Самый жаркий день (СИ) - Березняк Андрей - Страница 52

– Ваше Сиятельство?

– Да, господин поручик, в самом деле. Эти туркмены воюют бесчестно, открытый бой не принимают. Поэтому не вправе ли мы использовать любые приемы? Тем более что Вам до этих дикарей?

Офицер задумался и нехотя признал, что некая доля правды в моих словах есть, но все равно такая расправа ему претит.

– Странные они все, – сказал Мартын вслед уходящему оберу. – Солдат для них – что вошь, а к врагу такое благородство.

К стыду своему, я с ним была согласна. Многие традиции офицерской чести мне казались какой-то глупостью. Истинная победа – это уничтожить противника, сохранив как можно больше жизней своих подчиненных. И то, что сотворил сейчас стрелок… да, жестоко, да, бесчестно.

Но эффективно.

Возможно, это говорит моя зародившаяся натура промышленницы, которая растет за счет дворянской чести. Слишком привыкла я считать, исходя из планируемого результата, подстраивая свои действия и решения под пользу и получение прибыли.

Но ведь война – это тот же приход и расход. Жизни своих солдат и смерти чужих, которые следует заносить в кровавый гроссбух.

Однако Мартыну ответила:

– Он офицер, из дворян.

Это объяснение вызвало лишь усмешку у каторжан. По выражению моего лица было понятно, что я жду объяснению такому скепсису, и слово взял Бондарь.

– Ваше Сиятельство, мы – мазурики, к разговорам о дворянской чести непривычные, сами знаете. И святого для нас немного в этой жизни, и уж благородство всякое точно душу мало трогает.

Тут уже я хмыкнула согласно.

– Это солдаты из вчерашнего быдла еще млеют перед офицером-дворянином, но я ж вижу, что чем дальше, тем больше оценивают они своих командиров не по родовитости, а по умению и обращению с ними. А попали бы Вы к нам на каторгу…

Мартын предостерегающе закашлял, и Михайло исправился:

– Я имею в виду, что посетили бы наше житие там, то смогли бы заметить – дворян простой каторжный ненавидит. Были там трое, уж не знаю, за какой грех попали. Все красиво про свободу говорили, счастье для всех.

Он замолчал, и я потребовала продолжения:

– И что?

Бондарь только махнул рукой.

– Одного забили до смерти, Ваше Сиятельство, – ответил за него Мартын, – оставшиеся под нарами спали. Не любят дворян на каторге, да.

И в этот момент я поняла вдруг, что вспомненный недавно Пестель появился не просто так. Неладное что-то в государстве российском творится, какое-то внутренне напряжение, сродни тому, что я ощущаю в металлических деталях порой. Только Павел хотел не предотвратить излом, а воспользоваться им самым кровавым образом, чтобы красная пена вознесла его на вершины власти.

– Бондарь, – посмотрела я в глаза Михайле. – Скажи-ка мне, братец, в какой части Гербовника[10]твоя настоящая фамилия вписана?

[1] Знак отличия Военного ордена – награда, учрежденная в 1807 году для низших чинов. Вручался солдатам и унтер-офицерам исключительно за боевые заслуги, не мог быть выдан за выслугу лет или к празднику. Редко, но вручался обер-офицерам за личный подвиг по представлению общего собрания солдат или матросов. Надежда Дурова была награждена им в 1807 году за спасение раненого офицера в битве под Гуттштадтом.

[2] В реальности из-за некомпетентности генерала Беннигсена переправа у Деппена была блокирована Багратионом, а вторая – у Эльдитена – осталась открытой. Корпус Сульта форсировал через нее Пассаргу и ударил по позициям Раевского в селении Кляйненфельд. Несмотря на героическую оборону, русским войскам пришлось отступать с тяжелыми арьергардными боями. Считается, что это сражение было сведено вничью, но фактически была упущена возможность уничтожить корпус Нея, стратегическая инициатива утеряна. Основной армией французов командовал не Марат, а Наполеон.

[3] Аральское море – нестабильный водоем. На протяжении своей истории Амударья неоднократно меняла русло, и озеро получало сток только из Сырдарьи, вод которой не хватало для поддержания объема. Известно несколько поселений, открывшихся после нынешнего обмеления: например, Арал-Асар и мавзолей Кердери, еще в середине ХХ века находившиеся на глубине более 20 метров.

[4] По воспоминаниям князя Трубецкого Н. Н. Муравьев был членом одного из тайных обществ, скорее всего, Союза благоденствия, но непосредственно в восстании декабристов не участвовал, под следствие не попал.

[5] Йомуды – туркменское племя.

[6] Кунграты – узбекское племя. Долгое время вели борьбу с другим племенем – мангытами – за власть в Хивинском ханстве, победили, привлекая туркменских кочевников, что поставило Хиву на грань уничтожения. Те же туркмены-йомуды штурмом брали Хиву, привести их к покорности удалось только в начале XIX века.

[7] Хорезм – самоназвание Хивинского ханства.

[8] Фетх Али-шах – шах Ирана с 1797 по 1834 год. Представитель Каджарской династии, второй в ней. Баба-хан – юношеское прозвище принца.

[9] Черкать – браниться.

[10] Общий гербовник дворянских родов Российской империи – свод гербов российских дворянских родов, утвержденный Павлом I в 1797 году вместо «Бархатной книги» 1687 года, в которую были вписаны далеко не все знатные фамилии даже с последующими уточнениями.

Глава 19

– Бондарь я, – хмуро ответил Михайло, еще больше подогрев мои подозрения.

Он покосился на стоявшего в сторонке Аслана, будто прознал как-то о таланте черкеса. И прямо говорить не стал ничего.

– Ну, Бондарь, так Бондарь. Но скажи-ка мне, а как это ты узнал, что до туркмена того триста двадцать сажен?

– Так это полковник Петров подсказал, – обрадовался мазурик смене темы разговора. – Исходя из известности роста всадника на лошади, соотносим с размером его в трубе, а дальше пропорция…

Тут бывший каторжный замолчал, и я только хмыкнула. Разбойник, убийца, Иван-непомнящий, но так лихо рассуждает о математике, что выдает у него приличное образование, какое не во всякой школе получишь. Впрочем, лезть в душу Бондарю не стала, но для себя запомнила, что не все так просто с этим человеком.

Вот Мартын – он понятный совсем, никаких тайн за ним не чувствуется. Мне удалось выяснить, что сослали его из-за ссоры с барином, поймавшим своего мужика за браконьерством. Ценный охотник отделался бы поркой, но взыграла гордыня, и крепостной пустился в бега. Только долго бегать не пришлось: поймали и определили на каторгу. Можно сказать, что даже повезло в чем-то.

Туркмены, получив жестокий урок, теперь старались держаться подальше, но вцепились в армейскую колонну, словно собаки, загоняющие медведя. Весть о поступке Мартына дошла до Ланжерона, и генерал своим приказом выделил эту парочку в отдельный отряд, подчинив его формально своему адъютанту. К рассказу о том, как стрелок приманивал врагов на крики раненого, француза не покоробил, тот высказался, мол, зачем басурман жалеть. У меня сложилось впечатление, что Александр Федорович сейчас больше заботился о сохранении войска, и готов закрыть глаза и не на такие вещи. Чем дальше, тем больше он завоевывал мое уважение своим отношением и к подчиненным, и к самому делу.

Игры с кочевниками продолжились еще три дня, но, когда армия спустилась с Устюрта, и признаки Хивинского оазиса стали неоспоримыми – тогда туркмены словно растворились в степи. Большинство офицеров вздохнули с облегчением, а вот Ланжерон лишь хмурился. «Не могут они так просто отстать, значит, задумали что-то».

Колонна двигалась вниз, слева раскинулось заболоченное озеро Айбугир, от вод которого несло тиной и тухлятиной. Давно страдающие от жажды солдаты лишь сухо плевались: они рассчитывали напиться вдоволь, но брать в рот мутную жижу никто не собирался и без истошных запретов Нестора Павлова.

– Это древний Ургенч, – показал мне на неказистые развалины Алмат. – Когда-то здесь был большой город, который стоял еще до прихода Пророка.

– А почему его забросили?

– Вода ушла, – махнул рукой старый кайсак. – А ведь еще на памяти людской здесь правил Мухаммад-хан из арабов. Он обманом выгнал отсюда яицких воров. Казаки захватили город, у хана не было сил их победить, а у тех не осталось лошадей. Мухаммад пообещал ворам, что отпустит их, если они отдадут город, но обманул и вырезал всех, когда казаки вышли за стены[1].