Red is my favourite colour (СИ) - "bzlkt" - Страница 110

— А я Амелия Мэллори. Почему же вы тогда утверждаете, что являетесь моим отцом? — слова приобретали выпуклость и красочность, точно я — опытный оратор и буднично выступаю перед сотней тысяч зрителей. Со стороны, должно быть, нельзя было сказать, что я до смерти боялась и волновалась.

— Мы дали тебе девичью фамилию матери. Ты недостойна носить мою. — Презрительно фыркнул и, развернувшись на каблуках, зашагал к заливу. Я оторопело вперилась взглядом в оставшиеся после него две ямки во влажном песке, а в голове стучало набатом одно: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу».

«Эванс… где-то я уже слышала эту фамилию…»{?}[ см.главу 12:)] — задумалась я и пошла следом, предупредительно оглянувшись на ребят. Себастьян свирепо раздувал ноздри, пока Гаррет что-то шептал ему на ухо. «Хоть бы с ними всё было в порядке…»

— Так что же, ты один, или вся семейка заявилась? — я показательно развела руками и покрутила головой.

— Твоя мать умерла ровно десять лет назад. В этот день, пятого января.

В грудь ударило бладжером, или то был фантом? Я глотнула колючего воздуха и словно осела на землю: ноги подкосились, и я еле на них удержалась.

— Как её звали? — после долгой паузы смогла выдавить я. Краем глаза уловила едва заметное мельтешение в воздухе: резво размахивая крыльями, чёрный ворон пытался перелететь через невидимый барьер — он никак не мог сдвинуться с места ближе к нам, постоянно врезаясь в эфемерную стену. Неужели «отец» наложил какой-то купол?

— Сара. Её звали Сара Мэллори. Непутёвая семейка с такой же непутёвой фамилией. И потомством. — Он брезгливо поморщился в мою сторону.

— Чем же я так тебе не угодила, папочка? — театрально поджала губы, хоть и слёзы обиды действительно подступали к горлу с каждой минутой всё сильнее. Как же горько и неприятно слышать такое, пусть и по сути от чужого тебе человека.

— Ты, как и твоя безвольная мать, совершенно негодны…

— Заткнись! — зачавкал песок со стороны леса, и до моего нюха донёсся обжигающий запах древесины и гари. «Мерлин, Себастьян, только не сейчас».

***

Как он может говорить ей такое?! Амелия совершенно негодна?! Да кто он такой, чтобы…

Казалось, ярость и злость клубами горячего пара вырывались из моих ноздрей, будто я огнедышащий дракон. Я был готов растерзать его на месте, убить, сжечь дотла.

— О, отродье Сэллоу. — Уильям вскинул голову к звёздному небу, словно ужасно утомившись в нашей компании. — Я даже не удивлён, что у этих оболтусов уродилось такое недоразумение, ведь…

— Ты перегибаешь, Эванс. — Амелия направила на него пылающую синим жаром пятерню. Древнюю магию такой мощи я ещё не видел. От неё исходило чарующее сияние, которое вселяло немыслимый ужас.

При упоминании родителей, да ещё и в подобном тоне, меня точно окатили ледяной водой. Все затянувшиеся кое-как раны заново вспоролись, и из них полилась кровь вперемешку с горькими слезами.

— А я всё ждал, когда же ты продемонстрируешь свои «уникальные» способности. — Он согнул пальцы обеих рук в воздухе, показывая кавычки, а в его глазах проскользнула такая въедливая зависть, что я вмиг всё понял. Незаметно нащупал палочку в кармане, аккуратно потянул её и вложил в руку.

— Ты так расстроен, потому что сам ими обделён? — Амелия словно прочитала мои мысли. Сначала я удовлетворённо хмыкнул, но сразу забеспокоился: может, не стоит его дразнить?

Уильям одобрительно опустил уголки губ и выгнул брови:

— Может, ты и не настолько пустоголова, как твоя мать. Она всё грезила о большой и чистой любви, домике у моря, детишках и прочей лабуде. — Он досадливо плюнул в сторону залива. — Как?! Как можно, имея такой редкий дар, пустить его на самотёк? — Уильям, казалось, разговаривал с самим собой. Его монолог становился всё более эмоциональным: так вскрывают давно образовавшийся нарыв, и весь гной, накопившийся за столько времени, льётся из раны, даруя облегчение больному.

— «На самотёк»? Что это значит? — Амелия, забывшись, подалась вперёд, но я преградил ей путь — не стоит соваться к этому безумцу в минуты его откровений.

Декабрь 1873г.

— Уильям! Уильям! — Сара, на ходу поправляя вечно сползающие очки, резво сбегала по главной лестнице Хогвартса и размахивала каким-то пергаментом. Её чёрно-жёлтый галстук нелепо болтался на шее — она никогда не отличалась аккуратностью.

— Что случилось? — скучающе спросил я, без интереса глянув в её сторону. Мне до жути хотелось пробраться сегодня в Запретную секцию, пока библиотекарша чаёвничает с подругами. А тут эта Мэллори…

— Представляешь, мне предложили стать Хранителем! Профессор Кларк сказал, что…

— Хранителем? Надеюсь, ты отказалась? — я откинулся локтями на перила и смерил её презрительным взглядом.

— Почему? — она осеклась и потупила взор. — Во мне разглядели того, на кого можно положиться! — с бóльшим энтузиазмом выпалила Сара и крепче прижала к себе многочисленные учебники.

— Ну ты и дура! — я толкнул её плечо своим и устремился вниз, пока в библиотеку не набежали тупые заучки, проводящие там львиную долю своего свободного времени.

***

— Она всегда всё терпела, — желчно выдал Уильям. — Никогда не жаловалась, не давала отпор, смиренно глотала все оскорбления, чем бесила ещё больше.

— Какой же ты урод, — сквозь зубы процедила я.

Образ матери в моей голове рушился стремительно и очень болезненно: я всегда представляла её стервозной звездой школы, чья нежелательная беременность испортила бы её карьеру и личную жизнь. А тут…

Стало нестерпимо жаль её. Захотелось обнять, прижать к себе и попросить прощения. За все те гнусные мысли, когда я считала, что она бросила меня по своей воле. Сейчас же пазл складывался, и проявляющаяся картина не сулила ничего подобного.

— Ха! «Урод». Я и не такое слышал в свой адрес, так что придумай что пооригинальнее. — Уильям немного помолчал, а затем продолжил. — Как снег на голову свалилась новость о том, что Сара беременна. Она и до этого не так много времени уделяла тренировкам с древней магией, а тут и вовсе перестала появляться в Выручай-комнате. Бродила по лавкам и выбирала тупые чепчики да пелёнки. И всё из-за тебя!

Было ясно, что эти воспоминания бередят его душу, илом с речного дна поднимают злость и негодование. То же самое творилось и со мной.

— Из-за меня?! Я что, просила себя рожать? Ты в своём уме?

Он будто не слышал меня, а лишь безостановочно причитал:

— Кто только вдалбливает всю эту чушь в ваши тупые головы?! Про семью, преданность, верность — всё это полный бред! Эти рабские традиции надо искоренять, уничтожать!

Уничтожать?..

— Так бедные волки пострадали из-за своей врождённой преданности? — догадалась я.

— Ненавижу преданность. Она сковывает, лишает свободы. Ненавижу, что после стольких попыток стать анимагом в конце концов превращаюсь в это.

— Думаешь, все твои несчастья из-за анимагической формы? — съязвила я, вконец потеряв остатки терпения. Отмахнулась, как от назойливой мухи. — Что случилось с матерью?

Гробовое молчание длилось от силы полторы минуты, но мне они показались вечностью.

Высокий пушистый тростник, растущий прямо около воды, приветливо шуршал и даже успокаивал. Гребешки волн, появляющиеся от студёного ветра, гипнотизировали, и казалось, что где-то там весело плещется рыба, кипит жизнь. На иссиня-чёрном небе загадочно укутался туманной вуалью месяц. Он немым свидетелем наблюдал за развернувшейся на земле очередной семейной драмой.