Нужный (СИ) - Агишев Руслан - Страница 47

Те мигом напряглись и попятились по сторонам.

— Ты, дядя, нас на понт не бери! Мы тебе не сявки подзаборные! — едва не зашипел мелкий. — За пачку хрустов своих не сдаем. Если дело серьезное, то проводим. Так ведь, Бык? — здоровяк кивнул. — Обязательно проводим туда, куда нужно. Вона туда шкандыбай, дядя. Меж домами иди, пока не скажу стоять. Нам ведь тебе на слово не резон верить. Проверимся сначала. Может ты недоброе задумал…

Мирский, то и дело оглядываясь назад, где шел здоровяк, двинулся вперед. Мелкий пацан шел довольно быстро, легко ориентируясь в темном лабиринте неосвещенных домов. Чувствовалось, что этот путь ему хорошо знаком.

— Амба, дядя, пришли! — наконец, провожатый резко встал и развернулся.

Жандарм уже снова хотел спросить о старших, как почувствовал укол в бок. Незаметно подобравшийся здоровяк уже держал у его печени узкий стилет и осторожно давил им. Страшное оружие в умелых руках. Рана от него с виду кажется совсем несерьезный, словно какой-то детский порез. На самом же деле внутри все в лоскуты порезано.

— Сюда гони лопатник и шпалер тоже! — едва не на ухо прорычал здоровяк, еще надавливая ножом. — О, Шама, хрустов сколько! Живем! А шпалер, вообще, знатный! Старшак будет доволен. А ты плащ сымай! Может еще чаво припрятал?

В руке у мелкого откуда-то появился фонарь со свечкой внутри. Похоже, они не раз уже такое проделывали с запоздавшими прохожими.

— Давай, давай, шибче! — в нетерпении подгонял Бык, явно ожидая еще чем-то поживиться. — Ох ты, б…ь! Шама, гляди!

Издав сдавленный хрип, здоровяк сделал шаг назад. Даже стилет едва из рук не выронил. Удивленный этим мелкий сразу же поднял фонарь повыше, чтобы посветить.

— Святые угодники, — Шама тоже отступил назад, пораженный зрелищем. Это же фараон!

Мирский медленно снимал плащ, выставляя на всеобщее обозрение парадный жандармский мундир. В неровном свете фонаря сверкало золотое и серебряное шитье, многочисленные наградные кресты с бриллиантами. Слепили глаза роскошные эполеты, широкий золотой пояс на талии.

— Я, вашу мать, генерал жандармерии! — во весь голос рявкнул жандарм, заставляя обоих пацанов вздрогнуть и пригнуться. — Сказал же, к старшему ведите! Скажите, важное дело есть!

При свете фонаря было видно, как на лице мелкого отражалась напряженная работа мысли. Явно пытался понять, что теперь делать. Ситуация была уже больно неординарной.

— Чичас, — буркнул он, похоже, до чего-то додумавшись. — Бык, здесь стой. Я к аппарату.

В это же мгновение его фигура скрылась за дверью в стене. Видимо, где-то здесь было одно из их мест.

Мирский встал у этой же двери, надеясь хоть что-то услышать. Вдруг, этот малец побежал за помощью, и они снова решат взять его «на слабо». Но оказалось он ошибался.

—… Это Шама. Да, у церквы чичас стою, — скрывшийся в доме, по всей видимости, говорил по самому настоящему телефонному аппарату. По крайней мере, у Мирского сложилось именно такое впечатление. — Тута фараон пришел. Сильно сурьезный, в мундире, с золотыми цацками на груди и шпалером в кармане… И что? Да, слышу. Прямо в мундире, говорю, пришел. Очень сурьезный, как прямо со дворца… Нет хвоста… Хорошо… Чичас.

Дверь перед самым носом жандарма распахнулась и там появился мелкий. Смерил Мирского подозрительным взглядом и кивнул. Мол, за мной иди.

— Вот, Старший зовет, — в небольшом закутке, действительно, стоял настоящий телефонный аппарат, причем самый современный, которого, кажется даже в жандармском управлении еще нет. Просто удивительно. — Говори, че надо.

Мирский поднес трубку к лицу:

— Что за дело? — тут же донеслось оттуда.

— Гм… — Мирский не сразу ответил. Как-то странно теперь все это ему казалось.

— Заснул там?

— Мне… У меня похитили дочь, — после недолгой заминки заговорил мужчина. — Помогите ее найти… Я все сделаю, что нужно, — последнее далось ему особенно тяжело. Ведь, понимал, что говорит по-настоящему страшные вещи. Он, глава Отдельного жандармского корпуса, призванного бороться с врагами престола и Отечества, просит помощи у этого самого врага. — Помогите, прошу… У меня есть деньги, очень много денег. Если нужно, я продам свое поместье и отдам вам все. Слышите? Только найдите ее.

На том конце провода ответили не сразу. Молчание длилось минуту или чуть больше. Похоже, там сильно удивились такой просьбе.

— Не нужны деньги, — наконец, прозвучал ответ Старшего. — За тобой будет услуга, если мы ее найдем. Слово, фараон?

— Слово, вор, — сразу же ответил Мирский. — Но, если не найдете… Клянусь Богом, всеми святыми, дьяволом, я всю вашу кодлу огнем выжгу. Ничего не пожалею, к самому государю императору в ноги кинусь. Не обмани, вор…

И такая решимость прозвучала в его голосе, что стоявший рядом мелкий икнул от страха.

— Посмотрим, фараон… — равнодушно прозвучал голос в трубке. — Там посмотрим, кто и кого… Может ты нас, а может мы тебя. Все под Богом ходим, все равны… Но и ты помни про свое слово. Сдержись, все между нами ровно будет. Не сдержись, на себя пеняй.

Мирский хотел было еще что-то на это ответить, но не успел. В трубке раздалось какое-то шипение, а потом длинные гудки. Все, разговор был окончен.

Глава 23

В последние несколько дней княжич Сабуров пребывал в самом настоящем помрачнении. Пожалуй, никак иначе это странное состояние отчаяния и безнадеги, круто замешанного на периодически накатываемом бешенстве, было и не назвать. Имея и так не самый приятный характер, он стал совсем невыносим. По поводу и без повода срывался на своих друзей: то без причины наорет на них, то чем-то в них запустит. Нередко, вообще, молчал, насупившись и ни на что не реагируя. Собственно, примерно, как сейчас…

— Что же не кусочка не съел? Неужто я сплоховала? Приготовила плохо? Рыбка вот на пару, твоя любимая… — перед накрытым столом на кухне, где он теперь и завтракал, и ужинал вместе со слугами, стояла старая кормилица княжича, еще грудничком его нянчившая. По сморщенному лицу видно было, что переживала, жалела. Отцов гнев ведь очень больно бьют. — Плохо, чай? А ты поплачь, поплачь. Глядишь, и легче станет, — женщина ласково погладила его ладонь. Совсем как в детстве, когда хотела успокоить плачущего малыша. — Поплачь, не стыдись.

Только зря она все это затеяла. Малыш-то уже давно вырос, и вырос в приличную скотину, на которой и клейма негде было ставить. А ведь бедная женщина все еще видела в нем того хорошенького ангелочка с пухленькими щечками, носиком-пуговкой и белокурыми локонами на головке, которого было так приятно тискать в объятьях.

Сабуров вдруг резко вскинул голову и ожег кормилицу ненавидящим взглядом. И столько жути в нем было, что кормилица с испуга вскрикнула и отпрянула назад.

— Пошла на х… тварь! — рявкнул он, одним махом руки сметая все со стола. Серебряные ложки, вилки, ножи, тарелки с плошками с грохотом разлетелись по сторонам. — Ненавижу!

С налитыми кровью глазами, парень вскочил из-за стола и выбежал из кухни. Прыжками взобрался по лестнице на второй этаж и буквально влетел в свою комнату, где как раз заканчивала уборку горничная.

— Ай! — взвизгнула девушка, увидев его перекошенное лицо. Тут же выронила из ослабевших рук тряпку и по стенке прокралась к выходу из комнаты.

Княжич же, оставшись один, с силой обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону, как китайский болванчик. Но не прошло и минуты, как он свалился на стул, где и застыл с медленно шевелящими губами:

— Что же я наделал… Б…ь, что я наделал… Если все всплывет, то это все… Конец…

Сейчас, когда бушевавшие внутри него эмоции — злость на отца и мать, ненависть к своему недругу, желание показать свою смелось и независимость и многое другое — более или менее стихли, он наконец понял, что натворил. Совершенное «по пьяному делу» совсем не походило на шалость или относительно невинное развлечение аристократической молодежи из тех, что не особо осуждалось в столице. Здесь ясно прорисовывалось самое настоящее имперское преступление первой — самой тяжелой — категории, за которые светила или бессрочная каторга или смертная казнь в лучшем случае. В худшем же могли и пытки назначить, правда, именуемые в имперском кодексе об уголовных наказаниях более благообразно — «умиротворительные» процедуры.