Сиротка для дракона. Боевой факультет (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка" - Страница 64

Я не хотела ничего обсуждать. Ни о чем не говорить, ни о чем не думать. Просто посидеть и подышать воздухом — свежим, прохладным, а не сухим жаром сушильни.

Воздуха здесь было сколько угодно, но легче не стало. Накрыла тоска — такая острая, что слезы подкатили к глазам.

«На что она рассчитывала». А на что рассчитываю я?

Я рассердилась на саму себя. Третий день знакомы, давай еще, свадебный наряд придумай и имена будущим детям! Не собираюсь я ни на что рассчитывать, просто…

Просто все мои мысли о нем, и даже сейчас, когда я знаю, что Родерику здесь делать нечего, ветер несет запах горьких трав, как в сегодняшнем сне. Как бывает, когда он рядом.

Глупо, но я обернулась к ветру и замерла, увидев в глубине аллеи высокую широкоплечую фигуру.

Дожила! Уже мерещится!

Но Родерик мне не мерещился — шагал себе по аллее легко и стремительно. Двинулся ко входу, застыл на миг, словно колеблясь, а потом вдруг повернулся и направился ко мне.

Раскрыв глаза, я молча наблюдала за ним. Как он меня заметил? Я ведь не шевелилась, кажется, не дышала даже!

— Нори, — улыбнулся он. — Хорошо спряталась, просто чудо, что я тебя заметил.

Забыв обо всем, я подлетела над скамейкой и повисла у него на шее. Как славно, что он пришел! Можно просто держать его за руку, разговаривать — о чем угодно кроме недавно случившегося кошмара — и радоваться, что он рядом.

— Я тоже очень рад тебе, — шепнул он, обнимая меня за талию и целуя в висок. Отстранившись оглядел меня. — Оказывается, я в первый раз вижу тебя в платье.

Смутившись, я зачем-то огладила юбку, вспомнила, что на ней штопка, и снова заложила складку, пытаясь ее скрыть.

— Это домашнее, — зачем-то начала оправдываться я. — Я сейчас переоденусь…

Я попыталась шагнуть ко входу в общежитие, но Родерик удержал меня за локоть.

— Только если ты мерзнешь. Мерзнешь?

— Нет…

Меня в самом деле бросило в жар от одного его взгляда.

— Тогда не бегай, не теряй время. По мне — ты красавица в любом наряде.

Я зарделась еще сильнее, а Родерик, точно не заметив, подставил локоть и повел меня по аллее, залитой светом фонарей.

— Управились с модисткой быстрее, чем я думал, — сказал он. — И я полетел к тебе.

— С модисткой? — переспросила я, ничего не понимая. — Ты же говорил…

— Иллюзия, — закончил за меня Родерик. — Но надо же представлять, что воплощаешь. Я не слежу за дамской модой и ровным счетом ничего не понимаю в этих ваших рюшечках и оборочках. Не хочешь же ты оказаться на посвящении в платье прошлогоднего фасона?

Вообще-то я даже не задумывалась об этом. Праздничные наряды доставали из сундука по поводу и убирали, пересыпав душистыми травами от моли, на все остальное время. Свое я и вовсе подарила Лидии. Пусть я и не собираюсь надевать то кружевное безобразие, которое она вышила для меня, но за преподнесенное от всей души полагалось отдарить, а у меня ничего больше и не было из того, что могло бы ей пригодиться.

Видимо, мое недоумение было написано у меня на лице, потому что Родерик рассмеялся.

— Ты неподражаема. Словом, я отправился к модистке. Она показала мне журналы, объясняя, что к чему, принесла ткани, а потом помогала поправить мою иллюзию. — Он снова рассмеялся. — Меня чуть было не уговорили остаться там на жалованье. Хозяйке салона понравилась мысль показывать дамам не рисунки будущего платья, а иллюзию. Никто потом не скажет, что представлял наряд не таким, да и понятней, как платье будет сидеть на живом человеке.

— Да уж, от дам в салоне отбоя бы не стало, — хихикнула я. — Только не из-за иллюзии, а из-за мага, который их создает.

Родерик хмыкнул и свернул с ярко освещенной аллеи на дорожку между деревьев. Тот, кто планировал парк у университета, поставил в пространстве между аллеями множество беседок, окружив их кустами сирени, чубушника и шиповника. Весной, наверное, это было очень красиво. Но сейчас парк выглядел так, будто его создатель думал не только о красоте, но и о том, что по этим дорожкам, между этих беседок будут прогуливаться несколько сотен парней и девушек, и густые заросли словно приглашали уединиться.

Найти свободную беседку оказалось непросто. Где-то сидели и болтали компании, где-то парочки. Заметив светлячок, некоторые продолжали ворковать, а то и целоваться, вгоняя меня в краску. В других беседках барышни прятали лица на груди кавалеров, парни недовольно озирались. Но чаще светлячок выхватывал внутри беседок лишь непроницаемую темноту — лишнее доказательство того, что в них кто-то находился и этому кому-то совершенно не нужны были свидетели.

Интересно, родители, устраивая своих чад в университет, углублялись в парк? Или ограничивались аллеями? И почему ректор не срубит этот парк под корень? Особенно после той истории с выброшенным на помойку младенцем? Или того, что случилось сегодня?

— Не бойся, — сказал Родерик, кажется, неправильно истолковав, как я озираюсь по сторонам. — Просто не хочу, чтобы нам мешали.

— Я не боюсь, — сказала я и поняла, что это правда. — Я тебе верю.

Он легонько сжал мою руку, погладил пальцы.

— Но странно, что всем как будто все равно, — сказала я.

— Не вырубать же парк только из-за того, что в нем прячутся парочки. — Он улыбнулся. — Ректору тоже когда-то было двадцать…

— Но… — Я покачала головой и не стала договаривать. Не хватало слов. Впрочем, наверное, он был прав. Скажи мне кто, что нельзя видеться с Родериком, — да я бы из кожи вылезла, но нашла бы способ. И не потому, что мне он так уж и дорог, а просто потому, что нечего мне тут указывать, когда и с кем встречаться!

— О, вон свободная, — сказал он.

Мы зашли в беседку, и темнота повисла вокруг нее. Такой же купол, как вокруг других.

— Вот, — сказал Родерик. — Булавка, как ты и просила.

Даже самая строгая дуэнья не придралась бы к этому подарку. Длинная стальная иголка, на одном конце несколько стальных лепестков вокруг стеклянного кристаллика. Очень скромное и вместе с тем очень изящное украшение. Правда, переливы магии вокруг цветка выдавали его настоящую стоимость, и я помедлила, прежде чем протянуть руку.

Родерик покачал головой.

— Сделанное собственноручно — можно. — С этими словами он приколол булавку к лацкану моего кителя. — Так же, как с большинством артефактов, чтобы активировать, сожми кристалл.

Я так и поступила. Ахнула, оглядывая себя — вместо шерсти кителя на мне был атлас нежного цвета, юбка тоже из льняной превратилась в атласную, и по ней пробежали голубые отсветы.

Родерик отступил в сторону, создавая передо мной зеркало. Я вгляделась в него и просто застыла от восторга.

— У меня нет слов… — Я перевела на него взгляд и снова уставилась на красавицу в зеркале. Если бы не лицо, мое, привычное, я бы не поверила, что это — я. Нежный бежево-розовый шелк отбрасывал легкие блики на щеки, оживляя цвет кожи. Окутывал плечи, прикрывал грудь, оставляя соблазнительную ложбинку над краем выреза, обтягивал талию и расходился пышной юбкой, покрытой золотыми с голубым узорами. Я повернулась так и этак, не в силах оторвать глаз от своего отражения. Приподняла волосы на затылке, открывая шею. Да, примерно так и надо будет их подобрать.

— Спасибо, — выдохнула я и повторила: — У меня нет слов!

И неважно, что на самом деле на мне по-прежнему был китель скромного серо-коричневого цвета и изрядно выцветшее платье серого льна.

— Ты волшебник.

— Не я. Госпожа Бертэн свое дело знает. Я только следовал ее указаниям.

— Госпожа Бертэн? — ахнула я. Как ни далека была я от света, это имя слышала. — Ты с ума сошел? Императрица у нее одевается!

— Да. — Родерик пожал плечами. — И что?

— Я не могу это принять.

Я наклонила голову, выискивая булавку. Вот она, все та же скромная брошь у выреза. Сбросила иллюзию, протянула, но Родерик перехватил мою руку.

— Нори. Это не платье. Не ткань, не кружево и не работа полудюжины швей. Это иллюзия. Всего лишь стальная проволока, стеклянная бусина и моя магия. Не обижай меня, отказываясь.