Иван Змеевич и Краса Ненаглядная (СИ) - Соляная Ирина Владимировна - Страница 4

— Если уж батюшка мой не смог Огненного Змея погубить, способен ли я на такой подвиг? Батюшка в ратном деле поискуснее меня будет! — говорил вслух Ваня и спину его обдавало холодной волной страха.

Но дядька Ерошка ободрял юношу, как мог, да и царь Выслав смотрел на сына таким суровым взором, что страшнее было дома оставаться и под лавкой прятаться.

Перед отъездом младшего сына Заряна соизволила выйти на крыльцо и обнять его.

— Честь царскую блюди. Много искусу будет подворачиваться на пути. С лихими людьми не связывайся, с хулителями царской власти в споры не вступай. На блудниц и плясуний ярмарочных не засматривайся. Держись ровни, холопы тебе не компания. Помни, что матушка тебя любит и просит Рода каждый день своему сыну здравия и удачи в пути.

Выехал Ваня за столичные ворота, накатила на него кручина, аж свет в глазах померк. Распростёрлось перед ним чисто поле, пели над головой жаворонки, ярко светило солнышко, впереди виднелся густой непроходимый лес и полная неизвестность. Поехал Ваня, куда глаза глядят, и вскоре оглянувшись, увидел, что скрылись из виду стены столичного града. Только несжатое поле колыхалось на ветру, щедро расцвеченное голубыми васильками.

Ваня знал, что рано или поздно попадётся ему на пути развилка с большим камнем, и она решит его судьбу. Ведь так говорилось в сказках, которые, похоже, начинали сбываться.

Не было у юного богатыря ни меча, ни лука, только сунул дядька Ерошка ему свой небольшой ножик за голенище сапога с присказкой: «Раз уж ты не домосед, вот те ножик-самосек. И ветчину рубить годится, и за блажного заступиться». Ехавшие навстречу купцы и стрельцы или пешие путники знали каким-то образом, что перед ними царский сын, потому дорогу уступали с почестями и поклонами.

Долго ли коротко ли, а приехал Ваня к перекрёстку дорог. В чистом поле сошлись крестообразно три проезжих тракта. Каждый вёл в лес, а поле оставалось позади. Никто из ехавших навстречу не подсказал Ване, тот перекрёсток ему попался или не тот. День клонился к вечеру, пришла пора принятия решения. Как и было предусмотрено былинами и сказками, перед глазами Вани появился замшелый камень, грубо отёсанный сверху и с боков. На нём корявая рука неведомого писца начертала буквы. Царевич был не силён в грамоте, и потому спешился и стал водить пальцем по вырубленным кривым линиям, предварительно убедившись, что за ним никто не наблюдает. Некому было уличить Ваню в том, что читает он медленно. Да и когда учиться было чтению и наукам, если с утра до вечера готовили его к ратному делу. Писец украдкой от царя показал начертания букв, ибо совсем негоже царевичу, как холопу безразумному быть, но на двух уроках и закончилось.

«Направо пойдёшь — коня потеряешь, налево пойдёшь — сам пропадёшь, прямо пойдёшь — женату быть», — прочитал Ваня и вспотел от натуги. Его Гнедок мирно щипал траву, рядом оказался старый колодец, и царевич набрал воды. Умылся, напоил коня и сел на траву, задумчиво жуя кусок домашнего каравая. Что могли означать эти слова? В былинах, которые пел ему дядька Ерошка про «женату быть» ничего не было, а было «увидишь, что будет», и глупые витязи шли прямо только в самый последний момент. А надо было идти сразу прямо, где и ждала самая неминучая опасность, и где проявлялись самые лучшие богатырские качества. «Сам пропадёшь» Ване тоже не нравилось, потому что ехал он на ратный подвиг, погибать не собирался вовсе. Оставался вариант с потерей коня. Ваня посмотрел на Гнедка и подумал, что конь у него славный, и лишаться такого совершенно не хочется. Но коня можно заменить другим, так что самый безопасный вариант был ехать направо. Тем более, что слово «право» Ване нравилось. Означало оно верный путь. Однако же надвигающейся ночью не хотелось плутать по тёмному лесу. Это грозило не только потерей коня, но и собственной головы. Дядька Ерошка сказывал, что в лесу всякие лихие люди шастают, да и матушка предостерегала. Только как этих лихих людей отличит от нелихих? Видимо, вооружены они будут до зубов, с рожами зело нелепыми, в рванине. Выскочат с дикими воплями из чащи, придётся бой держать кровавый.

Ваня оглянулся по сторонам. Гнедок пасся, солнышко катилось к горизонту, стало свежо. Ваня поразмыслил и решил, что надо ему устраиваться на ночлег, а лучше стога ничего не сыскать. Хоть раньше он и спал-то в стогу всего раз, когда с дядькой Ерошкой ездил в ночное, но запомнил на всю короткую жизнь материнское тепло и пахучую сухость крестьянской постели, щекотание травинок и стрекот сверчков, шуршание полевой мыши, искавшей у человеческого бока уюта и прокорма.

Решился он вернуться к лугу, где косари уже наметали стога сена.

— Умный Гнедок, не убредёшь ли, пока я почивать буду? — потрепал Ваня коня по холке, тот ткнулся мокрым носом в ладонь, подбирая шершавым языком колотый сахар. Закрепив чембур за подножие ракиты, царевич вернулся к стогу и с удовольствием зарылся в него. Тут же прибежала полевая мышка. Пришлось её посадить на ладонь и выспросить, чего она желала.

— Поделись корочкой хлеба, а я твоего коня постерегу, — пропищала она.

— А если не поделюсь? — усмехнулся Ваня.

— Я всё равно украду, да и другие запасы попорчу, а коня твоего разбойники уведут.

— Нешто ты разбойным людям достойный отпор дашь? — недоверчиво спросил Ваня.

— Как завижу лиходеев, тебя за ухо укушу, и ты их зарубишь мечом булатным.

План полевой мыши был хорош во всём, кроме одного пункта. У Вани не было булатного меча. Но поскольку его хвостатая соратница была за меч не ответственна, то Ваня вытащил корочку хлеба, и мышь с поклоном приняла её и тут же юркнула, пропав из виду.

Сидит Заряна у окна. На пяльцах вышивает ворот распашонки. Синие васильки, зелёные листочки, переплетается узор. Льётся нянькина песня, Чернава ногой люльку качает, та на полозьях скрип да скрип. Скрип да скрип. Точно мышь шуршит в подполе.

— Ай, — пискнула Заряна, ноги поджав на лавку.

И правда, мышка из норы выскочила и на середину горницы выбежала. Села на хвостик, лапками усишки пригладила. И кто только мышек боится?

— Прочь пошла, побирушка, — говорит Чернава и лапоть с ноги снимает.

— Ты меня, нянька-непросоня не прогоняй. Как царевич из дому в белый свет выйдет, кто ему поможет, кто подскажет?

— Уж не ты ли? — смеётся Чернава, показывая щербатый рот.

Но Заряна уже берёт плошку со стола, насыпает на пол горсточку каши с сушёными ягодами. Поёжившись, обхватывает свои плечи руками. До чего же эти мыши противные, страшные какие!

Мелкая побирушка, обещавшая покровительство младенцу, не спеша ест, смешно шевеля усами.

— Настанет час, когда Ивану-царевичу нечем будет меня поблагодарить за работу. Вот я тогда и вспомню твою кашку, Заряна.

Сказала так мышь и под пол юркнула.

Заряна задумчиво берёт распашонку и прикладывает к плечику и груди сонного царевича.

— Мала! — ахает Чернава и закрывает ладонью рот.

Глава 4

Когда Ваню пощекотал кто-то за пятку, он дёрнулся и схватился за голенище сапога. Ноги были босыми, с досадой он вывалился из стога кувырком и очутился на росистом лугу. Солнце взошло, и Ваня прищурился, поймав один его жаркий лучик, а когда потёр глаза рукавом, то увидел невысокую девушку в белом платочке, из-под которого виднелись светлые русые прядки с солнечной рыжинкой. Простое льняное платье и лапти выдавали в ней холопку.

— Ты кто такая будешь? — высокомерно спросил богатырь, хотя и сидел без сапог на траве.

Она потопталась на месте лапотками и озорно взглянула на юношу.

— Краська-коробейница. Хожу из села в деревню, из города на погост, из посада в слободу. Продаю бусы, ленты, гребешки, булавки, — ответила девушка и показала на короб с длинным наплечным ремнем.

— Не боишься одна по лесным дорогам шастать? — усмехнулся Ваня.

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — рассудительно сказала девушка и перекинула косу с груди за спину, — да и времена нынче тихие, ни войны, ни грабежа. Тишь да благодать в округе.