Шаманка. Песнь воды (СИ) - Лин Айлин - Страница 24

– Мы не так давно пришли, – удивлённо ответил отец, присаживаясь рядом и помогая мне сесть.

– Вот как, – задумчиво пробормотала я и сняла шапку с головы.

– Как ты это сделала? – в голосе мамы слышалось неприкрытое удивление.

– Что именно? – не поняла я, о чём это она.

– Шариз, хатэ не снимается.

– Как это? – настало моё время изумляться. – Вот она прекрасно надевается и столь же замечательно снимается, – нахлобучила шапку назад и быстро сорвала с головы. – Никаких проблем. Я же не буду в ней есть, спать и ходить днём, в такую-то жару! – если это обязанность шаманки, то придётся объяснить – они мне совсем не подходят.

– Как только шаман или шаманка надевает на голову хатэ, он её более не может снять, до самой своей смерти, – терпеливо пояснил папа.

– Хмм, – почесала кончик носа, задумавшись, – ну, может, потому, что я магиня первого ранга, то меня такие условности не касаются?

Родители многозначительно переглянулись, но вместо ответа Горн заговорил о другом:

– Расскажи, что тебе открылось?

– О-оо, – округлила глаза я, а потом внимательнее взглянула на брата и маму, плотно кутавшихся в тёплые верблюжьи пледы. – Пойдёмте домой, с каждым мгновением Лолели становится всё холоднее, не хочу, чтобы вы замёрзли.

И мы в полной тишине пошли назад, я несла волшебный головной убор в руках, плотно прижав его к груди, и с удовольствием осматривалась по сторонам. Мы, не спеша, спускались с высокого бархана, с которого открывался прекрасный пейзаж на Зэлес. Также с этой позиции я заметила часть Ньеры, таинственно мерцавшей в ночи.

Оказавшись дома, сели на ковёр возле главного очага в доме, и я принялась рассказывать:

– Там большая библиотека. Сотни книг разной толщины, на разных языках, на совершенно разные темы. Я, правда, не успела подробно изучить каталог, но того, что увидела, вполне достаточно, чтобы сделать вывод: там есть литература не только о магии, но и о биологии, химии, физике. Это не просто шапка. Это артефакт. И его надо беречь, как зеницу ока!

Я замолчала, чтобы сделать глоток горячего взвара, Горн воспользовался моей заминкой и растерянно пробормотал:

– Большая часть слов, произнесённая тобой, дочка, мне совершенно непонятно. Хими, физи, что ты там ещё сказала? Катал?

– Мне с раннего детства было жутко любопытно, что же в себе скрывает сила шаманской шапки, – о другом заговорила Газиса. – И никогда бы не подумала, что там какое-то место с древними книгами!

Я посмотрела на Рона, ожидая вопросов от него, чтобы ответить всем сразу, но мальчик, тихо посапывая, спал, свесив голову на грудь.

Выдохнула. Я не знала, что им сказать. Как объяснить такие простые для меня вещи.

– И откуда ты так быстро со всем разобралась? – подозрительно прищурился дотошный отец.

– Начну с начала, – решилась я, – хатэ – артефакт, в него заключён некий дух, который называет себя Хранителем и помощником магов. Время, проведённое внутри библиотеки, отличается от реального. То есть, вы говорите, что я пробыла в неподвижности всего-то около часа, но для меня это было гораздо больше – пару часов минимум, но по внутреннему ощущению – всю ночь. Как-то так.

– Хочешь сказать, что тебе этого хватило? Чтобы так много узнать? – понятное дело, папа не поверил.

– Этого было достаточно, чтобы Хранитель объяснил мне, что к чему и какие существуют науки. И он также вкратце рассказал о каждой из них.

– Вон оно что, – покивал папа, – я знаю только науку боя на шамширах, науку кулачного боя и науку жизни.

– Что практически одно и то же, – криво улыбнулась я и вдруг зевнула.

– Горн, детям пора спать, – тут же всполошилась мама, – им завтра рано вставать у них стрижка бактрианов, потом у Рона чистка загонов, Эль должна помочь в лечебнице.

На мой ошарашенный взгляд, Газиза сурово сдвинула аккуратные брови:

– Ты теперь шаманка, но это вовсе не значит, что тебя освободят от назначенного наказания. Поскольку одновременно ты продолжаешь быть моей дочерью…

– А это значит, что я вся в твоей власти, – покивала я, медленно поднимаясь и шаркая в сторону лестницы. Вчера был первый день, когда мы с Роном помогали в уходе за верблюдами и, скажу я вам, приятного там было мало. Особенно вытаскивать жирных песчаных клещей. Отвратительные создания! Разных размеров, но самые жуткие те, что напились крови и разбухли до трёх сантиметров и поменявших цвет с коричнево-красного на оливково-серый. Фу, какая гадость! Их приходилось вытаскивать очень аккуратно, чтобы не лопнули, складывать в сосуды, которые после полного заполнения, запечатывали и закапывали в горячий песок. Ещё та работёнка!

– Может, сменишь гнев на милость? – негромко сказанные папой слова, заставили меня чуть притормозить, чтобы услышать ответ мамы.

– Ты что, Горн! – тихо шикнула Газиса, – какой толк от такого наказания? Дети ведь подумают, что в следующий раз им также всё сойдёт с рук, будет им.… наукой, – веско присовокупила она, словно припечатала. – Отнеси сына в комнату, – уже мягче добавила молодая женщина, которой я искренне восхищалась.

Ну, что же, утро обещает быть интересным в кавычках, так же как и вторая половина дня, которую я проведу не на кухне, а в лечебнице. Вот интересно, у нас есть волнушка и магическое озеро под боком, тогда отчего люди всё равно болеют? Эти вопросы задам завтра, а сейчас мне страшно хотелось уронить голову на мягкую подушку, набитую отборной шерстью, и уснуть.

Глава 26

Пустыня в дневное время – это пекло. Поэтому трудиться под палящими солнечными лучами в часы зноя, мало кто стремился. Это же негласное правило касалось верблюжатников, тех, кто ухаживал за бактрианами.

Поэтому основная часть запланированной на день работы приходилась на утренние часы, начиная с момента, когда горизонт только-только подёрнется рассветной дымкой, и до двенадцати дня, когда уже невмоготу терпеть вонь навоза и собственные запахи пота.

Робкие солнечные лучи едва коснулись золотого песка Лолели, а мы с Роном уже стоим у крытого загона с прекрасными животными.

Мальчишка имел вид грустный, даже тоскливый, но и я выглядела ничуть не лучше брата. Меня вовсе не прельщала мысль возиться с шерстью и выискивать клещей на коже верблюдов.

– Ты знаешь, зачем их запечатывают в сосуды и закапывают в песок? – негромко спросила я хмурого Рондгула, чтобы немного отвлечь его от предстоящей не самой приятной работы.

– Если честно я не знаю, краем уха слышал, что потом с получившейся гадостью что-то делают для обработки костей гаури.

– Бяка какая, – поморщилась я, одно дело садить в банку насекомых живыми, другое вынимать их оттуда спёкшимися.

– Дядька Боул ещё сказал, что в песке что-то с ними происходит и они затвердевают до каменной твёрдости, – продолжил с воодушевлением вещать мелкий, позабыв, что очень скоро возьмёт специальные щипцы и монструозные ножницы. Ведь это так приятно: старшая сестра чего-то не знает, а он ведает. В голосе братишки прорезались торжественные нотки, с лёгким оттенком превосходства. Этого я и добивалась – пусть почувствует, что я не всемогущая и всезнающая.

– Я сегодня впервые буду стричь бактрианов, но наслушавшись твоих рассказов и впечатлившись экземплярами клещей, что ты вчера принёс домой, мне как-то не хочется этим делом заниматься. Надеюсь, ты мне подскажешь, что тут, да как, – с надеждой заметила я.

– Не бойся! Конечно, помогу! – округлив грудь колесом, уже с большим воодушевлением заявил Рондгул. – Там совсем несложно, нужно быть только очень внимательным, а ежели поранишь верблюда, то там есть мазь заживляющая, главное, сразу же намазать, не откладывая на потом.

Первая часть светового дня пролетала практически незаметно за бойкой речью Рона, а он был просто замечательным рассказчиком. От наставлений по стрижке и ловле клещей на связанных верблюдах (их буквально пеленали в крепкие верёвки, чтобы бактрианы не брыкались и не могли причинить вред человеку), мальчик со временем перешёл к историям о давно почивших воинах, когда-то сражавшихся за Ньеру и право построить на её берегах поселение, я с повышенным интересом слушала малого и механически делала работу: состричь клок, пробежаться глазами по открывшемуся участку, заняться следующей пядью и так бесконечно по кругу.