Серебряный змей в корнях сосны - Наумова Сора - Страница 29

– Мне не очень хорошо, – запоздало сообщил он.

– Мне тоже так показалось, – фыркнул Хизаши и закатил глаза. – У тебя еще осталась накопленная ки?

Кента неуверенно кивнул.

– Что ты хочешь сделать?

– У тебя внутренние повреждения, если не заняться ими сейчас, потом станет хуже, – терпеливо пояснил Хизаши. – Давай, нам уже показали основы рэйки, я научу тебя восстанавливать свое тело. Если ты, конечно, не совсем безнадежен.

Пока Кента с трудом усаживался в позу для медитации, Хизаши мысленно убеждал себя, что помогает ему из чувства самосохранения. Вдвоем выжить будет проще, особенно если в критический момент бросить товарища в пасть они и сбежать.

– Что нужно делать? – перебил его размышления Кента.

Хизаши убедился, что Куматани сидит правильно, сел напротив и положил ладонь себе на живот.

– Расслабься, вдохни и выдохни. Тебе нужно почувствовать течение ки внутри себя и сосредоточиться на ней. Очисти свои мысли от всего лишнего и тревожного. Когда почувствуешь, что готов, постарайся найти пострадавшие места и сконцентрироваться на них. Эй, ты меня вообще слушаешь?

Хизаши честно старался говорить спокойно, как их учитель мастер Усуи, но Куматани постоянно покачивался, как ребенок, не способный усидеть на месте. Его щеки покрылись мертвенной бледностью, а потом он вдруг качнулся вперед и выплюнул сгусток крови почти на колени Хизаши.

Все было хуже, чем казалось.

Хизаши поднялся и обошел Куматани вокруг, сел за его спиной на колени и за плечи поправил его позу.

– Неужели нельзя было сказать, что тебе плохо? – проворчал он, не обращая внимание на попытки Кенты невнятно извиниться. – Молчи. И не сопротивляйся.

Этому их не учили, но Хизаши интуитивно знал, как делиться энергией, и мог помочь человеку. Другой вопрос, хотел ли он? Но самосохранение… Конечно, дело было именно в нем.

Он уловил ток ки в теле Кенты и положил ладони ему на живот, прямо на средоточие внутренней энергии. Тепло через кожу и одежду коснулось рук, и Хизаши подавил желание мгновенно отстраниться. Вместо этого он сместил ладони вверх, в поисках внутреннего повреждения, и нашел его в грудной клетке. Похоже, у Куматани треснуло ребро, а он молчал, пока не стало совсем худо.

– Попробуй почувствовать мою энергию, – велел Хизаши. – Просто повторяй за мной.

Он глубоко вдохнул, по движению груди под его ладонями ощущая, как то же самое делает Куматани. В этот момент он сосредоточил свободную ки в одной точке, и Куматани вздрогнул, но быстро взял себя в руки и застыл. Настоящие мастера исцеления были способны на чудеса, Хизаши же лишь ослабил боль и не позволил трещине превратиться в перелом. Если бы осколок ребра проткнул легкое, Хизаши не стал бы напрасно тратить силы на покойника.

Кента глубоко вдохнул, и Хизаши почувствовал, как поднялась и опустилась грудь под его ладонью. Слабая, совсем не способная защитить нежное нутро. Люди так глупо устроены, как бабочки-однодневки – один взмах руки, и их жалкой жизни конец. Хизаши отстранился, медленно обошел Куматани и окинул его безразличным взглядом.

– Стало легче?

– Это… невероятно, – признался Куматани, ощупывая грудную клетку, словно мог добраться до ребер и лично проверить, в каком они теперь состоянии. – Неужели оммёдзи способны даже на такое?

– Не все. Но да, полагаю, со стороны многое будет выглядеть чудом.

– Это и есть чудо, – улыбнулся Кента. – Спасибо тебе.

Хизаши молча отмахнулся. Он помогал не из добрых побуждений, но пусть это останется тайной для простака перед ним. И как бы ни было досадно это признавать, но они оба действительно в затруднительном положении – ночью на неизвестном острове, уставшие и почти обессиленные, а силы им понадобятся. Хизаши ощущал это место как-то странно, как нечто живое, но не живое. Произнеся это мысленно, он нахмурился.

Живое, но не живое… Может ли быть, что весь этот остров – один огромный ёкай?

Пламя вдруг пригнулось от сквозняка, ворвавшегося в пещеру, попыталось выпрямиться, но его сил не хватало. Скоро не останется ни тепла, ни света.

Хизаши показалось, что он замерзает уже прямо сейчас, и неожиданно Куматани пересел к нему вплотную, прижавшись плечом к его плечу. От подобной близости Хизаши растерялся, но Куматани опередил его, произнеся:

– Вместе теплее. Мы вымокли и устали, надо держаться вместе, чтобы не замерзнуть к утру.

Хизаши склонил голову, завешиваясь спутанной челкой. В словах человека был резон, да и, стоит сказать, почти сразу стало уютнее. От Куматани исходило ровное живое тепло, на которое Хизаши, несмотря на теперешнюю форму, был не способен. Его руки и ноги всегда были холодными, а кожа бледной. Другое дело Куматани Кента, полнокровный, пышущий юношеским жаром. Хизаши не хотел давать ему поводов почувствовать себя главным, но не заметил, как пригрелся, и уже сам придвинулся ближе. Глаза закрылись, и вопреки всем своим правилам, Хизаши заснул в компании человека, наплевав на безопасность.

А проснулся от того, что убаюкивающее тепло исчезло.

Костер прогорел вместе с талисманом, и пещера успела выстудиться. Куматани не было, и с Хизаши вмиг слетела сонливость. Он вскочил, первым делом проверил целостность той скромной защиты, которую накануне сумел поставить, а после вышел под открытое небо. Ночь только-только начинала светлеть, и глубокая синева над головой еще была густо усыпана мигающими точками звезд. С побережья доносился ленивый рокот воды – и больше ничего. Никаких звуков, будто мир застыл. Хизаши встревожился. Извилистая горная тропа вела в густую шапку тумана, опутавшего торчащий из воды клочок суши подобно чудовищному осьминогу. Лишь запах оставался все таким же острым и отталкивающим – пахло гниющими водорослями и дохлой рыбой.

– Если он умрет, это ведь ничего не изменит, – сам себе сказал Хизаши и сам же ответил: – Нет, у меня будут неприятности, а еще слишком рано покидать Дзисин. Проклятый человечишка…

Не до конца просохшее хаори рукавами рассекло стылый воздух, когда Хизаши воспользовался своей ки и сделал длинный прыжок, чтобы разом преодолеть большую часть расстояния до подножия скалы. Ткань еще не успела опуститься и некрасиво обвиснуть, как подошвы гэта коснулись земли. Теперь туман был повсюду, наползая на кожу щекотливой моросью. Воняло так, будто кто-то выпотрошил на берегу огромную рыбину. Хизаши слишком устал, но все равно прикрыл ладонью один глаз, а вторым, ставшим нечеловечески желтым, осмотрелся вокруг. Чуть дальше и левее угадывался могильный холм для безымянного матроса, песчаная коса, усыпанная осколками камня, колкими ракушками и пучками разложившихся водорослей, терялась в сумраке, почти сливаясь с морем. Если бы не синие огни заблудших душ, что роились вокруг знакомого силуэта, застывшего на границе воды и суши.

Вот же дурень!

Хизаши без раздумий раскрыл веер. Знак сэман – пятиконечная звезда оммёдо – полыхнул алым, пронзая колдовской туман как настоящая звезда. Сила отозвалась внутри, Хизаши шагнул вперед, и в ту же секунду огни фуна-юрэй взвились в воздух, полностью скрывая Куматани сплошным искрящимся синим покрывалом.

Хизаши оттолкнулся от земли и рванул к нему, на бегу произнося заклинание, изгоняющее призраков. Вдруг из роя душ показалось бледное лицо Куматани. Его глаза удивленно распахнулись, и Хизаши почувствовал неладное. Но заклинание уже начало действие, и его было не остановить.

– Стой! – крикнул Куматани, но его голос потонул в плеске волн, вдруг разбившем удивительную тишину этой бесконечно длинной ночи.

Что-то такое было в глазах Куматани, отчего Хизаши вдруг почувствовал тревогу. Но вот остановить отпущенное на волю заклинание уже не мог, и оно вмиг разогнало стайку фуна-юрэй, точно те были обычными светлячками. И когда их призрачное синее свечение погасло, широкоплечая фигура Куматани стала полностью видна, но не успел Хизаши и слова сказать, как на него упала черная, как смола, тень. Налетел шквалистый ветер, рванул полы хаори в разные стороны, потянул за широкие рукава и вцепился в спутанные волосы. Хизаши едва удержал свой веер, а в это время море за спиной Кенты забурлило и поднялось гигантской волной так быстро, как и не ожидаешь от такой чудовищной массы. Но нет! Это…