Эль и Карамель (СИ) - Дока Анастасия Константиновна - Страница 3

– Ты же сама меня отвлекла! – пошёл в атаку.

– Я?! Не понимаю, о чём ты, – невинно захлопала ресницами.

Элю захотелось бывшую не в курс дела ввести, а придушить. Но благоразумие взяло верх, воспоминания о просьбе покойной заскреблись в душу, и он лишь сжал кулаки. Затем устало прислонился к двери.

– Довольно мне мозги компостировать. Я здесь не просто так, между прочим.

– Ага. Решил полюбоваться? Жалеешь, что расстались? Извини, самолёт улетел.

– Поезд ушёл, Карамелина… И как только у других на тебя терпения хватает? Героическая самоотверженность терпеть такую занозу.

– Выметайся отсюда и всё! Меня терпеть не надо! – Хотела добавить, что её нужно любить и понимать, но не стала. Потянулась за новым леденцом. Этот пустой палочкой торчал изо рта.

Эль бросился к той же сумке и первым выхватил пакет с конфетами:

– Ты меня выслушаешь, Карамелина, это необходимо нам обоим! Я выполню свою миссию, а потом забудем друг о друге раз и навсегда!

Ася притихла. Только в глазах сверкнула угроза.

Пустельга не успела спрятаться. Хозяйка вернулась раньше. Птица тревожно окинула взглядом кухню в поисках убежища, но женщина её уже заметила.

– Маленькая птичка заблудилась? Может, ты кушать хочешь? – улыбнулась. – Подожди, сейчас булочки дам. Ты любишь булочки? Я хорошо пеку, хотя, конечно, не так, как пекла Клава. Ну да не будем о грустном. – Потащила птицу в комнату.

На столике у дивана стояла ваза со сдобными булочками. Женщина разломила одну пополам, запихнула в рот себе и протянула пустельге:

– Угощайся. Всё равно покормить больше некого. Никто меня не навещает. Эх, опять что-то взгрустнулось. – Вздохнула. – Ешь, птичка.

Пальцы у хозяйки были крепкими. Пустельга попала в ловушку. Но самое страшное заключалось в другом – она не сделала того, за чем прилетела. Птица осознавала: за это придётся заплатить.

С минуту молчали: словно война между бывшими продолжалась, но уже не словесная, а мысленная. Первым «вывесил флаг» Эль. Снова подошёл к серванту, открыл дверцу, вытащил статуэтку. Крохотная птичка пустельга обыкновенная смотрела на Асю изумрудными глазками.

– Знаешь, что это? – спросил, вертя статуэтку в руке.

– Птица, – мигом нахохлилась Карамелина. – Я по-твоему совсем недалёкая?

– Я бы ответил, но не хочу тратить время. Желаю поскорее покончить с этим и забыть.

– Меня? – прозвучало одновременно и обиженно, и с вызовом.

– Всё, – вздохнул.

Ася, к удивлению и радости Эля, молчала. Эль продолжил:

– Перед тобой не какая-то там птица. Это то, чем всегда гордилась Клавдия Семёновна. То, чем горжусь я и, сомневаюсь, но, возможно, когда-нибудь загордишься и ты. Пустельга олицетворяет нашу работу.

Ася прыснула:

– Ты часом не перетрудился? Пытаясь произвести впечатление, похоже, совсем обезумел.

– Да не хочу я производить никакого впечатления! – взорвался Эль. Подскочил, вплотную встал к бывшей. – Хоть раз побудь серьёзной, Ася. Мне нужно сказать тебе кое-что важное, понимаешь? Настало время для признания.

Краска схлынула с девичьего лица. Ася не знала, радоваться или плакать. Они расстались три месяца назад, и первые два она всё ждала, когда он скажет, как ему плохо. Как ему жизнь не мила без неё. У Аси-то всё именно так и было. Правда, признавалась она не Элю, а подушке, разряженному мобильнику, звёздам и ещё много чему. С бывшим поговорить не решалась. Да и не приползёт же она первая?

И теперь неожиданно настал час икс: Эль готов произнести заветные слова. Только Ася не понимала: оно ей надо или уже всё равно?

– Не знаю, что ты там подумала, – вернул бывший в действительность, – а речь о наследстве.

«Ненавижу…»

– С чего бы начать?

– С начала, – пробубнила Карамелина.

– Хорошо. Ты, наверняка, замечала в вещах своей бабушки непонятные бумаги с символами и шифрами.

– Она любила разгадывать шарады и прочее, – кисло произнесла Ася.

– Так, да не совсем. А что, если я скажу, что Клавдия Семёновна была детективом?

– Ха! Насмешил! Глупости. Моя бабушка содержала пекарню и славилась на весь Чароград своей выпечкой!

– Прямо на весь? – уточнил Эль, явно на что-то намекая.

Ася нахмурилась. По правде говоря, о славе на весь город говорила лишь пара посетителей и сама бабушка.

– Уже меньше уверенности?

– Эль, к чему ты клонишь?

– А к тому, Карамелина… Впрочем, сейчас сама всё увидишь. Идём, – схватил за руку.

– Куда? – стала отбрыкиваться Ася.

– В пекарню, – странно улыбаясь, ответил Эль, про себя подумав: «Почему сразу не понял, как действовать? И говорить ничего не надо, показать, а дальше пусть сама разбирается. Идеально! В конце концов, я Клавдии Семёновне обещал лишь рассказать правду и ввести в курс дела. О том, чтобы нянчиться разговора не было». – И довольный таким лёгким выходом, потянул бывшую за собой.

Пустельга вылетела в окно, как только хозяйка отвернулась. С набитым булочками животом лететь было непросто, но ничего другого не оставалось. Нужно предупредить о сорвавшемся задании. Покаяться, обещать впредь действовать осторожнее. Молиться, чтобы простили. Очень не хотелось птичке прощаться с магией, хотя вину она чувствовала и приближение наказания ощущала явственно.

Пустельга ускорялась, громко и звучно хлопая крыльями, забыв о заклинании и уже не беспокоясь о том, что кто-то её заметит. Сдоба в животе бурлила, птица переживала: «Только бы не испачкать бельё соседей, только бы не испачкать. Это же будет всем позорам позор!»

Нет, она не допустит. Ни для того столько дней проходила курсы. Хотя теперь вынужденно признавала: лучше бы ни магию проходила, а курсы выживания. С такими заданиями не то, что несварение заработаешь – килограммы наберёшь! И станешь хомяком – это в лучшем случае. А в худшем… даже думать не хотелось.

Пустельга летела, отчаянно молотя крыльями по воздуху. И почему только их телепортации не учили?

Чароград не отличался большими размерами: около сорока строений жёлтых и оранжевых тонов закручивались спиралью и с высоты птичьего полёта напоминали рисованный домик улитки. Телом и усиками моллюска выступало самое примечательное здание – так называемый «Дом Моды», названный в честь этой самой Моды. И здесь имелось ввиду конкретное имя, принадлежавшее женщине средних лет с невероятно странным вкусом или, что скорее, его отсутствием. «Дом» передавался по наследству и раньше назывался «Кристинины платья». Но бывшая владелица была безграмотной: на месте «и» стояла «е», и поэтому выходило «Крестинины платья». Ася тогда была ребёнком и не могла понять, какие такие особые платья надевают на крещение? Бабушка отшучивалась. На самом деле звали женщину не Мода, а Мада, но первое звучало в разы привлекательнее.