечно, но какие-то судьбоносные решения мне принимать не нравится. И что из этого получается? Их за меня пытаются принять другие, но в своих личных интересах, а не в интересах империи.

Что будет, если я казню Державина? Я ополчу на себя род, который помог мне выстоять в сложнейшей битве. Я настрою против себя дочь, а, скорей всего, и обеих. Я в очередной раз уйду от ответственности, пойду на поводу у других.