Королевские бастарды - Феваль Поль Анри - Страница 16

И какая корзина! Охарактеризовать ее можно было одним-единственным словом: непозволительная!

Но на этом свете, слава Богу, самому ужасному огорчению всегда сопутствует хоть маленькое, да утешеньице. Удар, нанесенный жителям квартала свадебной корзиной, был несколько смягчен очередным слушком, ходившим сперва робко и опасливо, но очень скоро выросшим в прекрасную полноценную сплетню. Одним словом, говорили, что видели, как мадемуазель Клотильда выскальзывала вечером из дома одна – и не раз или два, а довольно часто. И выбиралась она из особняка не через главные ворота, а через маленькую калитку в ограде сада, ту, что ведет на пустырь со снесенными домами. А на углу возле тюрьмы девушку поджидал фиакр.

Куда она ездила? И главное, как и когда проникала обратно? Ведь свидетели ее уходов никогда не замечали ее.возвращений. Все эти вопросы оставались без ответа.

Как-то во второй половине апрельского дня в гостиной Жафрэ, где красовалась свадебная корзина, прикрытая наброшенной сверху муслиновой тканью, собралось небольшое общество. Добрейший Жафрэ в беседах посетителей участия не принимал, все его внимание поглотил десяток снегирей, которые скакали в хорошенькой клетке, сделанной в форме пагоды. Только поэт способен передать то младенческое простодушие, каким дышали выцветшие голубые глазки хозяина, его толстые обвисшие щеки и даже окаймленная пушком лысина. Говорить Жафрэ почти не говорил, но охотно насвистывал любезности своим птичкам, особенно Манетте и Жюлю, которых обожал.

Одет Жафрэ был в новый, с иголочки костюм, который, впрочем, сидел на нем как чужой. К жене своей хозяин дома обращался по имени и на «ты», но с почтительностью необыкновенной.

Уж почему этот милейший человек вызывал у людей недоверие, я не знаю, мне-то кажется, что он и мухи бы не обидел.

Что касается лет, то он был человеком без возраста. Адель говорила ему «вы».

Черты лица этой женщины были куда резче, чем у мужа, и к ее мощному крючковатому носу необыкновенно шли большие круглые очки в золотой оправе. Была она высокой, худой, смуглой, с проседью в волосах, и я же уже говорил, что эта особа убивала птиц!

Клялись, что порой от нее попахивает трубочным табаком, хотя никто не видел, чтобы она курила. Но не удивляйтесь, время от времени от нее крепко несло и водкой, хотя никто не замечал, чтобы она пила. Вот так-то!

На вид Адели можно было дать лет шестьдесят пять, а то и все семьдесят. Одевалась она несколько вызывающе и прическу украшала черной накладной косой.

Но, как вы сами понимаете, брак этот был счастливым. Как-то в минуту откровенности господин Жафрэ сказал мэтру Суэфу: «Столько лет мы женаты, а Адель ни разу на меня руки не подняла!»

Стоило господину Суэфу пожелать, как он смог в это поверить.

И где только ни растут цветы! Я видел их даже на голом щебне – и они были чудесны. Мадемуазель Клотильда казалась воплощением красоты, но красоты жизнестойкой и улыбчивой. Вам ведь известно, что художники, герцогини и конюхи называют «породой» или «кровью». В Клотильде этой «породы» было хоть отбавляй, девушка была «голубых кровей» от макушки до пят, хотя происхождения малютки никто не знал.

Исключая, разумеется, супругов Жафрэ, которые, готовясь к свадьбе своей воспитанницы, должны были привести в порядок все бумаги.

Но странное дело, фамилия мадемуазель Клотильды так и осталась для соседей тайной. В квартале девушку по-прежнему звали Красоткой Тильдой или племянницей Жафрэ, и за этой несколько пренебрежительной фамильярностью таились страх и глубокая досада.

С усмешкой, но не без почтения газетчики Марэ сообщали, что мадемуазель Клотильда происходит из знатной семьи, ставшей жертвой одной из тех трагедий, которые раз в десятилетие возбуждают любопытство парижан, – и что она, эта самая Тильда является наследницей сказочного богатства; не получила же она его пока лишь из-за одной необычайной и таинственной истории, достойной авантюрного романа; ведь каждому ясно, что такой блестящий молодой человек, как принц де Сузей, не стал бы искать себе жену в мещанском квартале, поблизости от Гранд-Опера, в приходе храма Сен-Поль, если бы не знал заранее, что обнаружит в старинном особняке счастливый билет, сулящий баснословный выигрыш в жизненной лотерее.

Но мы забыли представить вам еще одного члена семьи Жафрэ – большого грузного немолодого пса по кличке Биби. Зверем он был пренеприятным, явно мизантропического склада, что и сделало Биби великолепным сторожем с тех пор, как позади дома раскинулся пустырь с остатками домов и собаку начали спускать на ночь с цепи.

IV

НАПРОТИВ ТЮРЬМЫ ДЕ ЛА ФОРС

Как прекрасно его спрятали, этот билет фантасмагорической лотереи, за которым принц де Сузей приехал из дальнего далека! Но вот что интересно: в обстановке гостиной добрейшего Жафрэ (совсем не той – знаменитой – комнаты в четыре окна) не было ни малейшего намека на миллионы. Кроме корзины под чудесным муслиновым покрывалом, лишь подчеркивавшим, как выцвела обивка кресел, ничто в салоне не говорило о скорой свадьбе.

При виде мирного сборища, тихо толковавшего на темы, никак не связанные с венчанием, никому бы и в голову не пришло, что мадемуазель Клотильда с минуты на минуту ждет жениха после трехмесячной разлуки и что сегодня же вечером будет подписан брачный контракт.

Безмятежное веселье очаровательной девушки не давало повода думать, что эта крошка идет замуж против воли, но вместе с тем оно же говорило и о том, что чувства невесты дремлют и лихорадка ожидания не сжигает доброго сердечка.

Я помогу вам представить себе Клотильду – это прелестнейшее, пленительнейшее создание, с таким милым изяществом расположившееся на самом что ни на есть дрянном канапе!

Она была хохотушкой, на что намекали полураскрытые лепестки ее губок, позволявших любоваться белоснежными жемчужинками зубов. Пышные каштановые кудри отливали на свету тусклым золотом. Она улыбалась, но в ее улыбке таилась какая-то бессознательная печаль, словно напоминая, что эта беззаботная певунья обладает живой, трепетной душой. Еще отчетливее угадывалась эта душа в больших глазах, затененных густыми длинными ресницами и казавшихся от этого почти черными.

Кожа девушки хранила младенческую бархатистость, шейка – гибкость, что так соответствует резвости юных лет, однако фигура Тильды была фигурой молодой женщины; то же можно было сказать и об уверенных движениях красавицы, о спокойной смелости ее взгляда.

Такую горделивую и прямодушную натуру покорить непросто, но с какой радостью принимают порой подобные женщины цепи сладкого рабства.

Мадемуазель Клотильда пока не отстаивала своей независимости, но ведь девушку пока никто и не завоевывал.

Мы привыкли к тому, что в семьях нежны с детьми, и дети тоже ласковы в ответ. Но в доме у супругов Жафрэ взаимная привязанность почиталась настолько само собой разумеющейся, что ее даже не выражали. Добрейший Жафрэ занимался любимыми птицами, а Адель – делами весьма важными в своем роде; впрочем, об этих делах мы еще будем говорить.

Утром и вечером Клотильда подставляла своим опекунам лоб для поцелуя, а днем семейство существовало, словно мебельный гарнитур, стоящий в одной комнате: все всегда рядом, ни единой ссоры, ни единого разговора.

Так с чего бы им толковать о свадьбе? Свадьба – тоже вещь само собой разумеющаяся. С чего бы обсуждать возвращение жениха? Час приезда принца был известен, и никто не волновался и не вскакивал в нетерпении со стула. Все три месяца Жорж аккуратно писал два раза в неделю, и ему так же аккуратно отвечали. Чего же больше, спрашивается?

Сидя на канапе, Клотильда, без сомнения, читала одно из писем жениха. Он сообщал из Лондона: «В четверг вечером, в восемь часов». Сегодня и был четверг. Клотильда сложила листок и зевнула, затем взяла бинокль, лежавший с ней рядом, и стала смотреть в открытое окно на пыльный пустырь с руинами домов, за которыми возвышалась тюрьма де ла Форс.