Башня преступления - Феваль Поль Анри - Страница 12

Пистолет внимательно обследовал пол, ползая на четвереньках.

Бадуа, встав на стул, простучал весь потолок.

Нигде ничего не обнаруживалось.

Последняя проверка руками каждого щита обшивки тоже не дала никаких результатов. Даже увлажненность деревянного шпона оказалась везде одинаковой.

– Отлично сработано! – заметил Пистолет. – Пусто, нигде ничего. А прятали-то не горошину!

Бадуа задумался.

Он подошел к окну, которое выходило на набережную Орфевр в юго-западном направлении, и распахнул его.

Луна вышла из-за туч.

Первое, что бросилось ему в глаза, это был трехэтажный дом и ярко освещенный балкон.

– На этом балконе был знак, – еле слышно проговорил он. – И те, кто находился в этой комнате, видели красный шарф… Может быть, этот знак и предназначался для них…

– Клампен! – прервал Бадуа свои размышления. – Месье Шопан живет в доме № 3 по улице Барийри, месье Мегень – в доме № 7 по улице Арп. А я позову месье Мартино. Четверых хватит.

– И еще я, если захотите, патрон, – предложил свои услуги охотник на кошек.

– Об этом потом, сначала сходи за месье Мегенем и месье Шопаном. Встретимся на мосту Поп-Неф, у статуи, – приказал инспектор.

– Они, наверно, спят уже, – предположил Пистолет.

– Ничего с ними не случится, встанут, – высказал свое мнение инспектор Бадуа.

– А если не захотят? – робко спросил Клампен.

– Ты им скажешь, что это очень важное дело: дело «Готрона, помеченного желтым мелом».

VII

СУАВИТА

Мы возвращаемся на несколько часов назад, чтобы проникнуть в загадочный трехэтажный дом, порог которого мы еще не переступали, но который, без сомнения, взбудоражил любопытство нашего читателя, хотя бы красным шарфом, реявшим, как флаг, на его балконе.

Законы жанра не позволяют писателю, повествующему о преступлениях, дать полную волю таланту и своему воображению.

Факты сами вычерчивают канву, персонажи существуют, а писателю остается только выудить что-нибудь интересное из сухих строчек порой весьма странных судебных протоколов.

На втором этаже этого дома по набережной Орфевр, который так хорошо был виден из окна комнатушки нашего бедного друга Поля Лабра и из окна юго-западной части угловой башни, где только что был убит Жан Лабр, жила семья генерала, графа де Шанма, государственного преступника, отбывающего тюремное заключение.

Семья генерала, супруга которого скончалась уже несколько лет назад, состояла только из его двух дочерей.

Естественно, что на время своего заключения, последовавшего после уже вам известных событий в конце 1833 года, генерал поручил уход за дочками их тете, мадемуазель Рен де Шанма, которая была так привязана к своему брату, что о замужестве никогда и не помышляла.

Благодаря этой поистине глубокой привязанности, мадемуазель Рен не оставила дом своего брата и продолжала управлять им даже после появления в особняке, вскоре после смерти графини, незнакомой ей юной особы, которую генерал представил, как мадемуазель де Шанма.

Суавите, младшей дочери генерала и единственной дочери графини, было тогда одиннадцать лет. Отец в ней души не чаял, но детство ее было омрачено угрожающим болезненным состоянием; генерал даже думал, что потеряет ее.

Вторую дочь, плод похождений юного де Шанма, звали Изоль. Ей было пятнадцать лет, когда она совершенно неожиданно оказалась в доме отца. На упреки Суавиты, разгневанной появлением этой незнакомки, так неожиданно разделившей с ней права законного ребенка, генерал ответил:

– Бог отобрал у меня жену, которая была ангелом. Суавита – тоже ангел, которого Бог заберет у меня. Так дайте же мне возможность сделать все, чтобы и Изоль ощутила отцовскую любовь. Мне не хотелось бы остаться совсем одному на этой земле.

И он рассказал, что покойная графиня не только знала о существовании этого ребенка, уже признанного ею во время бракосочетания, но даже согласилась оформить контрактом ее статус законной дочери при условии, что та не будет жить в доме отца.

Добрая тетушка Рен, преданная и покорная, долго не сопротивлялась. Не только потому, что она не могла противиться кровной дочери своего любимого брата, но и потому, что мало-помалу она действительно стала испытывать нежность к девушке, а в последние месяцы своей жизни была уже сторонницей генерала, желавшего полностью укрепить положение Изоль в семье.

Нельзя не сказать, что Изоль была красива, нежна, умна, обворожительна. При жизни графини генерал держал ее вдали от дома, но всемерно заботился о ее воспитании. Изоль получила образование в одном из «фешенебельных» монастырей, растивших вот таких божественных, утонченных красавиц. Она знала все, что только можно было выучить, а ее ум, грация, элегантность были врожденными. Преданная сестра генерала мучилась бы угрызениями совести, если бы не признала, что Изоль являла собой истинное совершенство.

Естественно, что семья Шанма была очень богата. Но по суду имущество генерала было секвестровано. И уже давно его дочери и сестра покинули фамильный особняк и жили в провинции или у родственников.

Прошло полгода с тех пор, как умерла тетушка Рен, и сестры жили отдельно.

Изоль гостила у дальней родственницы месье Шанма, которую звали графиня де Клар, а Суавиту поместили в монастырь.

У генерала не существовало своего дома, но несколько старых слуг остались с Изоль.

Выбор генерала пал на графиню де Клар, очень красивую женщину, занимавшую несколько странное, загадочное положение в свете. Тем самым генерал отказался от помощи самых близких родственников и друзей: никто толком не понимал почему. Те, кого волновала судьба семьи Шанма, называли такое положение «временным». Тогда это слово было в моде.

Конечно, в будущем все должно было непременно измениться, и скорее всего самым естественным образом. Все считали, что процесс проводился с пристрастием, однако высшие власти явно остались настроены великодушно и склонялись к милосердию.

Прежде чем продолжить наш рассказ, хочу еще несколько слов посвятить графине де Клар, которой волею судеб было суждено через несколько лет стать одной из самых ярких звезд парижского небосвода. Ее муж был на самом деле графом и притом лучших дворянских кровей. Его звали Кретьен Жулу дю Бреу. Мы уже подробно рассказывали в одном из наших последних сочинений об истории его женитьбы.[3]

Породнение благороднейшей рыцарской фамилии де Клар с несколько мрачной и явно бретонской по звучанию фамилией Жулу дю Бреу могло вызвать разные кривотолки, однако это родство корнями своими уходит в далекий 1700 год, когда единственный представитель монаршей фамилии Фиц-Руа Жерси, герцог де Клар и мадемуазель Жулу дю Бреу скрепили свою любовь узами законного брака. Теперь же молодая графиня дю Бреу, узнав об этой семейной истории, иногда пользовалась титулом и даже фамилией де Клар – разумеется, незаконно. Но кто сегодня обращает внимание на такие мелочи.

Графиня имела широкие познания в самых разных областях. Месье Шварц, известный банкир, превозносил ее до небес; она была фавориткой полковника Боццо, святоши с улицы Терезы, завершившего безупречную военную карьеру и доживавшего свою долгую жизнь в лучах славы и всеобщего уважения.

И все же слухи распространялись. Многие недоумевали, почему же месье де Шанма доверил своих дочерей этому бесспорно красивейшему созданию, но прошлое этой особы никому не было известно. Она как бы родилась в день своего первого появления с графом Жулу дю Бреу в одном из салонов предместья Сен-Жермен.

Второй этаж дома по набережной Орфевр всего лишь месяц назад сняли на имя графа де Шанма. Сразу же добавим, что в тот же самый день третий этаж был снят на имя виконта Аннибала Джоджа из рода маркизов Паллант. Появление юного итальянца было хорошо воспринято красавицей графиней.

Было примерно пять часов вечера. В комнате второго этажа, на закрытые жалюзи которой так часто смотрел Поль Лабр, в шезлонге лежала юная мадемуазель. Она была бледна, как восковая фигурка Девы Марии. Ее густые золотистые кудри покрывали почти всю подушку, глаза с длинными темными ресницами оставались полузакрытыми. Глядя на это хрупкое и нежное создание, трудно было предположить, что ей уже тринадцать лет. Девочку отличала необыкновенная красота – красота ангела, коснувшегося земли и вновь устремившегося в небеса.