Предчувствие смуты - Яроцкий Борис Михайлович - Страница 24

Богатство в большинстве случаев начинается с малого. Обычно это деньги, которые достаются кровавыми мозолями на руках. Благодаря Соломии Марку Куприяновичу повезло. Деньги сами шли в руки. Чаще всего их приносил почтальон, восторгался чужим счастьем:

«Любит ангел вашу доньку, а заодно и вас, доброго батька».

У «доброго батька» была на очереди покупка инкубатора. Для этого тоже нужны деньги, и немалые. Марк Куприянович надеялся только на дочку. А дочка, стоя в засаде, прикидывала: для покупки инкубатора надо будет свалить двух майоров или хотя бы одного полковника.

Где и как она зарабатывает, знал в общих чертах ее неутомимый отец. На кровавый заработок он ее и благословил. Ему пришлось признаться, что в годы своей молодости, когда ему едва исполнилось шестнадцать, он пошел добровольцем в украинскую повстанческую армию. Там он узнал, что за каждого убитого партизана немцы давали шестьдесят марок или шестьсот советских рублей. Тогда в Карпатах была окружена партизанская дивизия генерала Ковпака. Кубиевич оказался неплохим воякой. Денег за усердие он не получил, зато ему однажды достались крепкие трофейные лошади. У партизан они перевозили раненых.

Когда вернулась советская власть, соседи его не выдали, потому что и сами служили с ним, а после войны всем селом дружно вступили в колхоз. Договорились: доносы друг на друга не писать. Взаимная порука была свидетельством того, что мужики в селе уцелели. Здоровые хлопцы призывного возраста пошли служить в Красную армию, многие пожелали быть стройбатовцами. Чтобы не носить оружие.

Отслужил в стройбате и отец Соломии. Рядовой Марко Кубиевич на Кольском полуострове служил свинарем в хозвзводе аэродромно-строительной бригады ЦУКАС. Был на хорошем счету у командования. Однажды его хотели поощрить краткосрочным отпуском с поездкой на родину. Тогда по непонятной причине от отпуска он отказался, сославшись на то, что сменщик молодой и неопытный, и неизвестно, справится ли он один. Зато ему удавалось сбывать молочных поросят стройбатовцам-сверхсрочникам, жившим по ту сторону озера за пределами гарнизона.

Вернувшись со службы, на деньги, заработанные хитрым способом, Марко Кубиевич построил себе каменный дом, обзавелся живностью: у соседа купил телочку-двухлетку и четырех месячных поросят. Вскоре женился. Первым ребенком был сын. Назвал его Теодором. После службы в Советской армии, когда Украина стала «самостийной», Теодор поступил во французский иностранный легион и вот уже третий год в Алжире зарабатывал франки.

До последнего времени сын тоже помогал отцу, но у Соломии заработки оказались выше. А когда Теодор женился на местной берберке, денег присылать не стал, ограничивался телеграммами по случаю дня рождения отца и матери.

Несмотря на пожилой возраст, родители трудились, себя не жалея, — хотелось жить в достатке, не хуже французов. С русскими они себя не сравнивали. В России никто из Кубиевичей не бывал, если не считать стройбатовца, служившего на Кольском полуострове, не видели, но слышали, что у них все пищевые продукты покупные, да и незачем русским копаться в земле, они так богаты нефтью и газом, что могут купить всю Европу.

Русским не понять, как тяжело на Украине заниматься сельским хозяйством!

3

Соломия понимала родителей. Ей хотелось помогать им всячески. А помогать она могла только деньгами, но деньги зарабатывала с риском для жизни. Она уже знала (Гуменюк просветил), что бизнес на крови — это всегда смертельный риск. Если у кого-то ты отбираешь жизнь, то и твою жизнь отберут у тебя…

Соломия наугад взяла автомат, привычно ощутила его вес. Автомат был не тяжелей саперной лопаты. Но лопатой, даже если будешь на огороде гнуть спину с утра до ночи, столько денег не заработаешь. А тут один меткий выстрел — и не надо целый месяц ковыряться в грунте.

Так что автоматическая винтовка — тоже орудие труда. Оптика с четырехкратным увеличением. Следовало убедиться, что это именно так. Требовалась пристрелка.

Юша Окуев отвел Соломию в каменный карьер. До войны здесь ломали гранит для памятников, теперь площадка пригодилась для стрельбы боевыми патронами.

Под наблюдением инструкторов, в большинстве случаев иностранных, здесь почти ежедневно пристреливали оружие. Не исключением был и сегодняшний день.

Среди чеченцев Соломия заметила двух моложавых негров. Это были инструкторы, обучавшие партизан Ичкерии стрельбе по воздушным целям.

Юша, стараясь казаться осведомленным во всех областях военного дела, своей подопечной доверительно сообщил:

— Скоро наши друзья пришлют нам «стингеры». Будем воевать, как в Афганистане. Ни один русский вертолет не появится над Ичкерией. Раньше мы их сбивали «стрелой». Это тот же «стингер», только русский.

— А что сейчас не сбиваете?

Она видела, как перед восходом солнца вертолет со стороны русских позиций пролетал над хребтом и в считанные минуты взобрался на немыслимую высоту. По нему даже не вели огонь: вероятность попадания была слишком мала. Достать его мог разве что крупнокалиберный пулемет. Соломия знала, что для таких целей у русских, кроме «стрелы», есть ДШК. У чеченцев, видимо, ДШК не было, а может быть, они экономили боеприпасы. Хотя вряд ли… На важных целях не экономят.

Во Львове она слышала, что в России чеченцы держат своих людей возле военных предприятий. Там они скупают ворованное оружие и переправляют в Чечню. «Как это им удается? Неужели русские такие глупые, что у себя не наведут порядок?» Соломии казалось, это так просто — ловить перекупщиков оружия. Но почему-то не ловили. Если ловили бы, не было бы в Чечне столько оружия.

И ей на ум приходила несуразная мысль: может, в этой войне сами русские заинтересованы? Спросить об этом Юшу Окуева, что он ответит? Он не политик. Может без устали рассказывать о «стингерах», которых никогда не видел. Он сам пользовался слухами. Еще из прошлой своей командировки на Кавказ она вынесла впечатление, что многие чеченские партизаны рассчитывали на помощь Америки. Но Америка почему-то помогала не оружием, а только деньгами.

Вот Украина деньгами не баловала, а людей присылала. На хохлов приходили смотреть, как на концерт. Когда-то их потряс приезд киевских артистов Штепселя и Тарапуньки. Они смешили до упаду. Чеченцам особенно понравились украинские артистки: молодые, полнотелые — глаз не отвести. Но ни одна из них добровольно остаться в Ичкерии не пожелала, а чтобы выкрасть — не было команды.

Теперь приезжали украинцы не с концертами. По-прежнему приятно удивляли украинки. Они тоже были молодые, и полнотелые, и красотой не обделенные…

И в лице Соломии — под грузинской одеждой — партизаны Ичкерии безошибочно узнали украинку — крупную, красивую. Молодым джигитам о таких украинках только мечтать. Хоть бы одну такую выкрасть — вот было бы чем похвалиться!

Юша отгонял тех, кто стоял поблизости, чтобы не глазели на молодую и красивую женщину в грузинской одежде. Он ревновал каждого, кто к ней подходил. И она это чувствовала, но не подавала виду: пусть тешится, но ничего у него не получится. Даже если попробует насильничать. В зоне господства партизан Ичкерии действует железное правило: беспредел имеет свой предел, — и оно диктуется приказами полевых командиров. Гостей, приглашенных воевать с неверными, — а это главным образом инструкторы, врачи и снайперы, — никто не смеет даже пальцем тронуть, за ослушание — смерть. Но Соломия знала, что «железное правило» время от времени чеченцы нарушали.

Какой-то известный еще по советским временам спортсмен изнасиловал французскую журналистку, притом так, что той потребовалась хирургическая операция. Спортсмена застрелил мулла, не посчитался, что это лучший стрелок бригады, награжденный именным оружием президента Ичкерии. Как родня насильника ни упрашивала, мулла был непреклонен: журналистка хоть и не признавала Аллаха как всемогущего творца вселенной, но сочувствовала борьбе с неверными. Смерть тому, кто лишает Ичкерию ее друзей.