Тамо далеко (1941) (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 22

Усташска войница — партийная милиция усташей, включая печально известный своей черной формой «Черный легион», на максимуме порядка 74 тысяч человек;

Словения:

Домобранство (военно-полицейские силы в оккупированной Словении) — порядка 15 тысяч человек;

Локальные милиции, самообороны и «войска»:

Добровольческая антикоммунистическая милиция в зоне итальянской оккупации — 6 «корпусов», до 29 тысяч человек;

Словенская «Белая гвардия» — до 10 тысяч человек;

Вулнетари (Косовские албанцы) — до 6 тысяч человек;

Мусульманская милиция Санджака — до 8 тысяч человек;

СОПРОТИВЛЕНИЕ

Югославская армия на родине(Четники Дражи Михайловича, Равногорское движение) — максимальная численность до 300 тысяч человек, активны не более четверти. Ориентировались на короля и правительство в изгнании. Неоднократно вступали в переговоры и соглашения с оккупационными властями с целью не допустить усиления коммунистических партизан. В итоге в 1945 году король Югославии призвал четников переходить к партизанам. Остатки равногорцев разбиты в боях с НОАЮ и Красной армией, Дража Михайлович осужден и расстрелян в 1946 году.

Народно-освободительные силы(Партизаны, титовцы, народно-освободительная армия) — от 80 тысяч в 1941 до 600 тысяч к 1945 году. Созданы и действовали под руководством Коммунистической партии Югославии, ориентировались на СССР. Отряды были сведены в бригады и дивизии, а затем и в армии. С 1943 года НОАЮ — единственное движение сопротивления, располагавшее собственной авиацией и военно-морскими силами.

Глава 9

Издание второе

Пробрало меня до самых пяток, застыл и вытаращился, пытаясь разглядеть, что там за женщина мелькнула. Платье светлое, городское, фигура похожая, прическа вроде тоже… но что там с улицы увидишь?

Пока я глазами хлопал, она еще раз мимо окна прошла, заметила соляной столп в моем лице, склонила голову и… пропала из виду. Я же мучительно соображал — она, не она? Что делать? Стучаться в дом или валить побыстрее?

Скрипнула дверь и под навесом трема появилась сильно помолодевшая Милица. Приподняла подбородок, глянула свысока и элегантно положила ладонь на бедро:

— Осторожнее, не прожгите мне платье взглядом.

Будь я проклят, но у нее и талия тоньше стала, и грудь больше и… и тут до меня дошло, какой же я идиот, это не Милица, это ее сестра! Издание второе, исправленное и дополненное.

— Я вас где-то раньше видел…

Она снисходительно растянула губы — ну да, подкат, прямо сказать, дебильный.

Но тут меня дернул за рукав Марко, наблюдавший всю эту пантомиму и я отмер:

— Господжица Проданович?

Она распахнула глаза пошире и тягуче ответила:

— Да-а… Откуда ты меня знаешь?

— Дорога от Белграда, машина, бомбежка, паспорт с запиской.

— Ой, а деньги? — тут же вспомнила Верица.

Ну да, мне стыдно, но прямо вот взять и все рассказать? Да сейчас! Пришлось изобретать историю о том, как мы с Йованом разгребали дорогу после бомбежки и нашли пустую сумочку с паспортом.

— А пистолетик? Красивенький такой, перламутровый?

Я только развел руками.

— Жа-алко, он так переливался из розового в голубой… Тяжеленький, я его под подушку клала.

На воспоминаниях о браунинге Верицу как прорвало. Она прощебетала мне всю свою нелегкую жизнь, начиная с отъезда из Белграда — про ужасную бомбежку, когда Милоша ранило и они едва успели выскочить из машины. Как их везли в госпиталь в грязном кузове грузовика, где неуклюжие солдаты раздавили кофр с косметикой и духами, но Милош не наказал их, потому, что был без сознания. Как она плакала, когда пропал второй чемодан, а Милош умер на операционном столе…

Из захлестнувшего меня потока информации я понял одно — Милош, кажется, легко отделался. А страдалицу подобрал некий майор и повез дальше, через всю Шумадию в Чачак, пока туда не пришли немцы. Где-то посреди рассказа Верица спохватилась, а доставил ли я весточку сестре? Пришлось рассказать, избегая постельных подробностей, о встрече с Милицей, а попутно представиться. Ну и добавить, что старшая сестра выражала недовольство поспешным отъездом младшей.

— И то ей не так, и это не эдак! — возмутилась Верица, пропустив почти все детали мимо ушей. — Все время меня учит! Как гимназистку!

Она сердито потеребила синий бантик на голубом платье, фыркнула и вернулась к рассказу о дорожных мучениях — ни в одной гостинице не было английского джема, представляете? А в одной даже не было масла к утреннему кофе!

Где-то посреди ужасных ужасов в городе с подходящим названием Ужице, майор осознал во что вляпался, и вызвался добыть этот самый джем. И благоразумно пропал. Верица совсем было впала в отчаяние, поскольку у нее срывался заказ платья у местной портнихи, но тут появился Слободан, которого она именовала «Слободанчик».

— Он такой хороший, такой хороший, хоть всего лишь капитан! А у тебя какое звание?

— Кадет выпускного класса.

— Ой, а как вы сказали вас зовут? Владо? — внезапно перешла она на «вы» и заворковала почти интимно. — Значит, вы тоже офицером станете?

Я неопределенно пожал плечами, чтобы не сказать ни да, ни нет, но вот с этого момента почуял осязаемый интерес к моей персоне. Ну, не сильный, а так, на скамейку запасных посадить. А то вдруг капитаны-поручники закончатся и придется переходить на кадетов, так чего бы не оставить кандидата в состоянии легкой влюбленности?

А Верица, судя по всему, предпочитала именно военных — красивых-здоровенных, и начала меня понемногу когтить, попутно выясняя, не опередила ли ее сестра. Впервые с начала разговора внимательно осмотрела меня сверху донизу, запомнила, убедилась, что я соответствую вкусам Милицы и продолжила расспросы. Как я нашел их дом в Карабурме, как увиделся с Милицей, да кто у нее был, да что за кавалерист, да как она села, да что сказала…

Пришлось мне включать дурака — отвечал коротко, в подробности не вдавался. Естственно, умолчал и о втором этаже и уж тем более о том, что ее сестра прекрасная наездница.

В окно выглянул сухой и прямой, как доска, здешний учитель, хозяин дома. Характерный типаж — коротко стриженые седые волосы и усы, застегнут до подбородка. Про него мне успели рассказать подвыпившие четники — начинал службу еще до Первой мировой в Нови-Саде и там прославлял Габсбургов, после войны переехал от греха подальше в Каменицу и тут прославлял Карагеоргиевичей. А придут немцы — будет прославлять фюрера. Чья власть, того и вера.

Он не преминул выйти на трем, посмотреть, с кем болтает Верица, но девушку это не остановило.

От заворота мозгов меня спас Слободанчик.

Я даже простил капитану, что он начал с ходу меня строить, топорща тараканьи усы и размахивая портфелем желтой кожи. Но слово за слово и путь ему пролег туда, где растет хрен — в конце концов, если у офицера нет соображения, что нельзя орать на незнакомого человека с оружием, то кто ему доктор?

Слободанчик вспучился, как жаба на соломинке и покраснел, как задница при запоре, но ситуацию разрядила Верица, соизволившая сойти с галерейки и прижаться к своему капитану.

— Зайчик, не кричи, у меня голова заболит.

Серьезная угроза заставила Слобо захлопнуть рот.

— Мальчик нашел мою записку, помнишь, я рассказывала? И отнес ее сестре, ничего такого. Пойдем, — не переставая щебетать, она взяла его под руку и потянула в дом.

Капитан, подозрительно косясь в мою сторону, дал себя увести. Жаль, что у него шайкача, ему бы буденовку носить, чтоб через верхний клапан пар выходил. А то с таким кипением возмущенного разума и до сердечного приступа недалеко.

Вот так вот и бросай добро в воду, всего-то про сестру рассказал… Хотя мне грех жаловаться — стоить вспомнить ночь с Милицей, так что будем считать, что квиты.

Из Пожеги прибыло командование в виде целого майора и распорядилось продолжать сидеть ждать благоприятного момента. Но пока учинить четникам боевую подготовку, а чтоб не ныли, договориться с кафанщиками о снижении цены на ракию. Нельзя сказать, что второе приказание сильно обрадовало людей, зато третье… Выпивка действовала по-разному: кто впал в мрачную задумчивость, кто распевал песни, кто выяснял степень уважения к нему среди собутыльников, кто хвастался подвигами в стиле «одним махом семерых побивахом».