Таинственный ключ и другие мистические истории - Олкотт Луиза Мэй - Страница 13

– Всего-навсего влюбленность! Я боялась новой беды, сродни беде старой. Семнадцать лет молчания, семнадцать лет тайных страхов и раскаяния! – продолжала она, меряя комнату шагами. Ее пальцы были переплетены, глаза горели невыразимым страданием. – Ах, Ричард, Ричард! Я давным-давно простила тебя, и уж наверное эти годы мучений искупили обиду, которую я – душой и разумом глупая девчонка – нанесла тебе! Я поступаю так ради дочери; ради нее остаюсь нема как рыба. Господь свидетель, для себя мне ничего не нужно, только бы упокоиться рядом с тобой.

Через полчаса на пороге возник Пол. Дверь была открыта: миледи с дочерью вернулись без предупреждения, и этим объяснялось, что дверей никто не запер, а по коридорам не сновала прислуга. Войдя никем не замеченным, Пол добрался до спальни миледи. Огонь в камине почти догорел, кресло, в котором обычно сидела Лиллиан, пустовало, а сама миледи спала, убаюканная ветрами, что завывали снаружи, и глубокой тишиной, что царила внутри. Некоторое время Пол смотрел на миледи, причем великая жалость смягчила выражение его лица, когда он отметил круги под глазами, бледность щек, слишком рано поседевшие локоны и губы, которые шевелились даже во сне, ибо сон был тревожный.

– Не хотелось бы мне этого делать, – вздохнул Пол и склонился над миледи, намереваясь разбудить ее словом.

И вдруг она, по-прежнему погруженная в сон, стиснула цепочку медальона, как будто не желая уступить его невидимому врагу и даже повергнуть этого врага. В пылу борьбы миледи заговорила; речь была отчетливой, тонкие руки терзали золотую цепочку. Пол замер, ибо уже первое слово потрясло его. Он не шелохнулся, прислушиваясь, до тех пор, пока не прошел припадок и миледи не задышала ровнее и спокойнее. Тогда, быстро оглядевшись, Пол умело открыл медальон, извлек серебряный ключик, положил на его место похожий ключик от пианино и вышел из дома так же бесшумно, как и вошел.

Той же ночью, в самый темный предрассветный час, некая фигура проскользнула по дорожке тенистого парка и исчезла в глухом его уголке, где находился фамильный склеп. В руке незнакомца мигнул огонек, послышалось звяканье засовов и скрип ржавых дверных петель, после чего тьма поглотила и человека, и несомый им свет. В зловещем чреве склепа, в его спертом воздухе фонарь едва-едва озарял ниши, в которых стояли гробы, всюду виднелись либо угадывались признаки распада и смерти. Незнакомец надвинул шляпу на глаза, шарфом завязал себе рот и нос и обвел подземелье бесстрашным взором, хотя в мертвой тишине отчетливо слышалось, как колотится его сердце.

Ближе всего ко входу стоял длинный гроб, покрытый черным бархатом и окованный серебром, некогда ярким, теперь потемневшим. Все Тревлины отличались высоким ростом, и последний из почивших в этом склепе определенно был под стать своим предкам. Его гроб не уступал размерами древним дубовым гробам, где покоились кости представителей многих поколений. На табличке в форме щита значилось «РИЧАРД ТРЕВЛИН», после имени стояли даты рождения и смерти. Казалось, незнакомец очень доволен собой, мужчина вставил ключ в замок, приподнял крышку гроба и, отворачиваясь, дабы не увидеть разрушений, которые постигли тело за семнадцать лет, сунул руку внутрь. На груди покойного, в складках савана, рука нащупала заплесневелый лист бумаги. Лист был извлечен; мужчина быстро взглянул на него, запер гроб, задвинул засовы, погасил фонарь и исчез, сам подобный призраку, во мраке ненастной октябрьской ночи.

Глава VIII

Кто?

– К вам джентльмен, миледи.

Взяв визитную карточку с серебряного подноса, на котором ее подал лакей, леди Тревлин прочла имя – «Пол Тальбот» – и приписку, сделанную карандашом: «Умоляю принять меня».

Лиллиан стояла рядом; она тоже видела карандашную строку. Взгляды матери и дочери встретились. Девичье личико, вспыхнув надеждой, явило такие любовь и томление, что леди Тревлин просто не смогла разочаровать дочь или допустить, чтобы она маялась неизвестностью.

– Я приму его, – молвила миледи.

– Ах, моя великодушная мама! – воскликнула Лиллиан и бросилась обнимать леди Тревлин. Задыхаясь от волнения, она добавила: – Встречи со мной он не просит, значит, мне присутствовать нельзя. Не беда: я спрячусь в эркере и смогу выйти или выскочить в сад – в зависимости от того, с чем явился Пол.

Разговор происходил в библиотеке. Лиллиан нравилась эта комната, ведь с нею у девушки в отличие от матери не было неприятных ассоциаций, и леди Тревлин, подавляя тяжелые воспоминания, частенько сидела с дочерью именно здесь. Сейчас Лиллиан, чтобы слова не расходились с делом, скользнула в эркер и задернула тяжелые шторы. И как раз вовремя, ибо возле дверей послышались шаги Пола. Миледи, с женской ловкостью скрывая волнение, поднялась и приветливо протянула руку, однако гость, поклонившись, произнес почтительно и серьезно (впрочем, в интонациях его угадывалась буря чувств):

– Простите, леди Тревлин. Сначала выслушайте меня. Если и после моей речи вы подадите мне руку, я с благодарностью приму ее.

Миледи заметила, что Пол очень бледен и еле сдерживает волнение. Он имел вид мужчины, который ценой огромных усилий настроился на выполнение трудного и очень важного задания. Сочтя эти признаки естественными для влюбленного, что явился свататься, миледи с улыбкой уселась в кресло и спокойно отвечала:

– Я готова выслушать тебя, Пол. Говори без утайки и помни, что мы связаны давней дружбой.

– Хотел бы я об этом забыть. Тогда моя задача упростилась бы, – пробормотал Пол со смесью сожаления и решимости, облокотился на высокую спинку стула и вытер влажный лоб. Глаза его выражали столь глубокое сострадание, что сердце миледи содрогнулось от дурных предчувствий.

– Я должен поведать вам длинную историю и испросить вашего прощения за недостойные поступки, которые я совершил, будучи юнцом. В то время мною двигало ложное представление о долге. Теперь я осознал свои ошибки и раскаиваюсь в них, – начал Пол.

– Продолжайте, – велела миледи.

Ею постепенно овладевал ужас, и требовались все силы, чтобы достойно встретить неминуемое потрясение. Она позабыла, что Лиллиан прячется в эркере; она позабыла обо всем и видела только, что молодой человек ведет себя странно, и внимала ему, замерев как изваяние. Пол, по-прежнему очень бледный, поспешно заговорил, лишь глаза его выражали жалость и раскаяние.

– Двадцать лет назад некий английский джентльмен встретился в итальянском городке со старым приятелем, женатым на местной красавице. У нее была столь же прелестная сестра. Наш джентльмен влюбился и тайно женился, из опасения, что отец, если проведает об этом браке, лишит его наследства. Прошло несколько месяцев, и джентльмену потребовалось вернуться на родину, ибо отец его скончался, нужно было принять титул и имение. Джентльмен уехал один, пообещав, что вызовет к себе жену, когда разберется с делами. Своим знакомым в Англии он даже не намекнул, что женат, намереваясь явить красавицу-итальянку сюрпризом. Однако он пробыл в Англии совсем недолго, когда пришло письмо от старика-священника, жившего в том же итальянском городке. Священник сообщил, что там свирепствует холера, что она прибрала половину населения, и в числе жертв – его жена и друг. Известие стало ударом для джентльмена. Чуть оправившись от горя, он заперся в своем поместье и попытался обо всем забыть. Случайность столкнула его с другой прелестной женщиной, и он вступил в новый брак. Не прошло и года его супружества, когда в доме появился тот самый друг, якобы умерший от холеры, и сообщил, что жена его жива и что она родила ему дитя. Во время эпидемии кругом царила неразбериха, вот священник и перепутал сестер: старшая из них действительно умерла.

– Это мне известно; продолжайте! – сорвалось с белых губ миледи, которая в упор глядела на рассказчика.

– Овдовевший друг и его свояченица вместе бежали из проклятого городка. Удача им не улыбнулась. Они долго ждали писем и сами писали исчезнувшему мужу, но ответа не было. Сразу отправиться в Англию им не дали болезнь и бедность. Родилось дитя. Друг, побуждаемый свояченицей и собственными интересами, все-таки прибыл в Англию, узнал, что сэр Ричард женился вторично, и, крайне опечаленный, поспешил к нему в поместье. Легко вообразить ужас несчастного. Он обещал ничего не требовать от сэра Ричарда и хранить его тайну, пока сэр Ричард не придумает, как изменить ситуацию к лучшему. С тем он и уехал.