Открывашка и пробой (СИ) - Смолин Павел - Страница 15

— А ты из города, да?

— Из города, — подтвердил я. — Но я там меньше года прожить успел, а родился и вырос в деревне.

— Круг замкнулся! — хохотнув, продемонстрировал он навыки ассоциативного мышления и сочувственно спросил. — Это тебя Валька, да?

— Не, это я сам ударился, — ухмыльнулся я и опустил воротник. — Она — вот.

— Жуть! — оценил он и предложил. — Хочешь я за тебя с ней драться буду, чтобы честно было?

— Не, — невольно хохотнул я. — Я изобрел очень эффективный способ борьбы с Валей, поэтому больше она руки распускать не будет.

— Дурак! — раздался комментарий из-за шкафа.

— А что за способ? — блеснул любопытством в глазах Леха.

— Прости, это секрет, — покачал я головой.

— Эх, — вздохнув, расстроился он, щелкнул семечкой и обрел жизнерадостность обратно. — А пошли гулять! Эта-то… — кивнул на шкафы. — Домоседка, а я всю деревню знаю, всё покажу, со всеми познакомлю.

А может это подстава? Вернется домой Зинаида Матвеевна, а Валентина ей: «ничего не знаю, с Лёхой гулять ушел». А вечером меня найдут бездыханным где-нибудь в овраге, а рядом будет сидеть образцово-показательно ревущий и посыпающий себе голову пеплом («не уберег!») маленький оборотень, которого Валя, например, потом за мою ликвидацию в щечку поцелует. Но разве может ребенок так притворяться? Что там Константин Викторович говорил о своей школе? «Пятеро учеников»? Может у этого пацана просто друзей нет, вот и смотрит на меня с такой надеждой в глазенках?

— Пошли, — пожав плечами, я поднялся на ноги.

Лёха со счастливой рожей подскочил следом.

— Подожди, переоденусь, а то тут карманы дырявые, — вывернул я перед ним шорты. — Семечки высыпаются.

Охотно хохотнув, он кивнул:

— Я тебя во дворе подожду! Валь, пока! — подхватил портфель и выбежал из дома.

Живчик какой.

Глава 7

Когда я переодевался, Валентина подала голос:

— Если что, на тренировках я побеждаю его девять раз из десяти, так что лучше не пытайся натравить его на меня.

— Ты какая-то странная, — ответил я, натягивая красную футболку с серпо-молотом и подходящим для маскировки воротником. — Отрекись от агрессии, выбери спокойствие и понимание.

— Это стать такой же тряпкой, как ты? — фыркнула она.

Нафиг, в игнор тебя, надоела. Надев шорты с нормальными карманами, пошел в комнату за семечками.

— Ты что, меня игнорируешь? — дошло до нее.

Ага! Горсточку сюда — для меня, горсточку туда — угощать встречных для улучшения репутации. Но по чуть-чуть, иначе будут считать транжирой. Просто поразительно, насколько становишься продуманным после нанесенного судьбой, крайне болезненного «комбо».

— Эй! — высунулось ее недовольное лицо из-за шторки.

— Если придет Зинаида Матвеевна, передай ей, пожалуйста, что я вернусь в четыре, — с улыбкой попросил я Валю.

— Я тебе кто, посыльный? — фыркнула она и скрылась за шторой. — Напиши записку, ты же у нас умник!

Аттестат видела, получается.

— Одолжи бумагу и ручку.

— Не дам, — пожадничала она. — Я не смогу пользоваться вещами, к которым прикасались твои грязные руки!

— Тогда тебе придется отрезать грудь, — вздохнул я.

Не выдержав, Валентина выскочила из-за шторки — успела переодеться из формы в халатик — и схватила меня за охватившие шею руки.

— Синяки! — прохрипел я.

Теперь я как бы сам себя душу, но ладонями — синяков не будет.

— Какой же ты мерзкий! — припечатала она меня и гордым лебедем прошествовала в комнату.

Какой живительный всплеск адреналина. Но процесс идет — сначала отучим распускать руки, потом — провоцировать конфликты, а там и до «Братик, я испекла для тебя булочки! Скажи: „А-а-а!“» дойдет. Приручить дикую волчицу — звучит как неплохой челлендж! Нет, «братик» это уже перебор. И «А-а-а» перебор! Но до чего же приятный момент вчера был. Куда-то не туда мысли свернули, а значит нужно выкинуть Валю из головы и идти тусоваться с новым другом.

Выбравшись на крылечко, улыбнулся согревшим синяк солнечным лучам. Сидящий на крылечке Алексей поднялся на ноги и не стал перепрыгивать через забор, позволив мне выпустить его со двора через калитку.

Молодец какой — не выпендривается.

— А ты слышишь, что в домах происходит? — решил я изучить оборотней поподробней.

— Не, у нас стены толстые строят, — покачал он головой. — Из окон немножко слышно, но о важном около окна у нас никто не разговаривает, — помявшись, он признался. — Я вашу ругань с Валей слышал. Она не девять раз из десяти меня побеждает, а восемь! — гордо поднял вверх подбородок. — Потому что старше на два года, и боевой массы у нее на пятнадцать килограммов больше!

— «Боевая масса» — это в другой форме? — уточнил я.

— В ней, — подтвердил он.

— А откуда масса при трансформации берется?

— Фиг его знает, — пожал плечами Лёха. — Мне надо домой зайти, переодеться и портфель положить.

— Идем, — мне было все равно.

Пацан повел меня направо. Очень удачно, потому что здесь я еще не был. Вдоль дороги тянулись окруженные заборами дома, в палисадниках наливались соками ранетки, сливы, крыжовник, смородина, жимолость, ирга, облепиха — словом все, что комфортно чувствует себя в местном климате. Конкретно у нас растут ранетка и слива, а в огороде, за дровяным сараем, я сегодня нашел два куста смородины и облепиху. Последнюю собирать прямо не хочу — ягоды мелкие и защищаются шипами.

— Ты не подумай, что все оборотни такие, как Валя, — испытал он потребность оправдаться. — Просто у нее…

— Мама на глазах погибла, из прошлой школы выгнали, обычные люди вас не любят, а теперь еще и приказ о пятнадцати годах службы, — перебил я.

— Да, — кивнул Лёха. — А ты откуда знаешь? Сама она точно не расскажет.

— Константин Викторович приходил вчера, — не стал я скрывать.

— То-то я думаю ты ничему не удивляешься! — хохотнул он и возмутился. — Ей — плохо, а нам разве легко? Я же на других не срываюсь, — приосанился и выпятил грудь. — Я — воин и мужик! Я бы и без нового закона в армию пошел, с жуками драться — мне для того сила и дана! — спохватившись, застенчиво спросил. — А ты меня не боишься?

— Не-а, — честно признался я.

— И Вальку не боишься? — посмотрел он на меня с уважением.

— Поначалу боялся, — кивнул я. — Но теперь — как отрезало.

— Мужик! — одобрил он.

— Что тут у вас вообще интересного есть? — сорвав травинку и сунув сочный кончик в рот, спросил я.

Лёха подумал и ответил:

— Магазин есть — это понятно. Еще ДК есть, дом культуры, там у нас бабки старинные песни поют, а деды игрушки из дерева вырезают. В город продают потом. Ну и из города иногда артисты приезжают, даже цирк был один раз, с настоящей обезьяной, — лицо просветлело от приятных воспоминаний, и он спросил. — А ты обезьяну видел?

— Видел, — невольно улыбнувшись, кивнул я. — А обезьяны вас не боятся?

— Боятся, — опустив глаза на дорогу, вздохнул он. — Там система специальная — около сцены вентиляторы ставят, она на нас дуют, чтобы животные запах не слышали.

Хочет питомца поди. А какой ребенок не хочет? Но спрашивать не буду — зачем на больное давить?

— У нас даже мышей с крысами в деревне нет, — похвастался он.

— Вот оно че! — покивал я. — То-то мука в деревянном ящике хранится. Боялся прогрызут.

— Некому прогрызать, — со смесью грусти и гордости кивнул он.

— Хорошая деревня у вас… — начал я, но Лёха перебил.

— Не у «вас», а у «нас»!

— Точно, — согласился я. — Хорошая деревня у нас — ни одного покосившегося забора, дома ухоженные, сады цветут.

— Мы живем бедно, но честно, — ответил он явно где-то услышанными словами. — И дружно! Вот у бабушки Зины, например, в прошлом году соседи столбы заборные поменяли — она старая и сама не может, а у Вальки — руки-крюки, она кроме как жрать варить ниче и не умеет!

— Варит вкусно, — отдал я должное волчице.

— У них домоводство два раза в неделю, — пояснил Лёха. — А у нас — труды, мы кормушки для птиц делаем — они нас меньше боятся, вон, видишь? — указал на сидящую на проводах стаю воробьев.