Самый жаркий день (СИ) - Березняк Андрей - Страница 48

– А до этого не чувствовали? – я удивилась несказанно. – Все эти чудеса наши, Свет…

Отец Михаил подкинул толстую ветку в огонь и посмотрел на меня.

– Влияние манихеев, Александра Платоновна, было почти незаметно. Вы все же простые люди, и вам присущи и тщеславие, и ленность. Ведь внешний эффект от заклинания…

Я поморщилась. Ненавижу это слово.

– …тешит самолюбие. Пустить огонь с руки. Заморозить воду в чаше. Потому Петр и привечал больше тех, кто умел что-то менее заметное, но для пользы дела полезное. Вот батюшка твой – великой силы был человек! Но его талант был личным. Да, лекарь он отменный был. Как и убийца, – отец Михаил хмыкнул, заметив, как я насторожилась. – Да, попам многое известно, графиня. Но первым, чей дар стоило воспринимать серьезно, был Император бывший – Павел Петрович. Вот его талант многое повернул в жизни нашей. И сын его туда же.

– А… – потрясенно попыталась спросить я, но священник махнул рукой, не давая мне сказать.

– Ряд у нас есть, графиня. Знает Синод то, что знает Особый отдел. Так что и твой дар нам известен хорошо. И вот он пугает многих.

– Я не виновата, что Мани дал мне талант пугать.

– Не этот, – отец Михаил махнул рукой. – Тот ужас, что ты наводишь, не шибко-то и полезен. А вот то, как ты людям головы морочишь, заставляя их с рвением браться за работу умственную – это пугает. Слишком большая это сила. Для государства оно вроде как полезно, но ведь всегда есть «но».

Посланник Синода замолчал и жестким взглядом вцепился в мои глаза. Я же задумалась. Чем плохо может быть то, что после моего озарения инженеры начинают с неуемной страстью чертить новые приспособления, ученые вглядываться в суть вещей? Ревность церковников?

Но нет, отец Михаил явно смотрит глубже.

– Уже сейчас механизмы твоей мануфактуры лучше английских, а когда такое было? Земля наша – крестьянская, к точной работе непривычная. Умных людей она много рожает, только вот нет их уму применения. А ты сдвинула этот камень, который в землю врос и мхом покрылся. И это вызывает зависть, Александра Платоновна. Сколько на тебя покушались уже?

– Дважды точно, – ответила я. – Но не за это же.

– А вдруг за это?

Ну, если вспомнить, то смысл в словах этих был. Отступник же хотел устроить на месте моих мастерских огненный ад. И подозреваю, что сил ему хватило бы на такой пожар, что кирпич бы от пламени в песок рассыпался.

– И твоя война с англичанами только добавляет сложностей. Нет, – священник поднял ладони, – справедлив гнев твой, хоть и греховен. Только помни, Александра Платоновна, что сейчас бьют по тебе, а потом могут и по России ударить, если почувствуют угрозу. Слишком уж быстро побежали мы. Как бы не споткнуться о чужую палку.

Он посмотрел в ночное небо, на котором не было ни облачка, и звезды светили так, что, казалось, можно читать без свечи. Лагерь шумел своим порядком, но большинство уже спали. Кто-то бродил меж костров по неким надобностям, всхрапывали лошади, вот взревел чей-то верблюд.

– Потом еще поговорим, графиня, – отец Михаил начал подниматься.

Внешне тяжело, но я уже научилась подмечать тонкости: седоватый поп при случае мог бы вскочить одним прыжком, сомнений у меня не было.

Проглядывает в нем нечто хищное.

– Тем более что подружка твоя уже измаялась, хоронится за палатками, пройти мимо боится. И правильно боится! Бесовство в голове! Ишь выдумала: мужиком себя считать!

Последние слова иерей почти что крикнул, а мне подмигнул, так что я тихо прыснула смешком, зажав рот.

Павлов заявился минут через десять, когда одеяло уже укрыло мое тело на низенькой раскладной кровати. Ночная рубаха оказалась почему-то влажной, поэтому я улеглась обнаженной, и блестящие глаза штабс-капитана пожирали меня сквозь тонкую ткань.

– Александра Платоновна… – прошептал Александр. – Позвольте…

– Александр Андреевич, – сонно ответила я. – Мы же, кажется, уже выяснили отношения!

– Я признаю свою неправоту и эгоизм! – жарко произнес Павлов. – Я – мужчина! И должен вести себя, как мужчина! Пусть Господь и не дал мне должного тела…

Он что-то еще бормотал, и мне подумалось, что проще согласиться, чем снова объяснять, почему нет. В конце концов, у меня давно никого не было, другие кавалеры лишь будили воспоминания о Серже, чем только отталкивали себя, а Александр, он же Надежда – это что-то вне правил.

Поэтому я схватила его за доломан, притянула к себе и впилась поцелуем в губы. Павлов заткнулся, к счастью, упал на колени, и рукой вцепился в мое лоно, сразу же нащупав любовный бугорок. Умело, надо признать. Впрочем, ему ли не знать женское тело и его надобности.

Я подставила набухший сосок, но как только чужой язык коснулся его, снаружи раздался выстрел, потом второй, и сразу же началась беспорядочная пальба.

– Дьявол! – прорычал Александр, выхватил револьвер и выскочил в ночь.

– Дьявол, – согласилась я.

Уже ведь поддалась сладкой лихорадке.

И в этот момент что-то свистнуло. Палатка украсилась двумя дырками, одна напротив другой.

[1] Сарайчик – город в Казахстане, современное расположение не соответствует изначальному дважды: первый раз город был уничтожен войсками Тамерлана и восстановлен заново на юго-восток от изначального места, второй раз сожжен в 1580 году «воровскими» (независимыми от московской власти) казаками и только через 50 лет выше по течению Урала был заложен Сарайчиковский острог.

[2] Кызыл-Су – Красная вода. Полноценный город был заложен здесь только в 1869 году под названием Красноводск. Сейчас – Туркменбаши.

[3] Дельта Амударьи сегодня заполняется только во время весенних паводков, в остальное время весь водосток забирается на орошение или испаряется.

[4] Бикеш – вежливое обращение к девушке у казахов.

[5] Жаик – казахское название Яика, Урала.

[6] Инокомдите – неудобство, затруднение. От французского «incommode».

[7] Митрополит Михаил (Матфей Десницкий) – митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский, первенствующий член Синода с 1818 по 1821 годы.

Глава 18

Выскакивать наружу я, естественно, не стала, а поступила единственно мудрым образом: скатилась с низенькой кровати и юркнула под нее. Верхняя часть тела поместилась, а вот попой застряла. Именно в таком виде меня и застал ворвавшийся в палатку Аслан.

– Саша, будем считать, что я ничего не видел, – сказал он, укрывая мой голый зад одеялом.

– Учитывая обстоятельства, мне все равно. Что происходит?

Выстрелы стали реже, но до спокойствия пустынной ночи было еще далеко.

– Напали разбойники какие-то, караулы, к счастью, не спали. Отгоняют. Утром уже посмотрим, во что нам это обошлось. Лежи пока так, а то…

Я все же извернулась так, чтобы оказаться под кроватью, которая приподнялась от этого, став чем-то вроде черепашьего панциря. Черкес пальцем потрогал дырку, провел линию до другой и хмыкнул. Да, десяток вершков пониже, и страсть штабс-капитана Павлова была бы его последним воспоминанием. Пуля, получается, пролетела прямо над его головой.

– Одежду подать? – спросил Аслан.

Вроде бы пальба прекратилась, лагерь наполнился шумом, раздавались резкие команды, звучали какие-то доклады, грохотали сапоги. Кажется, нападение или отбили, или враги сами отступили, наткнувшись на достойный отпор.

– Да черт с ней. Сейчас все угомонятся – спать буду.

Я выползла из-под своего ложа и, нисколько не смущаясь охранника, завернулась в одеяло. Аслан с видимым трудом отвел взгляд, и чуть пошатнулся от моего шутливого удара в плечо.

– Что – поглядел на голую бабу, так Таню свою вспомнил?

Черкес незлобливо послал меня к черту и вышел. Мне осталось привести себя в порядок, потому как пребывание под кроватью не прошло бесследно. Ведро с водой стояло в уголке, и я смочила полотенце, чтобы обтереть себя. За этим занятием и застал меня вернувшийся штабс-капитан.

Он забрал тряпку из моих рук и с деловым видом, словно делал это каждый день, принялся смывать с меня песок и грязь. Я же стояла в растерянности, не зная точно, как реагировать. Не скрою – это было приятно. Когда Александр опустился на колено и провел мокрым полотенцем по бедру, ладони сами схватили его за короткие волосы и прижали лицо к лобку. Я шумно выдохнула. Так мы стояли с минуту, совсем не шевелясь.