Камни его родины - Гилберт Эдвин - Страница 33

– Знаю, знаю, – возразил Эбби. – Но как ты не понимаешь, Рафф, что...

– Отлично пони-маю, – продолжал Рафф. – Понимаю, что Новая Англия трещит по всем швам, она превратилась в реликвию, у нее нет будущего. – Он вскочил и принялся ходить по комнате. Глаза его ожили, усталость точно рукой сняло, на землисто-бледном, резко очерченном лице появился румянец, как бывало всегда, когда ему случалось разговориться. – И несмотря на это, я говорю – пусть! Мне нравятся здешние леса. А Запад – его проклятые унылые прерии, пустыни и горы цвета коровьего дерьма, вершины которых даже четвертого июля покрыты снегом, – все это не стоит и одного месяца в Новой Англии, будь то апрель, октябрь Или даже февраль!

– Знаешь, – перебил его Винс, – если бы ты родился в этих краях, ты не стал бы...

– А может, в том-то и дело? – возразил Рафф. – Может, приезжему виднее? Такому, скажем, как Пит Новальский из Варшавы. Какой-нибудь парень со Среднего Запада, или из Сан-Диего, или из Вены, или из Одессы лучше поймет и почувствует этот край, чем местный житель. Конечно, народ здесь твердолобый, ограниченный. Это верно. А случалось вам когда-нибудь беседовать с ребятами в Кроссродсе, штат Джорджия? Или в Токасе, Калифорния?

Эбби не выдержал и рассмеялся:

– Рафф, ты положительно мешугенер!

Винс заерзал на диване.

– Мне пора работать, – спохватился Рафф.

– До чего забавно, – сказал Эбби. – В свое время у нас с Трой только и разговоров было: как бы улизнуть из Бостона куда-нибудь на Запад. – Он усмехнулся. – А ты здесь чужак, и тебе наши места кажутся раем.

– Чужаку легче судить, – сказал Рафф. – Я впервые увидел Новую Англию в феврале сорок третьего года, когда нашу часть перевели туда для специальной подготовки. Мы попали даже не в город. Просто селение. Мороз – пятнадцать ниже нуля. Но зато какие белые старые домишки, какие толстые, вечно дымящие трубы, какие сосны, укрытые снегом! И аромат яблони! Об этом стоит рассказать! – Рафф совсем разошелся. – Эти старые дома меня прямо с ума свели. Те самые, которые приводили в ярость Фрэнка Ллойда Райта. Говорят, при одном упоминании о Веймуте в Массачусетсе* он лез на стенку. А спросите – где он позаимствовал свои знаменитые камины, огромные как пещеры? Именно там, в Веймуте.

– Но какое отношение все это имеет к нашему разговору? – спросил Винс, непонятно почему придя в хорошее настроение.

– К нашему разговору? – Рафф почесал затылок. – Ах, ты о том, куда я поеду или почему остаюсь на Востоке? Конечно, имеет. Мне все равно, где устроиться. Только бы подальше от больших городов, будь они прокляты.

– И от клиентов, – добавил Винс.

– На мой взгляд, – сказал Эбби, – тебе вполне подошел бы Уолден-Понд[24].

Рафф рассмеялся.

– Винс, если ты после окончания университета не зашибешь по меньшей мере миллион долларов, я с тобой раззнакомлюсь. – Потом он обратился к Эбби: – Не кажется ли тебе, Эбби, что когда-нибудь нам придется работать на этого типа?

– Абсолютно уверен, – сказал Эбби.

– Что ж, для хорошего чертежника место всегда найдется, – пошутил Винс.

– Кто хочет свежего кофе, идите сюда! – крикнула Нина Уистер из холла. Винс увидел в дверях ее стройную фигурку в синем комбинезоне. "Прямо ледышка какая-то, – подумал он. – И как только Эбби ухитряется разводить пары, не понимаю!"

Рафф снова зевнул, потянулся и хрустнул пальцами.

– Пошли. – Он задержался в дверях, ожидая, пока Эбби и Винс встанут.

Когда они вернулись к себе, в залитую светом, продымленную, благоухающую клеем, кофе и сигаретами дипломантскую, Эбби устало сказал:

– Конечно, это глупо, но я уверен, что буду тосковать по нашему старому, грязному, мрачному Уэйр-Холлу.

Эта калейдоскопическая, последняя перед выпуском неделя ознаменовалась важным событием, которое сразу определило не слишком ясные планы Раффа на будущее – во всяком случае, на ближайшее будущее.

Произошло оно на следующий день после защиты проектов. Как следует отоспавшись ночью – это был вполне заслуженный сон – и посвятив день приведению себя в порядок и сборам в дорогу, студенты – в их числе и Рафф – к вечеру сползлись в Уэйр-Холл. Укладывая в кожаный, выложенный бархатом футляр свои чертежные инструменты и связывая вместе рейсшину и угольники, Рафф в то же время подкреплялся виноградом, отрывая ягоду за ягодой от кисти, лежавшей перед ним в бумажном пакете. Он уже начал опоражнивать ящики стола, когда к нему подошла Нэнси Бил, секретарша декана.

– Рафф Блум, – весело сказала она со своим балтиморским акцентом, – вас вызывают. Срочно!

Он закрыл ящик, любуясь Нэнси, ее платьем, как всегда ярким и изящным, ее каштановыми зачесанными назад волосами, кокетливо перехваченными шелковой лентой.

– Кому это я срочно понадобился? – спросил Рафф. – Знаю я вас. Они всегда посылают вас вперед. Пользуются вами как буфером.

Под его беззаботным тоном скрывался страх: он боялся дурных вестей из "Сосен". Потом он отмахнулся от этой мысли и вспомнил тот весенний день, когда имел глупость явиться к Нэнси в надежде найти у нее желтый конверт с телеграфным извещением о присуждении премии – конверт, который так и не пришел...

– Так кому же я понадобился? – повторил он.

– Высокому начальству, – сказала Нэнси. – А теперь идемте, слышите? – Она подала ему руку, и они пошли к выходу; по пути Нэнси то и дело обменивалась приветствиями и шутками то с тем, то с другим. Кое-кто из студентов многозначительно посвистывал, когда она проходила мимо, а некоторые смотрели на нее с нежностью и даже с преждевременной грустью, так как за годы, проведенные в Уэйр-Холле, привыкли доверять ей и восхищаться ею.

Войдя в кабинет Мэтью Пирса и увидев высокую фигуру декана, его ледяные глаза и неподражаемое изящество, Рафф вдруг остро почувствовал неприглядность своего костюма: все те же грязные, измятые армейские брюки и белая бумажная тенниска. В том, как Пирс предложил ему сигарету, было что-то такое, что заставило Раффа отказаться; у него пересохло во рту, перехватило дыхание от недобрых предчувствий.

– Похоже на то, – начал Пирс, закурив и вновь усевшись за свой покрытый стеклом письменный стол, – похоже на то, Блум, что начальство горит желанием избавиться от вас. Придется вам попутешествовать.

Скрывая тревогу, Рафф смотрел на стол, украшенный маленьким гипсовым макетом нового здания архитектурного факультета.

– Во всяком случае, – продолжал Пирс, – фонд Филипа Кейна Келлога ставит такое условие, когда выдает стипендию.

У Раффа вспотели ладони; он открыл было рот, но, онемев от неожиданности и тщетно стараясь овладеть собой, снова закрыл его.

– Я решил предупредить вас заранее, – сказал Пирс, – чтобы во вторник, когда я объявлю об этом официально, вы могли проявить больше самообладания, чем сейчас. Поздравляю.

Рафф пожал протянутую ему руку, вспоминая о своем первом, неудачном знакомстве с Пирсом. Он считал тогда, что произвел на декана самое безотрадное впечатление. А что это за стипендия Келлога? Кажется, ее присуждают авторам выдающихся дипломных проектов, чтобы дать им возможность попутешествовать.

– Конечно, – продолжал Пирс, – по правилам фонда вы можете ехать куда хотите, но если вы отправитесь очень далеко, то полутора тысяч долларов хватит ненадолго. – Он помолчал, задумчиво глядя в окно. – Летом Рим особенно хорош...

Нэнси Бил поджидала Раффа. Когда он вышел из кабинета, совершенно очумевший, она поцеловала его со словами:

– Я ведь узнала еще вчера вечером и так боялась проболтаться, что чуть не лопнула!

По знакомой винтовой лестнице он поднялся на третий этаж, прошел между длинными рядами чертежных столов и открыл дверь в дипломантскую.

Первое, что он увидел, была круглая озорная физиономия Бинка Нетлтона.

– Эй, Рафф! – заорал тот, увидев его. – А ну-ка, выкладывай! Не такая девушка Нэнси Бил, чтобы потащить человека вниз просто так, ни с того ни с сего. Что случилось? – Рафф ответил не сразу, и Бинк выходил из себя: – Давай же, давай, кривоносый ты ублюдок! Выкладывай!