Молчание Сабрины 2 (СИ) - Торин Владимир - Страница 3

– Значит, канал, – Брекенбок хмыкнул, и Сабрина поняла, что нечаянно выдала лишнее. Хитрый шут спровоцировал ее, чтобы выведать нужные ему сведения.

Кукла со злостью и отчаянием уставилась на Талли Брекенбока. Если Манера Улыбаться прознает, что она рассказала хозяину балагана хоть что-то, он уничтожит ее Механизм!

Сделав несколько мазков кистью по запястьям Сабрины, Брекенбок придирчиво оглядел свою работу и прищурился.

– Вообще-то, дорогуша, – сказал шут, – я и вовсе не хотел связываться с Гудвином и требовать у него возврат долга. У циркачей есть примета, что возвращение старых долгов – не к добру. – Кукла не поняла, шутит хозяин балагана, или нет, а он между тем продолжал: – Мой покойный дядюшка был из «Великого цирка семьи Помпео», и однажды на пороге его шатра появился человек, желавший вернуть ему старый, почти забытый долг, – так после этого дядюшка, собственно, и стал покойным дядюшкой.

Сабрина молчала, пытаясь понять, к чему шут ведет. Она опасалась очередной уловки.

– Но Манера Улыбаться, – Брекенбок поцокал языком, – проявил всю свою изворотливость, уговаривая меня вернуть долг. И я задумался: «Хм… это весьма и весьма странно!» Понимаешь, дорогуша, я сразу почувствовал, что меня пытаются втравить в какую-то игру. И тогда я на время забыл о примете. И позволил ему отправиться за долгом к Кукольнику, но Пустое Место…

– Его звали Джейкоб! – снова не выдерживала Сабрина.

– Да, Джейкоб. Он должен был выяснить, что здесь к чему. И пойми мое удивление, когда Манера Улыбаться возвращается сам, притаскивает тебя в мешке, в то время как Фортти… гм… так неудачно и внезапно тонет в канале. «Трагичный несчастный случай» в данных обстоятельствах значит: «ловко подстроенный несчастный вовсе-не-случай». Манера Улыбаться не просто ведет себя подозрительно – он что-то проворачивает под самым моим носом, а мне не нравится, когда подобное вытворяют, – так и хочется чихнуть. И ты, маленькая мисс Неожиданное Появление, очевидно, знаешь, что он задумал…

– Не знаю, – машинально ответила Сабрина и вздрогнула. Она снова попалась на эту уловку.

Брекенбок склонился над чемоданом и достал из него мазанную-перемазанную палитру для смешивания красок

– Да, не знаешь, – сказал он, открывая баночки с названиями «Дрема» и «Морская хворь». Из каждой он капнул на палитру немного краски и начал смешивать. Бурая «Дрема» со светло-зеленой «Хворью» вместе образовали нечто, напоминающее цвет заварного крема. Кто бы мог подумать, что из двух подобных мерзостей может получиться что-то настолько красивое и приятное глазу. – Не шевелись. Мы подкрасим твое личико.

И тут Сабрина неожиданно отметила на придвинувшемся лице хозяина балагана то, на что не обращала внимания прежде: едва проглядывающие под гримом отпечатки старого горя, следы потерь и невероятную усталость. Также она заметила след – или в данном случае – клеймо таланта. Таланта к созиданию. Ей показалось, что жуткий грим, отталкивающий колпак и нарочито отвратительные гримасы скрывают за собой неуемную фантазию, живой ум и еще нечто, чего она никак не могла разгадать.

Сабрину вдруг посетила мысль, а не рассказать ли все, что знает, Брекенбоку. Быть может, тот схватит Гуффина и отберет у него ее Механизм…

«Нет! – одернула себя кукла. – Брекенбок мне не помощник: кто знает, вдруг он захочет оставить Механизм себе!»

– Но почему вы ничего не сделаете? – тем не менее возмущенно спросила она. – Джейкоб подозревал и молчал! Вы подозреваете и молчите!

Хозяин балагана хмыкнул.

– Я мог бы схватить Гуффина, привязать его к стулу и даже побрызгать ему в глаза луковым соком, но это бессмысленно. К твоему сведению, дорогуша, шуты никогда ни в чем не признаю́тся. Только если им не становится больно. Но даже тогда им нельзя верить. И еще кое-что… Мне ведь нужно готовить пьесу! И как, скажи на милость, я это сделаю без своего главного актера?

Брекенбок осторожно коснулся кисточкой скулы Сабрины. Кремовая краска легла на заделанную трещину идеально, как будто никакого повреждения и не было.

Сабрине стало щекотно.

– Терпи, – велел шут, высунув свой черный язык. И Сабрине не оставалось ничего иного, кроме как терпеть.

Делая мазок за мазком, Брекенбок бормотал себе под нос что-то бессвязное, как будто читал стишок задом-наперед – кажется, он о чем-то размышлял…

Сабрина отвела взгляд в сторону, и он упал на стопку книг, стоявшую на письменном столе. Кукла прочитала названия на корешках: «Черви Червивого Моря», «Дневник Почтальона Пустошей», «Все о паразитах и прочих тварях внутри нас», «Полный сборник сплетен, слухов и предрассудков о…» Сабрина попыталась разобрать последнее слово в названии, но оно так затерлось, что едва проглядывало: «В..р......г..».

В самом низу стопки лежала очень старая книга в черной обложке. Сабрина незаметно даже для себя прочитала название вслух:

– «Конец света в чайной ложке».

Брекенбок, услышав это, сперва вздрогнул, а затем издал яростное: «Ааррагх!»

– Хватит обшаривать своими пуговичными глазенками мои вещички! – Он схватил Сабрину за подбородок и повернул ее голову к себе. – И вообще – не мешай мне: хочешь, чтобы я испортил твою мордашку? Нет уж, не хочешь… Еще нужно подкрасить твои губы. – Откупорив баночку с зеленой краской, Брекенбок макнул в нее кисточку, при этом он прикусил желтыми зубами кончик языка от сосредоточенности – ему предстояла очень кропотливая работа. – Красивые губки – такие тонкие, такие длинные… почти как у меня. А этот чудный носик и… – Он вдруг замолчал и нахмурился. – Постой-ка… – Брекенбок отстранился и, прищурившись, начал пристально оглядывать ее лицо, будто в поисках какого-то изъяна. – Не может такого быть…

Сабрина не понимала. Он глядел на нее как-то иначе – словно вдруг увидел впервые. В его глазах читались удивление, неверие, непонимание.

Отстранившись и швырнув кисточку в чемодан, Брекенбок быстро поднялся на ноги и направился к письменному столу. Склонившись над ним, он выдвинул один из боковых ящиков и принялся в нем рыться. Кукла видела, что он перебирает газетные вырезки.

– Где же я тебя… – бормотал шут, – где я тебя видел?..

Сабрина боялась пошевелиться. Кажется, у хозяина балагана приключился очередной приступ безумия. Она неожиданно поняла, что самое страшное в Талли Брекенбоке – это его непредсказуемость: только что он ее чинил, но перед этим готов был бросить в камин, и кто может знать, что придет ему в голову еще через минуту.

Наконец, Брекенбок нашел то, что искал. Пальцы, заляпанные краской, сжимали небольшой бумажный квадратик. Шут поднял свою находку на уровень лица Сабрины и отодвинул газетную вырезку немного в бок, сравнивая. Кажется, на ней был кто-то изображен.

– Как такое может быть? – Хозяин балагана выглядел потрясенным – его пальцы, сжимающие краешек газетной вырезки, дрожали.

Кукла не выдержала:

– Что «может быть»? – спросила она, покосившись на плеть, лежащую возле руки Брекенбока, но тот не торопился ее брать.

– Как тебя зовут, кукла? – спросил шут.

– Сабрина, – недоуменно ответила Сабрина. – Я ведь уже говорила. Когда вы спросили мое имя и велели называть вас «господин Брекенбок».

– Да-да, я помню, – ворчливо ответил хозяин балагана. – Как твоя фамилия?

– У меня нет фамилии… просто Сабрина. – Она удивилась: – А разве у кукол бывают фамилии?

– Если это часть имени самой куклы, – пробурчал Брекенбок. – Например, кукла Мистер Тамникус или кукла Мэри Пью. Ты уверена, что у тебя нет фамилии, вроде… – он выжидающе замер, надеясь, что кукла продолжит.

– Вроде? – спросила она.

– Неважно, – разочарованно сказал шут.

Сабрина ничего не понимала. На воздушном шаре Гуффин сказал, что ее сделали точь-в-точь похожей на… он так и не признался, на кого. Некий важный господин, который, по словам Манеры Улыбаться, намного хуже него, велел кукольнику Гудвину создать чью-то точную копию, и тогда Хозяин создал Сабрину. А шут в зеленом пальто забрал ее из лавки прямо перед тем, как она должна была попасть к этому важному господину. И это все как-то связано с морем и кораблями. А Брекенбок… он ее… узнал?