Жизнь моя - Пейвер Мишель - Страница 54

Вино оказалось настолько мерзким, что она скривилась. Антония изучила этикетку. Ох, черт! В спешке она хватала с полок самое дешевое и теперь была счастливой обладательницей двух литров жидкости фабричного разлива: сиропно-розовый «Grenache» с красной пластиковой пробкой и очевидно лживой маркировкой. Если вино было натуральным, то Бхопал можно считать лимонадной фабрикой. Неудивительно, что оно стоило всего восемьдесят пенсов за литр.

С кружкой в руках она произвела беглый осмотр «добротных вещей» Каролины. Два боковых столика красного дерева, инкрустированный армуар в столовой и имитация тюдоровского стола в гостиной. Пересылка всего этого, пожалуй, стоила больше, чем сами вещи. Чертова Каролина!

Было только без четверти три. Долгий глоток нефти вернул ей мужество, и она решила, взяв быка за рога, прогуляться к источнику.

— La Sourça, La Sourça, — вызывающе напевала она, штурмуя склон. Но он оказался круче, чем ей представлялось по воспоминаниям, и вскоре она перестала петь, сберегая силы.

Шум реки остался далеко позади, звук ее шагов отдавался в ушах. Она шла мимо почерневших от мороза ягод шиповника, мимо голых зарослей ежевики и сухого шалфея. Склон холма встретил ее тишиной, не считая мрачного скрежета прошлогодней листвы на дубах, окаймляющих дорогу. Как будто зима одним морозным вздохом заморозила листву на ветвях. Она не слышала ни птиц, ни ящериц, не улавливала пряного запаха трав. Это была земля, оставленная всем, кроме зимы.

Она в ужасе осознала, что не ходила этой тропой со дня трагедии. Но, к огромному ее облегчению, и тропа не приютила духов. События прошлого касались кого-то другого. Она чувствовала себя так, словно совершает тур по старой-старой сказке.

Здесь, на этом повороте тропы, с неким мальчиком однажды произошел несчастный случай, и он умер. А здесь, на узком зеленом мостике над ущельем, другой мальчик стоял плечом к плечу с девочкой, и они вместе строили планы под лунным светом. А у входа в пещеру этот мальчик обнял девочку и поцеловал ее в первый раз.

Взгляд в пещеру подтвердил совершенно не призрачный статус этого места. Слабо пахло мочой, пол был замусорен разбитыми пивными бутылками и использованными презервативами. Даже журчание источника теперь напоминало ей шум сливного бачка в туалете, который не перестает течь.

— Нет, — вслух сказала она, — призраков здесь не водится.

Невозможно было представить, что когда-то она считала это место магическим.

Невозможно было представить, что сам Кассий поклонялся здесь богине.

Невозможно представить, что все это имело для нее значение.

…Прогулка к источнику заняла больше времени, чем она ожидала. Когда она вернулась на мельницу, было уже пять, и начинало смеркаться.

Как только она вошла в кухню, ее охватило безмолвие могилы. От дыхания шел пар. Ясно, радиаторы сделали все, что могли.

Она решила растопить камин в гостиной. Для этого пришлось захватить дров из старой поленницы у мастерской и виноградных лоз для растопки. Пламя вспыхнуло кратко и без жара, выдав клубы густого коричневого дыма, который разъел глаза и заполнил всю комнату. Затем оно погасло.

Она открыла окна, захлопнула двери и отступила в кухню, где все еще можно было разглядеть свою руку перед лицом.

Приходилось выбирать: либо это, либо умереть от отравления угарным газом.

Голова раскалывалась. Подумав о еде, она отказалась от нее в пользу второй кружки вина. Пора начинать, или она никогда не сможет разобрать это за три дня.

Кухонные буфеты не содержали ничего, что могло бы пригодиться, кроме мусора. То же самое — в холле и столовой. В буфете под лестницей оказались довоенный вакуумный пылесос, корзина пустых винных бутылок, покрытых пылью, мышиный помет, скопившийся за десятилетия и две коробки, аккуратно помеченные мелким, неразборчивым почерком ее отца. Одна из них была с подписью: «Находки с главного раскопа, квадраты А035 — Z728». Другая — с «Вещами Антонии».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вещи Антонии?

Но она никаких вещей не оставляла… Или оставляла? Она попыталась вспомнить, но те дни выпали из ее памяти. Возможно, она не слишком внимательно упаковывалась. Это ее не удивило, поскольку процесса упаковки она не помнила вообще.

Нахмурясь, она унесла коробку в кухню, поставила на стол и стала смотреть на нее.

Тайна разрешилась, как только она набралась храбрости поднять крышку. Внутри, тщательно упакованные в хлопчатобумажную ткань, были находки из Серса. До настоящего дня она совершенно забыла о них. Фрагменты глиняных изделий, почерневшие фруктовые косточки, оставленные крестьянами Галлии две тысячи лет назад, пара топоров эпохи палеолита, и, в обувной коробке, маленькая лампа Кибелы.

Ее глаза затуманились. Отец, должно быть, упаковывал все это, вернувшись сюда после трагедии, чтобы сделать последнюю, бесплодную попытку найти кантарос. Он заботливо упаковал все, занеся находки в аккуратный список, написанный от руки на внутренней стороне крышки.

— О папа! — прошептала она. — Если бы я только знала…

Она боялась думать об отце сейчас. После несчастного случая она поместила мысли о нем на задворки своего сознания, неопределенно надеясь, что однажды они помирятся. Потом, весной ее четвертого года в Аризоне, сердце отца не выдержало, когда он спешил через зал в Ватерлоо, желая успеть на поезд. После этого, когда она начинала о нем думать, она испытывала жгучее чувство вины. Вины, которая никогда не успокоится.

На дне коробки она обнаружила красную картонную папку с надписью «Заметки по Кассию».

У нее стало сухо во рту.

Но ведь она все это сожгла! Мисс Скарлетт сделала это в грядках ревеня с помощью агрегата. И все же здесь была картонная папка, аккуратно помеченная ее отцом. Нахмурив брови, она опустилась на один из шатких табуретов и вынула содержимое.

Ее пульс бился ровно. Все это безобидно. Карманный латинский словарь. Рассыпающееся издание «Стихотворений» в мягком переплете, несколько мелочей с раскопок, все еще покрытых пылью бронзового цвета, лист формата A4, с надписью от руки «Мысли по поводу Загадки Кассия» — напыщенное название, выведенное, когда ей было двадцать четыре.

Загадка Кассия…

In poculo veritas.

Боже мой, годами она об этом не вспоминала!

— Истина в кубке, — провозгласила Антония, поднимая свою кружку в тосте. — Кассий, никогда ты не говорил более истинных слов!

Как бы в ответ, из бумаг на пол выпала открытка, и внезапно Кассий взглянул на нее.

Вскрикнув, она ухватилась за табуретку, словно у открытки в любой момент могли вырасти ноги, и она ринется за ней через комнату. Ее прошиб холодный пот. Двенадцать лет она не видела этого лица, а теперь оно задумчиво глядело на нее с открытки. Словно открытку прислал из преисподней какой-то маленький злобный демон.

Сердце ее билось о ребра. Это был снимок с бюста, который достался Плавту после смерти его друга, — сейчас он находился в Национальном музее Рима.

Бюст был выполнен в республиканском стиле, что означало точность черт, без идеализации. В сущности, почти все бюсты в музее были такими.

У Кассия был широкий ясный лоб, слегка нахмуренный из-за сдвинутых вместе энергичных бровей, крупный, крепко сжатый рот и твердая челюсть. Лепка лица превосходная, на нем застыло выражение глубокой сосредоточенности, как будто поэт стремился что-то понять. Одно лишь напоминало, что он был солдатом: борода и волосы подстрижены прагматично коротко, а шея и плечи крепкие и мускулистые.

Он был одет на манер греческого оратора: с открытой грудью и плащом, перекинутым через плечо. На другом плече, почти под ключицей, был маленький знак в форме полумесяца.

Столетиями эта метка оставалась в центре многих научных дебатов. Был ли это церемониальный шрам, — возможно, свидетельство культа Кибелы? Или он получил его на войне? Или это врожденная метка?

Все эти мысли в считанные секунды пронеслись в голове Антонии, пока она нагибалась на своем табурете, рассматривая открытку на полу.