Час эльфов - Фетжен Жан-Луи - Страница 22

– Я не прошу у вас помощи! – сказал он, вздернув подбородок. – Мне она не нужна, и я пришел сюда вовсе не для того, чтобы просить ее, клянусь! Я слышал, как вы смеялись только что, когда ваш старый колдун приговорил нас к исчезновению. Ну что ж… Может быть, в будущем мире и не будет больше гномов, но не рано ли вы радуетесь? В том мире не будет и эльфов, не будет ни лесов, ни гор, ничего того, что было бы пригодно для жизни! Вы ничуть не лучше людей – свора трусливых псов, укрывшихся за своими деревьями! Что вы себе думаете? Что вас не видно?

И вновь собрание эльфов вскипело от гнева. Толпа стала напирать на первые ряды, те сомкнулись настолько, что Бран, чтобы его не затоптали, был вынужден вскочить на пень.

– Мне не нужна ваша помощь! – закричал он снова. – Я пойду один, если понадобится, но я найду Меч, чтобы народ под Горой жил всегда!

– Тогда я прошу вашей помощи! – сказала Ллиэн. – Если мы не вмешаемся, если Меч Нудда не будет возвращен сеньору Брану, мир навсегда потеряет равновесие, и нас самих, лесной народ, поглотит хаос, и мы будем забыты.

– Но Меч находится у людей, и это люди просят нас спасти их! – бросил один эльф на другом краю поляны.

– Это единственная возможность избежать всеобщей гибели, – ответила королева. – Если люди будут побеждены, нам, быть может, удастся защитить наш лес, но никогда мы не сумеем изгнать монстров из королевства Логр. Что бы ни случилось с талисманами, мы никогда больше не будем жить в мире. А если мы объединимся, чтобы победить Безымянного, после мы сможем обязать людей вернуть Меч!

Маленькая эльфийка, которой было от силы пять или шесть лет (однако уже достигшая роста взрослого), приблизилась к ней.

– Ты просишь нас помочь Утеру, потому что ты любишь его, – сказала она. – Мой отец сражался бок о бок с ним, когда тот был Пендрагоном, и погиб. И у меня много друзей, чьи отцы погибли. Утер обещал вернуть Меч, но не сделал этого. Я никогда не видела человека, но не думаю, что они честные!

От простых слов девочки у Ллиэн перехватило в горле, и она не смогла ей ответить. Ее маленькая фигурка, прямая и тонкая, стоящая в сумерках посреди молчаливого круга народа Элианда, казалась ей худшим из упреков. Словно ее собственная дочь Рианнон встала перед ней, как жертва, полукровка волею судьбы, плод их безрассудной любви. И молчание эльфов, стоявших вокруг, усугубляло эти простые и правдивые слова весомым, почти гнетущим одобрением. Каждый из них потерял близких во время кавалерийской атаки Пендрагона, ради той же военной цели, что и та, которую она отстаивала перед ними сегодня. То, что тогда казалось им победой, было всего лишь успехом без завтрашнего дня, почти все надо было делать заново. В этот миг она ненавидела Утера за его непостоянство, она ненавидела Игрейну, монахов и всех людей за их безумную жажду власти, которая сегодня стоила ей упреков от своего народа. И как не признать их правоту?

– Мне казалось, что я делаю все правильно, – прошептала она прерывающимся голосом, но так тихо, что никто ее не услышал.

Мирддин, стоя неподвижно в тени листвы, тихо заплакал. Присутствующие смотрели на него искоса, удивленные и смущенные его слезами. Эльфы плакали только тогда, когда им было больно, физически больно, и никто не понимал, что могло вызвать у него подобное страдание. Ллиэн, стараясь держаться как можно прямее под взглядами своего народа, отошла под сень дерева. Она заметила слезы друида и почувствовала стеснение в груди, отчего ей стало трудно дышать. Причиной была не ненависть, которую она сейчас испытывала, и не усталость, но какое-то новое, страшное чувство, охватившее ее целиком, – от этого перехватило горло и щипало глаза. И когда Мирддин увидел, что с ней происходит, и понял, что она вот-вот разрыдается, как обычная женщина, то нежно взял ее за плечо и увел с поляны.

Когда вслед за ними удалился и Бран в сопровождении своих гномов, на лес опустился туман, и эльфов пронизал страх. Туман был не из этого мира. Лишь боги могли расстилать его по земле, покрывать деревья, водоемы и все живое одной полупрозрачной ледяной пеленой. Это был знак, очевидный для всех. И тогда, из опасения, что туман навсегда разлучит его с сестрой, Дориан рывком вскочил и побежал за ней. Кевин, который по своему обыкновению ничего не говорил и никуда не спешил, подхватил свой лук и отправился следом, не взглянув на оставшихся. Наверно, все они колебались, настолько грусть королевы поразила их сердца. Некоторые эльфы тоже встали, но чьи-то руки удержали их на месте. Слишком много уже было смертей…

Только Тилль последовал за ними.

VIII

КАБ-БАГ

Вот уже несколько дней шел снег. Снежинки больше не таяли на земле, скованной стужей. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилался однообразный пейзаж: скудная зелень, холмы, покрытые белыми снежными крапинами, возвышающиеся над чахлыми рощицами, и зимнее уныние. А на востоке столбом поднимался в серое небо голубой и черный дым, возникающий словно из-под земли, образуя тяжелую пелену, накрывающую город. Вырытый как колодец в чистом поле, подземный город гномов обычно трудно было обнаружить, но только слепой не заметил бы теперь столько лагерных костров на заснеженной равнине. Войско монстров расположилось на зимовку в Каб-Баге и его окрестностях, ничуть не стремясь скрыться от чужих глаз или защититься – они выдернули заросли ежевики и кустарника по всей окружности своего обширного стойбища.

Впрочем, кто бы оказался настолько глуп, чтобы напасть на эту тьму чудовищ? Стаи волков, выпущенных Черным Властелином, рыскали на многие лье вокруг, и люди, которым посчастливилось уцелеть, покидали свои фермы и деревни, чтобы укрыться под защитой Лота, часто оставляя свой скот на расправу их когтям и клыкам. Большая часть троллей также покинула войско, чтобы добраться до Границ, но другие отряды монстров – кобольды, орки, вампиры и огры, а также постоянно возрастающее количество всевозможных наемников, бандитов с большой дороги, серых эльфов-перебежчиков и гномов Черной Горы, тысячами лепились вокруг Каб-Бага. Огромные костры разжигались, чтобы противостоять морозу, на них же жарились целые туши быков, ослов и баранов – все то, что в этой некогда богатой стране считалось скотом и ходячим мясом. Замерзшая земля быстро оттаивала под кострами, и вскоре лагерь представлял собой отвратительное грязное поле, покрытое нечистотами и гниющими скелетами, на которых пировали вороны. Предоставленные сами себе, монстры устроились на зимовку, не заботясь о порядке, каждый ставил палатку или рыл нору, где и как хотел, поэтому драки и стычки происходили беспрестанно – то за кусок мяса, то за несколько локтей сухой земли. Однако по мере приближения к кратеру, уходящему глубоко в землю, этот отвратительный бедлам уступал место подобию порядка. Гномы принца Рогора захватили естественную пещеру на склоне холма, и уже начали ее углублять. Наемники из людей и эльфов расположились в стороне, выставив охрану вокруг своего палаточного поселения, карауля день и ночь свое золото и припасы. Гоблины же устроились по краю подземного города, охраняя своего мерзкого сюзерена, ради чего они возвели изгородь из бревен, чтобы держаться подальше от подонков войска. Охрана из тощих и грязных воинов, вооруженных кривыми саблями, почерневшими в огне, одетых в длинные, доходящие до земли кольчуги, образовывала у главных ворот коридор из железа и стали, когда в определенный час рабы приносили самое ценное из городских запасов провизии, вино и меха в огромных количествах, на которые зарились презренные отщепенцы всех мастей. Каждый день множество гномов, людей или эльфов, торговцев и уличных девок, ювелиров, сгибающихся под тяжестью богатств, которые они пытались спасти, попрошаек и калек пользовались случаем, чтобы попытаться убежать из зачумленного города. Некоторым удавалось спастись, бросая все, вплоть до последней рубахи, но большинство оканчивало свои дни в грязи биваков, насилуемые, пожираемые заживо, обреченные на растерзание кобольдам и их диким псам.