Телохранитель поневоле (СИ) - Серебрянская Виктория - Страница 7

Диллон этот вопрос стойко игнорировал. А мне казалось куда логичнее, если уж Чад вырвал у этого подозрительного типа обещание сберечь мне жизнь, просто доставить меня домой и сдать отцу с рук на руки. Но нет же. Меня почему-то увезли в какую-то дыру. Вывод напрашивался сам собой и мне категорически не нравился. Особенно если вспомнить все двусмысленности и подозрительные намеки этого странного типа, дрыхнувшего сейчас в соседнем помещении будто, младенец. Будто совесть у него кристально чиста. Я поморщилась.

Теперь мне уже казалось подозрительным все. Даже эта странная, какая-то дурацкая, словно поставленная по плохому сценарию встреча в дендропарке. Диллон явно был умнее, чем старался казаться. Когда он забывался, то его речь была гладкой, отточенной, лишенной разговорного мусора. Так говорят только те, кто получил очень хорошее и разностороннее воспитание. Я достаточно насмотрелась на знакомых и деловых партнеров отца, чтобы понимать, о чем говорю. Точно так же и поведение моего похитителя: он словно примерил на себя чужую роль из совершенно неподходящего амплуа. Будто бы натянул чужие одежды, слишком маленькие ему по размеру, и постоянно из них выпадал. Словно шило высовывалось из мешка. Как известно, этот древний инструмент невозможно спрятать в тканевой упаковке, слишком острый. Непременно проткнет дырку и высунет свой любопытный кончик наружу.

Складывая воедино все эти соображения, я приходила к неутешительному выводу, что этот Диллон не так прост и, скорее всего, ведет какую-то свою игру. А я ему нужна, чтобы надавить на отца, что-то стребовать для себя… Хотя… Вспоминая повадки и одежду Диллона, я все же склонялась к тому, что он не врал по поводу своей обеспеченности и кредиты ему не нужны. Но что-то же тогда нужно?..

Прерывая мои нерадостные мысли, вдруг с отвратительным грохотом и металлическим лязгом распахнулась входная дверь. Хотя я точно помнила, что, войдя, запирала ее на запор.

– Ты что здесь делаешь?

На пороге нарисовался злой, заспанный и взъерошенный Диллон. И фиг сотрешь ведь, мелькнула дурацкая мысль.

– В унитазе собираюсь с горя утопиться, – недовольно покосившись на него и не подумав, огрызнулась я. Он снова меня перепугал до икоты.

Худощавое лицо молодого мужчины перекосило. То ли от ярости, то ли от отвращения. Неуловимо-презрительным жестом он скрестил на груди руки:

– Ну, давай!

Серые глаза снова начали набирать температуру, раскаляясь добела, готовясь прожигать во мне дырки. Я его явно не просто раздражала, а бесила до невозможности. Но почему-то Диллон продолжал терпеть раздражитель в моем лице. Бесился, ярился, усилием воли брал себя в руки, и снова срывался. Что же его толкало так издеваться над собой?

– Что – давай? – недоуменно переспросила, глупо хлопнув ресницами, чем окончательно взбесила своего похитителя.

Показалось, что еще мгновение, и Диллон просто взорвется, настолько он побагровел и будто бы увеличился в объеме. Я невольно поежилась под его яростным взглядом, ругая себя за то, что снова довела его до белого каления.

– Топись! – Диллон выразительно указал глазами на то место, на котором я сидела. – Начинай!

Я просто ушам своим не поверила, когда услышала. Даже невольно беспомощно оглянулась по сторонам. Он вообще нормальный?! Что ему от меня нужно?! Ну да, я виновата, погорячилась, забыла, с кем разговариваю и огрызнулась. Но это же не повод смотреть на меня так, будто сам сейчас удавит меня голыми руками!

Диллон сорвался с места внезапно. Будто лазерный заряд из пистолета. Я даже осознать, что происходит, не успела, а он уже больно вцепился сначала мне в запястье, сдергивая с насиженного места, а потом, когда он на немыслимой скорости свободной рукой откинул крышку унитаза, жесткие пальцы оставили мою руку и вцепились в затылок. Мгновение, и уже перед самым моим носом колышется красноватое марево утилизирующего излучения. Унитаз в отличие от душа и умывальника оказался современным, волновым.

Мне понадобилось целых пять секунд, чтобы осознать, что этот мерзавец, непонятно за что меня возненавидевший с первого взгляда, едва не сунул меня головой в отхожее место. Едва не убил, ведь излучение утилизатора для всего живого смертельно…

И тогда я заорала…

Мной овладел какой-то темный, первобытный, абсолютно не рассуждающий ужас. Сердце, казалось, колотилось где-то в горле, мешая дышать. Воздуха категорически не хватало. От собственного крика заложило уши. А перед глазами плясало и жадно изгибалось алое марево. Утилизатору без разницы, что в него суют, главное, что это нечто материально, а вот имеет оно разум, или нет, все равно. Излучатель все расщепит на атомы. Даже тело человека. Разница только в мощности: в слабом излучателе должны оставаться следы. Должны, но это не точно.

Шок от выходки этого мерзавца для меня затмил все. Отключил способность думать и рассуждать. Остался лишь первобытный инстинкт, толкающий любое разумное существо, оказавшееся на краю гибели, сделать все, но избавиться от опасности. Выжить любой ценой…

…Опомнилась я на все той же койке, с которой совсем недавно (или целую вечность назад) убегала в санузел, чтобы побыть одной. Под щекой все та же тощая подушка, под боком серое нечто, выполняющее роль одеяла. Тело ныло, растрепанные волосы закрывали обзор. Я раздраженно смахнула с лица их свободной рукой и невольно скривилась, и зашипела: пальцы тоже болели. Будто я стерла или обожгла их кончики. Да и на лице, наверное, была какая-то рана, которую я так неосмотрительно задела.

– Очухалась? – Такой знакомый и такой злой голос заставил вздрогнуть всем телом. Дежавю. Жаль, что все это мне не приснилось. – Дикая кошка! И кто только занимался твоим воспитанием? – В голосе Диллона звучала… досада?

Я настолько удивилась этому обстоятельству, что бездумно одним движением поднялась, села на кровати и свесила на пол ноги. И сразу же едва не вскрикнула от боли: бока и ребра почти взвыли от боли, заставляя затаить дыхание, чтобы уменьшить болезненные ощущения. Но это не помешало мне сердито огрызнуться:

– К счастью, не ты, – буркнула, отыскивая взглядом причину всех моих бед. И застыла.

Диллон сидел на койке прямо напротив меня. Взъерошенный. Будто его стая ворон атаковала. Волосы нелепо торчат в разные стороны. А лицо и верхнюю часть обнаженного торса густо покрывали уже подсохшие кровавые царапины…

Я ощупала потрясенным взглядом отметины, изучила их длину и глубину. Под моим взглядом смугловатая кожа Диллона покрылась пупырышками. Будто от холода. А мышцы слегка напряглись, подчеркивая красивую линию явно знакомых с физическими нагрузками мускулов. Однажды, когда мне было четырнадцать лет, мой жених лин Монтриалли решил сменить рубашку, когда я находилась с ним в одной комнате. Его оплывшее, будто расплавленный воск, тело с обвисшей, почти женской грудью тогда настолько меня потрясло, что я еще очень долго потом пряталась от жениха по углам и в ужасе просыпалась ночами, когда лин Монтриалли приходил ко мне в снах без рубашки. Постепенно воспоминание сгладилось, если не стерлось. И вот я снова вспомнила рыхлые телеса жениха, разглядывая почти идеальный торс какого-то… подонка.

– Любуешься делом своих рук?

Я вздрогнула и резко отвела глаза в сторону, впившись взглядом в какую-то зазубрину на полу. Стало неловко. От того, что Диллон поймал меня за таким неприличным занятием, как разглядывание его тела в упор, и от неожиданности. А потом до меня дошло, и я ахнула:

– Как своих?..

От потрясения я позабыла про неловкость и снова уставилась в лицо Диллону. Тот ответил мне кривоватой ухмылкой:

– Что, не помнишь? – Я отчаянно замотала головой. – Ну и хорошо, – хмыкнул он как-то неопределенно. – Забудь все вообще. Но на будущее: не стоит злить того, кто заведомо сильнее. А если все же решилась, то будь готова к последствиям. Ребра болят? – без всякого перехода, с гаденькой ухмылкой поинтересовался этот мерзавец.