Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Стихотворения

Гумилев Николай Степанович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Стихотворения - Гумилев Николай Степанович - Страница 16

Изменить размер шрифта:

1912

ПТИЦА

Я не смею больше молиться,

Я забыл слова литаний,

Надо мной грозящая птица,

И глаза у нее – огни.

Вот я слышу сдержанный клекот,

Словно звон истлевших цимбал,

Словно моря дальнего рокот,

Моря, бьющего в груди скал.

Вот я вижу – когти стальные

Наклоняются надо мной,

Словно струи дрожат речные,

Озаряемые луной.

Я пугаюсь, чего ей надо,

Я не юноша Ганимед,

Надо мною небо Эллады

Не струило свой нежный свет.

Если это голубь Господень

Прилетел сказать – Ты готов! —

То зачем же он так несходен

С голубями наших садов?

1912

Персей

Скульптура Кановы

Его издавна любят музы,

Он юный, светлый, он герой,

Он поднял голову Медузы

Стальной, стремительной рукой.

И не увидит он, конечно,

Он, в чьей душе всегда гроза,

Как хороши, как человечны

Когда-то страшные глаза,

Черты измученного болью,

Теперь прекрасного лица…

– Мальчишескому своеволью

Нет ни преграды, ни конца.

Вон ждет нагая Андромеда,

Пред ней свивается дракон,

Туда, туда, за ним победа

Летит, крылатая, как он.

1913

ФЛОРЕНЦИЯ

О сердце, ты неблагодарно!

Тебе – и розовый миндаль,

И горы, вставшие над Арно,

И запах трав, и в блеске даль.

Но, тайновидец дней минувших,

Твой взор мучительно следит

Ряды в бездонном потонувших,

Тебе завещанных обид.

Тебе нужны слова иные,

Иная, страшная пора.

…Вот грозно встала Синьория

И перед нею два костра.

Один, как шкура леопарда,

Разнообразен, вечно нов.

Там гибнет «Леда» Леонардо

Средь благовоний и шелков.

Другой, зловещий и тяжелый,

Как подобравшийся дракон,

Шипит: «Вотще Савонаролой

Мой дом державный потрясен».

Они ликуют, эти звери,

А между них, потупя взгляд,

Изгнанник бледный, Алигьери

Стопой неспешной сходит в ад.

1913

СТАРЫЕ УСАДЬБЫ

Дома косые, двухэтажные,

И тут же рига, скотный двор,

Где у корыта гуси важные

Ведут немолчный разговор.

В садах настурции и розаны,

В прудах зацветших караси, —

Усадьбы старые разбросаны

По всей таинственной Руси.

Порою в полдень льется по лесу

Неясный гул, невнятный крик,

И угадать нельзя по голосу,

То человек иль лесовик.

Порою крестный ход и пение,

Звонят во все колокола,

Бегут, – то, значит, по течению

В село икона приплыла.

Русь бредит Богом, красным пламенем,

Где видно ангелов сквозь дым…

Они ж покорно верят знаменьям,

Любя свое, живя своим.

Вот, гордый новою поддевкою,

Идет в гостиную сосед.

Поникнув русою головкою,

С ним дочка – восемнадцать лет.

«Моя Наташа бесприданница,

Но не отдам за бедняка».

И ясный взор ее туманится,

Дрожа, сжимается рука.

«Отец не хочет… нам со свадьбою

Опять придется погодить».

Да что! В пруду перед усадьбою

Русалкам бледным плохо ль жить?

В часы весеннего томления

И пляски белых облаков

Бывают головокружения

У девушек и стариков.

Но старикам – золотоглавые,

Святые, белые скиты,

А девушкам – одни лукавые

Увещеванья пустоты.

О Русь, волшебница суровая,

Повсюду ты свое возьмешь.

Бежать? Но разве любишь новое

Иль без тебя да проживешь?

И не расстаться с амулетами,

Фортуна катит колесо,

На полке, рядом с пистолетами,

Барон Брамбеус и Руссо.

1913

* * *

Мое прекрасное убежище —

Мир звуков, линий и цветов,

Куда не входит ветер режущий

Из недостроенных миров.

Цветок сорву ли – буйным пением

Наполнил душу он, дразня,

Чаруя светлым откровением,

Что жизнь кипит и вне меня.

Но так же дорог мне искусственный

Взлелеянный мечтою цвет:

Он мозг дурманит жаждой чувственной

Того, чего на свете нет.

Иду в пространстве и во времени

И вслед за мной мой сын идет

Среди трудящегося племени

Ветров, и пламеней, и вод.

И я приму – о да, не дрогну я! —

Как поцелуй иль как цветок,

С таким же удивленьем огненным

Последний гибельный толчок.

1913

ЮДИФЬ

Какой мудрейшею из мудрых пифий

Поведан будет нам нелицемерный

Рассказ об иудеянке Юдифи,

О вавилонянине Олоферне?

Ведь много дней томилась Иудея,

Опалена горячими ветрами,

Ни спорить, ни покорствовать не смея,

Пред красными, как зарево, шатрами.

Сатрап был мощен и прекрасен телом,

Был голос у него как гул сраженья,

И все же девушкой не овладело

Томительное головокруженье.

Но, верно, в час блаженный и проклятый,

Когда, как омут, приняло их ложе,

Поднялся ассирийский бык крылатый,

Так странно с ангелом любви несхожий.

Иль, может быть, в дыму кадильниц рея

И вскрикивая в грохоте тимпана,

Из мрака будущего Саломея

Кичилась головой Иоканаана.