Журналист: Назад в СССР (СИ) - "товарищ Морозов" - Страница 16

И еще я почему-то был уверен, что в нашем парке культуры и отдыха в пору абитуры можно повстречать гораздо больше будущих геологинь, учительниц или даже библиотекарш, нежели журналисток. Ну, или, во всяком случае, очень надеялся на это. Журналистика — работа нелегкая, суровая, а иногда и откровенно жестокая и циничная, и я со своим богатым жизненным опытом не советовал бы идти в эту профессию юным и милым девушкам. Такая работа по плечу человеку взрослому, повидавшему жизнь и умеющему отличить чистую монету от пустышки. И научиться ей можно только на практике, трудясь в редакции, бесконечно переписывая неудачные места, а порой и целые тексты, часами просиживая у телефона в поисках интересных новостей, а потом отстаивая свои статьи и репортажи на редакционных летучках.

Поэтому, решил я, подытоживая свои размышления, надо чаще бывать в этом парке, тем более в оставшуюся пору абитуры. Глядишь, и встретится интересная, красивая, умная, добрая и скромная девушка.

А там мы будем посмотреть, философски заключил я. И в следующую минуту понял, что увлекшись своими размышлениями, не заметил, как подошел вплотную к дальней части парка, весьма популярной у городских спортсменов, поскольку зимой тут всегда обустроена крепкая кольцевая лыжня. Всю эту парковую область отделял от остальной территории глубокий овраг, поросший кустами, через который был перекинут широкий деревянный мост с высокими перилами. Они были тут не всегда, и причина их появления была весьма памятна для меня.

В прошлой жизни, будучи тогда хоть и молодым, но уже умелым и сноровистым журналистом с хорошей репортерской хваткой, я писал критическую статью для редакционного отдела городского хозяйства. В основе ее была довольно-таки романтичная история любви двух студентов. Дело было зимой, парк по большей мере пустовал, и они самозабвенно целовались, стоя на этом мосту и забыв обо всем. А самое главное, что у моста перильца тогда еще были весьма хилые, основательно подточенные непогодой и жучком.

В итоге, после одного особенно крепкого объятия, влюбленные сделали шаг в сторону, ставший роковым. Перильца подломились, и парочка полетела вниз. Парню повезло, он угодил в кусты и отделался ушибами, вдобавок исцарапав лицо. Но царапины зажили быстро, а вот его девушке не повезло. Она упала очень неудачно — навзничь, прямо на спину, и не то, что подняться — даже шевельнуться без посторонней помощи уже не могла. К счастью, это был по большей мере шок от внезапного падения, но несколько месяцев ей пришлось поваляться в больнице и поносить специальный корсет, делающий людей похожими на римских легионеров в боевом облачении.

Глядя на этот мост, я машинально подумал, что, наверное. повезло и мне. И дело было не в том, что тогда, в реальной жизни, я забабахал оглушительный очерк о наших местных Ромео и Джульетте, которые едва не пали жертвами преступной бесхозяйственности и попустительства городских властей. Разумеется, этот трогательный и сентиментальный очерк добавил мне лишних баллов в копилку моей журналистской известности: после его выхода в печать на мосту обновили перила, в парке провели основательный ремонт и реконструкцию, а моя фамилия стала известна в городской мэрии. Но теперь я думал о совсем ином везении, благодаря которому судьба вывела меня на этот мост. Вся эта романтическая история с незадачливой влюбленной парочкой, моей критической статьей и последующим ремонтом моста разыгралась, по-моему, в конце восьмидесятых. Сейчас же на дворе, если верить местному вруше-календарю, стояла середина июля 1980-го, до начала XXII Летних Олимпийских игр в Москве оставались считанные дни, а перила моста в этом гребаном парке уже были новыми. Высокими и гладкими, без единой царапинки. Как говаривал один мой старый приятель: новьё, муха не сидела!

Вот так я узнал нечто новое о той реальности, в которой невзначай оказался аккурат пару дней назад. Тут всё так же, как было сорок лет назад от конечного момента моей реальной жизни, всё, да не всё!

Какие-то моменты, факторы, обстоятельства, даже люди коренным образом отличались от их аналогов в моей реальной жизни. И, прежде всего, мои родители. Совершенно незнакомые мне люди считали себя моими папой и мамой. А моя реальная мама здесь выглядит как моя ровесница. Ничего себе, хорошенькое Зазеркалье!

Эх, понять бы еще, по какому принципу подобраны все эти изменения, если не сказать — искажения моей былой реальности. Или теперь она уже не былая, а моя единственная?

Впрочем, человек не может знать всё. Вот и теперь, перейдя по мосту на «лыжную» территорию парка, я в скором времени увидел полянку, на которой стояло несколько детских качалок, столбы для игры в парковый аналог серсо и столы для шахматистов, один из которых специально был выкрашен в черно-белую клетку. Вдобавок неподалеку, за небольшой рощицей, я увидел довольно-таки большой деревянный дом с низким, но широким крыльцом и террассой, окаймленной невысокими резными столбиками-балясинами балюстрады. Над крышей торчала кирпичная труба, и весь дом был словно из позапрошлого века.

Однако мое наибольшее внимание сразу привлекли несколько выгнутых скамеек из длинного бруса, скреплявшего черные кованые боковины. Пара скамеек стояла на террасе, а одна была вкопана перед домом. Именно на ней сидела дама под большим и с виду вполне легковесным солнечным зонтом нежно-салатовой расцветки. В руке она держала не привычную уже мне в этом парке книгу или учебник, а блокнот в стильной кожаной обложке, и что-то записывала в нем толстой многоцветной шариковой ручкой. Я такие знаю: в них обычно упрятаны четыре стержня, управляемые специальными рычажками: синий, черный, красный и зеленый. Их любят использовать учителя и секретарши, а также их начальники; наверное, чтобы разными цветами писать разрешительные или запретительные резолюции на документах.

Лицо дамы было скрыто от меня, занявшего наблюдательную позицию за стволом широкого дуба, который щедро одаривал тенью от своей широкой и раскидистой кроны стоящий возле меня продавленный теннисный стол из плит ДВП или ДСП — за свои шестьдесят с лишним лет в прошлой жизни я так и не научился толком их различать. Однако летний костюм дамы в характерную вертикальную темную полоску по светлому фону мне почему-то показался смутно знакомым. И я, чем черт не шутит, решил разглядеть ее поближе, нагло продефилировав мимо, будто какой-нибудь незадачливый, заблудившийся в парке абитура.

Так я и сделал. И когда проходил мимо с самым независимым видом, она слегка приподняла край зонтика и взглянула на меня чудесными лучистыми глазами.

Взгляд женщины был задумчивый и рассеянный, как бы с поволокой; именно так дамы смотрят на досужих зевак и иных незнакомых им прохожих, пусть даже и вполне интересных. Просто скользнула по мне медленным взором и снова углубилась в свои записи, быстро что-то записывая в блокноте. Прямо как какая-нибудь моя коллега, заправская журналистка!

Что же до меня, то, едва взглянув на даму, я замер. Не смотря на жару, по спине побежал холодок. Не может быть!

Глава 9

Главное — спокойствие. И лучше олимпийское!

Я совершенно точно признал эту даму, во многом, опять-таки по ее одеянию. Поистине прав был великий Пушкин, что любил старинную латинскую поговорку: «Ex ungua leonem cognoscimus, ex auribus asinum». Что в переводе означает: по когтям узнают льва, а по ушам — осла. Я ее тоже в свое время наизусть выучил, потому что часто цитировал в своих критических статьях. Отличный аргумент!

Но костюм костюмом, а содержание должно всегда превалировать над формой. Невероятно и невозможно, но я вновь признал в этой даме образ одной из фотографий нашего семейного альбома. Там моей маме было уже лет сорок, она была снята в кругу коллег по работе, причем именно в этом костюме в полоску. И дама на скамье возле старинного деревянного дома точь-в-точь походила на нее.

Более того, она была ее полной копией.