Сапер. Том IV (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 30

Полет как полет, ничего особенного. Качало, мотало, и особо нежно ухало, когда мы сваливались в очередную воздушную яму. Я кое-как приспособился и даже задремал. Снился сон, что Вера повела меня в оперу. Зачем я туда согласился пойти, не знаю, но натянул фрак, которого у меня отродясь, конечно же, не было, и поперся. Я и оперу только в кино видел, если честно. В театре нас усадили на ужасно неудобные стулья, и мы стали слушать как оркестр играет вразнобой перед началом. Особенно отличился какой-то трубач — он дудел, сбивался, опять дудел, а потом начал кашлять.

— Товарищ полковник, да проснитесь же! — кто-то дергал меня за плечо.

Открыл глаза и в полутьме утробы самолета увидел Коваленко.

— Да хватит дергать, не сплю уже, — почему-то разозлился я.

— Товарищ полковник, отказ мотора, идем на вынужденную посадку!

ПР-5, конечно, самолет тот еще. Практически неубиваемый. Сесть может на кусок земли размером с небольшой огород, а потом и взлететь с него. Но поломки случаются, это да.

Ну сядем, разберемся. В первый раз, что ли?

К сожалению, сели очень неудачно. Где-то по пути попалась какая-то хрень, и столкновение ее со стойкой шасси показало, что природа сильнее. Самолетик наш от таких издевательств тут же накренило, и нижнее крыло с правой стороны, пропахав землю, тоже пришло в состояние, не очень совместимое с дальнейшими полетами. Короче, приплыли. Хорошо хоть все неурядицы настигли нас в самом конце, и никто ничего при такой жесткой посадке не поломал.

Вот выбираться из-за накрененного набок летательного аппарата получилось немного неудобно, но ничего особого. Коваленко выбрался первым, он же возле выхода сидел. Побросал на землю барахло свое, и спрыгнул. Ему, конечно, с большим опытом вылезания из железных коробок, грех жаловаться. Я тоже выполз без приключений, хоть и не так изящно. Зато финансист корячился… как червяк на рыболовном крючке. Лучше бы он погиб смертью храбрых при посадке. Или из самолета выпал, когда набрали высоту. Всем бы легче стало. Поначалу он в сторонке ошивался, нарезая круги вокруг места аварии. Наверное, надеялся, что после очередной циркуляции всё само собой починится и мы полетим дальше.

Я собрал всех в кучу, сделал перекличку. Лейтенант-летун Гавриков, младлей штурман-стрелок Толстых, капитан-танкист Коваленко. Ну и интендант третьего ранга — одна штука.

Приземлились мы почти на краю торфяника — от нас до болота оставалось метров сто, может, чуть больше. С другой стороны невысокий холмик, за которым начинался смешанный лес. Впрочем, деревья были и впереди, и сзади. А нас занесло на какую-то старую вырубку. Или болото тут немного подсохло.

Первым делом я хотел услышать летчика. В отличие от нас, он хоть приблизительно понимал, где мы и куда нам двигаться. Выходило, что мы вроде как на своей территории, хотя гарантий нет. Это понятно как раз, сегодня фронт в одном месте, завтра в другом, и пойди угадай, что именно тут творится. Особенно если плюс-минус два локтя по карте. Есть дорога, километрах в двадцати, направление известно. Ладно, приступим. Сейчас проверимся и пойдем. Хоть сколько пройти до темноты. Дал команду подготовиться к движению.

Сигнал о вынужденной подали, так что теперь в путь. Толстых полез откручивать ШКАС, и выгружать боезапас к нему. Оно, конечно, штука мощная, но в наших условиях почти бесполезная. Разве что на дороге машину какую-нибудь в щепки разнести. А так — из пушки по воробьям. Но нести надо с собой. Или уничтожать на месте.

Тут счетовод подлетел ко мне и начал права качать.

— Товарищ полковник, вы должны…

— Я что, Вишневецкий? Наверное, со слухом беда. Я что-то вам должен?

Тут до счетовода дошло, что не по Сеньке шапка.

— Там… важные документы… обеспечить доставку… первоочередное значение… — залопотал он.

— Ну берите и несите свои бумаги. Я тут при чем?

Выяснилось, что нести он не может, потому что всё в ящике, а он тяжелый. И нужна помощь. При этом княжеский потомок смотрел то на меня, то на танкиста с летчиками. Наверное, надеялся, что сейчас выстроится очередь из желающих тащить макулатуру на своем горбу. Как бы не так. Оружие мы собрали всё — кроме пулемета, получилось три ТТ, и один наган. С боезапасом… скромным весьма. Еду тоже в кучу сгребли — сухпаи красноармейские, ничего особенного, в основном суп-пюре гороховый, чуть меньше перлового с грибами. Каши гречневая и рисовая. Сухари, и даже кисель ягодный. Всё в концентратах, конечно. С голоду не помрем, даже если неделю шагать придется. А вот тарабанить на спине непонятную макулатуру — такого приказа у нас не было. И счетовод не вытащил из-за пазухи специальную бумагу, которая предписывала бы всем, на кого падет интендантский взгляд, содействовать в доставке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Сжечь и составить акт, — вынес я решение спустя минуту.

— Нельзя, товарищ полковник! — у Вишневецкого предательски заблестели глаза. Плакать собрался, что ли?

— Ну несите сами. Сейчас поможем вам лямки приладить. А остальные не могут — у них допуск к секретным финансовым документам не оформлен. Оставить вас я не могу.

Судя по всему, счетовод и сам не горел желанием куковать здесь в одиночку. К тому же я просто решил его припугнуть. С какой радости мы пойдем без него? Даже будь он ранен, всё равно потащили бы. Другие варианты рассматривать не хочу, как-то не хочется даже думать о таком.

Короче, уничтожили мы документы путем сожжения. И даже актик составили на вырванном из блокнота листочке. И пошли. Так и запишем — начало движения в шестнадцать сорок. Состав отряда — пять человек. Старший — полковник Соловьев.

Идти по лесу, без дороги, и даже тропинки — удовольствие ниже среднего. Скорость в лучшем случае не более пары километров. И как назло по дороге то и дело попадается непроходимый кустарник и какие-то завалы из упавших деревьев. Или малюсенький овражек, обойти который никак нельзя, а пересечь — очень трудно. К тому же специалистов по преодолению зарослей среди нас не было. Потому что поход с бабушкой за грибами за практику посчитать сложно.

Примерно через час получили первого пострадавшего. Штурман Толстых подвернул ногу. На ровном месте, я бы сказал. Возможно, порвал сухожилия, потому что щиколотка у него тут же стала прямо у нас на глазах превращаться в небольшой мяч. Из запасной портянки соорудили бинт, зафиксировали ногу, натянули назад сапог, и двинулись дальше. Дали только болезному в руки дрын, чтобы было на что опираться. Ну и от пулемета избавили, конечно же.

Потом капитан Коваленко решил посмотреть на сучок. Да так быстро к нему приблизился, что чуть не выбил глаз. По крайней мере, верхнее веко пропахал смачно, кровью залило половину. Остановились на перевязку. Мы если так и дальше идти будем, то ляжем в этом лесу в полном составе. А прошли всего километров пять. Это мне кажется так, на самом деле, наверное, поменьше.

И я решил остановиться. Тут как раз и распадочек удобный случился, в котором можно и костерок развести, вскипятить воды и хоть чаю попить.

Напрасно я сел — сразу мысли нехорошие в голову полезли. А что еще делать? Я и так последние минут тридцать на одном упрямстве плелся. Спина мокрая, руки дрожат. Специально замыкающим встал, чтобы никто не видел, как я сдыхаю. Одно дело — кверху задом на койке валяться, книжечки почитывая, а другое — пешкодралом по пересеченной местности. Как говорится, две большие разницы. Я последний раз так выматывался, когда меня под Киевом лоси двухметровые тащили после того как мы немчуру взорвали. Думал, умру тогда — под конец вот точно так же дыхалка кончилась. А ведь я ни пулемет, ни цинки с патронами на себе не тащил, летун на пару с танкистом перли.

В охранение я поставил интендата. Пусть хоть в первой смене постоит, толку от него всё равно никакого. А так — вроде как обозначили. Только и надежда — что мы здесь одни-одинешеньки, и завтра доберемся до дороги, которая точно наша. А там кто-нибудь да подберет.