Серебряный змей в корнях сосны - Наумова Сора - Страница 43

– Не слушай ты их, – сказал он проникновенно. – Нобута напыщенный идиот, он каппу от кава-агако не отличит, даже если они рядом встанут и будут подсказки давать.

Хизаши тоже приблизился, но не спешил рассыпаться в утешениях. Куматани поднял голову и посмотрел прямо на него.

– Я знаю, что Нобута не прав, – твердо сказал он. – Но что, если и правда еще рано? Я все еще отстаю от вас.

Мадока замахал руками.

– Если старейшины так решили, значит, так надо. Ну что ты себе голову забиваешь? Радуйся лучше. Я вот вообще еще числюсь в воспитанниках, такое себе, знаешь ли, удовольствие. С учениками могу вот только историю слушать.

Вообще-то он действительно не мог посещать одни занятия с полноправными учениками, но иногда для воспитанников делали исключения, например, если урок был общеобразовательный, касался истории, искусства или политики. Мадоке они не нравились, но очень уж ему хотелось поскорее почувствовать себя наравне с остальными. Он втолкал Куматани в двери додзё, а за ними уже вошли и самые припозднившиеся адепты. Хизаши нравилось бывать в додзё. В нем чувствовался особый дух, похожий на храмовый, но без божественного присутствия, будто тут сами стены впитывали торжественность и мудрость произносимых речей и молчаливое внимание слушателей. Хизаши опустился на колени позади всех, по обеим сторонам от него пристроились Кента и Мадока. Ближе всех к месту учителя виднелась макушка Сасаки Араты. Сквозь бумажные стенки просачивался слабый свет, падая на татами, отчего ощущение таинственного сумрака внутри додзё только усиливалось. За местом учителя на стене висели три бумажных свитка, на которых тушью были выведены слова: «Усердие», «Усилие», «Уверенность» – тройное «У» школы Дзисин.

– Как отчет? – шепотом спросил Мадока, перегнувшись через колени Хизаши. – Не придирался?

Хизаши положил ладонь на лоб Мадоки и надавил, возвращая на свое место.

– Морикава-сэнсэй не будет тебя ругать, – успокоил его Кента и, судя по всему, угадал. У Мадоки покраснела шея, но выпрямился он уже с довольным лицом.

А тут как раз в додзё вошел и сам Морикава-сэнсэй. Это был довольно молодой мужчина, насколько мог судить Хизаши, ему еще не минуло тридцати лет. Он обладал привлекательной наружностью, но его уровень внутренней ки был не слишком примечательным, проще говоря, как оммёдзи и экзорцист он был середнячком, поэтому часто проводил занятия с учениками вместо того, чтобы выполнять свою основную работу. Войдя, он поклонился классу, ученики ответили тем же, и Морикава-сэнсэй сел спиной к стягам и обвел собравшихся немного рассеянным взглядом. Остановившись на их троице, чуть нахмурился. Ножны с мечом рядом с ним притягивали всеобщий интерес.

– Как вам известно, близится церемония Гаппай-но-хи, когда вы получите свои первые мечи. Это самый важный день в жизни каждого экзорциста. Сила оммёдзи в его внутренней ки и том, как он умеет ею пользоваться, но людям нужна защита, и мы даем ее не только словом, но и делом. – Морикава прервался и поднял ножны, чтобы продемонстрировать во всей красе. Они были покрыты темно-красным лаком, отчего блестели, как намасленные, с позолоченными узорами в виде бамбуковых листьев. Обмотка из красно-черного шнура гармонировала с ножнами по цвету. Поистине услада для мужских глаз.

– Этот меч зовется Рендзё, – сказал Морикава-сэнсэй. – У каждого меча экзорциста есть душа и есть имя. Простые люди, те же самураи, тоже дают имена своим мечам, но в нашем случае имя отражает сущность владельца, вы поймете это, когда настанет время церемонии.

Хизаши не любил мечи, вообще любое грубое человеческое оружие. Мысль о том, что ему придется таскать с собой повсюду тяжелую железку, вгоняла в уныние. Покосившись по сторонам, он обнаружил на лице Мадоки предвкушение, а на лице Кенты – серьезную сосредоточенность.

– Кагуцути-но ками считается покровителем кузнечного дела, и сами кузнецы, кующие мечи, отмечены божеством. Среди них встречались такие мастера, из-под молота которых выходили легендарные мечи, несущие в мир как добро, так и зло. Есть легенда о кузнеце Оодзуки Такато, что жил больше двухсот лет тому назад. Согласно этой легенде, он был слеп, но Кагуцути-но ками был настолько впечатлен его талантом, что спустился с небес в мир смертных и коснулся его глаз. Конечно, человеческое тело не способно вынести прикосновение божества огня, и веки Оодзуки превратились в страшные ожоги, но взамен на боль он получил дар ковать божественное оружие. Однажды к нему пришел даймё тех земель, где жил кузнец, и попросил множество стрел, чтобы победить противника. Но Оодзуки выковал лишь три стрелы и отдал со словами: «Первую отправишь в полет, и конница падет, вторую отправишь в полет, и все люди падут оземь. А третью отправишь – и враг твой падет замертво». Даймё не поверил и хотел спалить жилище кузнеца, но сколько бы ни горела хижина, ни одна соломинка с ее крыши не пострадала. Так все поняли, что Оодзуки Такато и впрямь отмечен божеством огня.

Морикава улыбнулся. Он рассказывал не торопясь, наслаждаясь историей и вниманием слушателей, а те ждали продолжения с любопытством детей, выпрашивающих у взрослых сказки о демонах и героях.

– Даймё выпустил две стрелы, и слова кузнеца сбылись. Первая стрела поразила всех лошадей разом, а вторая убила всех людей. Третью стрелу даймё оставил в колчане. Его противник сдался и был обезглавлен. Даймё решил с этой последней стрелой пойти войной на другого своего соседа, но был наказан за жадность. Как только две армии встали друг против друга, даймё выпустил стрелу, и она, описав круг, вошла ему прямо в сердце.

«Похоже на сказку», – подумал Хизаши. Ему стало скучно. Двести лет назад он только родился ёкаем и не интересовался людскими делами, так что не мог подтвердить или опровергнуть рассказ учителя, но уж больно волшебно он звучал.

– Правда это или нет, я вам не скажу, – подытожил Морикава. – Но точно известно, что за свою жизнь Оодзуки Такато выковал несколько священных мечей, которые назывались Тайма-но кэн. Таким оружием невозможно ранить человека, но оно способно раз и навсегда изгнать злых духов, акума, ёкаев и даже демонов.

Ученики начали переглядываться, пока один из них не поднял руку, спрашивая дозволения задать вопрос.

– Если такое оружие существует, почему мы его не используем? Дзисин величайшая из школ экзорцизма, кто, как не мы, достойны владеть им.

Морикава покачал головой.

– Тайма-но кэн были утеряны, некоторые даже уничтожены, когда великие школы только-только зародились. Говорят, что некоторые из них хранятся в тайных горных святилищах под охраной воинственных ямабуси[46]. Лучше вспомните, что Абэ-но Сэймэй не владел священным оружием, но прославился в веках как самый искусный и сильный оммёдзи Ямато.

Хизаши слышал про существование Тайма-но кэн, для ёкаев это было что-то вроде страшной сказки – слабые ее боялись, а сильные насмехались. Правда, были и те, кто помалкивал, возможно, потому что знали поболе других.

До конца урока никто больше не касался темы ни священного оружия, ни грядущей церемонии. Морикава рассказывал, какими необычными инструментами пользовались оммёдзи древности и что из этого еще можно добавить в свой арсенал и при этом не прослыть чудаком. Все-таки со времен того же Сэймэя искусство оммёдо шагнуло далеко вперед.

В конце ученики с поклоном поблагодарили учителя за науку и начали покидать додзё. Хизаши тоже поднялся, но тут Морикава-сэнсэй позвал его.

– Мацумото. Мацумото, Куматани, Сасаки, задержитесь ненадолго.

Мадока захлопал глазами, посмотрел сначала на Хизаши, потом на Кенту, а после и на учителя, но, не дождавшись своей фамилии, угрюмо поплелся на выход.

– Морикава-сэнсэй, – Куматани подошел и вежливо поклонился. – Если это из-за утреннего…

– Нет, – возразил учитель. – Вы молодцы, что не растерялись, хотя все указывало на обычного каппу. Но у меня для вас есть еще одно задание. Точнее, – он улыбнулся, – предложение.