Ночь эльфов - Фетжен Жан-Луи - Страница 32

Ему предстоял долгий тяжелый день. Все утро его писцы составляли списки участников турнира, следя за тем, чтобы силы двух лагерей были примерно равными. В турнире могли принять участие все желающие, при том условии, что они были рыцарями – независимо от титула и (по крайней мере, раньше) от расы,– хотя редко можно было увидеть эльфов, участвующих в подобных развлечениях. Гномы, напротив, были серьезными соперниками: они ничто так не любили, как массовые сражения на турнирах, где их топоры, даже затупленные для большей безопасности, все же могли нанести противникам немалый ущерб. Однако это осталось в прошлом. Отныне людям предстояло драться лишь между собой… Но сейчас, среди всеобщего радостного возбуждения, об этом мало кто задумывался.

Рыцари и их оруженосцы толпились на турнирном поле, чтобы повесить свой щит под шлемом будущего противника, вызывающего или ответчика – для этой цели вокруг всего поля и центрального помоста были врыты в землю парные деревянные колья, – и таким образом выбрать лагерь, в котором им предстояло сражаться. Никто не был обязан примкнуть к той или иной партии, а кроме того, всегда находились бахвалы, которые выходили сражаться в одиночку с двумя противниками сразу – от безрассудной удали, граничащей с чистым безумием. День еще только начинался, но на поле уже собралось множество народу – среди разодетой деревенщины удобно разместились на коврах и на стульях зажиточные горожане, повсюду стояли лотки торговцев жареным мясом или свежей водой, нарядные палатки фальшивых цыганок и настоящих шлюх. Те рыцари, кто уже повесил свое вооружение на деревянный барьер, не расходились, чтобы не упустить ничего из приготовлений к турниру. Множество молодых задир, мечтающих обратить на себя внимание, стремились выбрать противника с известной репутацией – если этого никто не сделал еще накануне. Достаточно было подъехать к его щиту и ударить по нему кулаком – это считалось вызовом, и писцы прилежно вносили имя вызывающего в свои списки. Новички, едва вышедшие из отроческого возраста, охваченные воинственным пылом, часто забывали всякую меру, и многим из них, желающим блеснуть в глазах своей возлюбленной или произвести впечатление на отца, предстояло закончить этот день с переломанными костями, в крови и в слезах, а возможно, и умереть от ран, нанесенных суровыми воинами, которым они так глупо бросили вызов.

Всеобщее возбуждение захлестнуло палаточный лагерь, словно морской прилив, и никто не смог его избежать. Лео де Гран де Кармелид ходил кругами по своему шатру, словно хищник в клетке. Чувство собственного достоинства повелевало ему сохранять внешнее спокойствие и невозмутимость, но на самом деле он был далек от этого. Если бы дело было только за ним, он бы тут же облачился в доспехи, вскочил на коня и помчался на турнирное поле в сопровождении своего знаменосца, одетого в его цвета, чтобы примкнуть к своим благородным соратникам. Но для него этот день тоже тянулся долго…

Гроза разразилась около полудня, погасив костры, на которых жарились огромные бычьи туши. От грома и вспышек молний лошади обезумели. Конюшие с трудом удерживали их под уздцы, уклоняясь от ударов копыт. Вооруженные рыцари спешили укрыться в своих палатках, защищая от дождя гребни из бумаги или картона, украшавшие их шлемы. Гребни были самыми разными, от устрашающих до нелепых: в виде сжатого кулака, крыльев, рыбьей головы, башни, женского бюста, солнца или даже пары ягодиц – их владельцы всеми силами старались сделать их позаметнее. Эти хрупкие сооружения разлетались на куски при первых же ударах меча, но все равно было бы немыслимо выйти на поле с покореженным от воды гребнем, на котором растеклась краска. Забравшись в отсыревшие палатки, рыцари наскоро глотали похлебку или жевали недожаренное мясо, что, однако, ничуть не убавляло их боевого настроения.

Затем сквозь черные тучи пробился первый луч солнца, и гроза кончилась так же внезапно, как началась. Палаточный лагерь снова ожил, повсюду слышались крики и смех. Лошади тонко ржали, и от них поднимались облака пара. Влажные от дождя стальные доспехи ослепительно сияли под солнцем.

В последние часы перед выходом на турнирное поле всеми овладели подавленность и раздражение. Страх также проникал в сердца, укрытые прочной броней. Помощникам смотрителя вооружения приходилось то и дело разнимать излишне необузданных противников, готовых выхватить мечи из ножен еще до начала турнира. Ибо уже звучали оскорбительные вызовы и унизительные отказы, когда на знатного сеньора набрасывался какой-нибудь неотесанный мужлан, и порой приходилось нанести серьезное оскорбление, чтобы вызов был принят. Многие участники турнира были уже вооружены и коротали время ожидания, осушая кубки с вином. Королевский помост тем временем заполнялся благородной публикой: знатными сеньорами и прекрасными дамами, тогда как простонародье снова столпилось вокруг турнирного поля. Запоздавшие рыцари бранили и торопили своих оруженосцев, занимавшихся последними приготовлениями и тщательно закреплявшими на них каждую деталь вооружения. Поверх рубашки надевались кожаные латы, чтобы стальные доспехи не натирали тело, на них – кольчуга, поверх штанов и сапог – поножи, на руки – наручии железные перчатки. Самые богатые облачались еще в кирасу и стальные наплечники, другие довольствовались железным подобием воротника, защищающим шею и плечи, а поверх всего надевалась полотняная туника геральдических цветов. Только после этого рыцари выходили из шатров, взбирались на лошадей – сами или с помощью слуг – и в сопровождении свиты, также вооруженной до зубов, направлялись к турнирному полю.

От дождя земля сильно размокла, да и топтанье множества ног сделало свое дело: повсюду была грязь, а, кроме того, дождь грозил вот-вот начаться снова.

Сидя на охапке соломы, покрытой тканью, под тентом, достаточно широким, чтобы вместить всех рыцарей из его лагеря, и невольно думая о том, что меньше чем через час здесь будут лежать изуродованные тела тех, кому не хватило умения или везения, Лео де Гран ждал прибытия Горлуа и королевы. Почти все участники турнира укрылись здесь, чтобы не перепачкаться в грязи до начала всеобщего смотра, и вокруг стоял глухой гул. Тут же кузнец раскладывал свои инструменты – молоты, щипцы и клещи, с помощью которых иногда только и можно было извлечь куски разбитых доспехов, вдавленные в тело. Лекари готовили свои бальзамы и повязки – на все это участники турнира старались не смотреть. Иногда слышался женский смех – какая-нибудь дама повязывала на руку своему герою шарф, словно почетное знамя. Герольды в красно-белых туниках и шапочках с перьями держали под мышками пергаментные свитки, и за несколько мелких монет можно было заказать хвалебную речь в свою честь, которую герольд должен был произнести в момент выхода рыцаря на турнирное поле.

Вся эта назойливая лихорадка и непрекращающаяся бравада действовали Лео на нервы, но приходилось оставаться на месте и изображать спокойствие, встречая все новых участников и распоряжаясь, чтобы им налили вина. Впрочем, подобная суета была в таких случаях обычным явлением. Как он и надеялся, герцог Белинант де Соргалль пришел под его знамена с изображением льва. Облаченный в тяжелые доспехи, держа в руках шлем с гребнем из перьев, он вполголоса разговаривал со своей женой Хеллед на некотором расстоянии от остальных. Лионесс и его бароны тоже присоединились к лагерю Кармелида, и, хотя герцог Мелодиас не проронил ни слова по поводу вчерашнего инцидента, Лео приятно было думать, что тому не понравилось присутствие на празднике его вора-интенданта и что его сегодняшний выбор лагеря был не случайным. Собралось и множество других знатных графов и баронов, которых буквально распирало от гордости, и мелкой сошки из безвестных дворянчиков – многие были еще так юны, что их кольчуги доходили им до пят. Это был их первый турнир, и им предстояло сражаться пешими, позади всадников. Всего участников турнира было около сорока, не считая ихсолдат, и распорядитель турнира разделил их на восемь групп, которые должны были поочередно сменять друг друга на протяжении всего дня.