Нападение голодного пылесоса - Гусев Валерий Борисович - Страница 15

Алешка вскинул голову.

– Пферд? Я думал, это кличка.

– Нет, – улыбнулась Галина, – это настоящая «лошадиная» фамилия. Пферд по-немецки значит лошадь. А сейчас эта фирма снова набирает силу. Ее представители скупают везде хороших породистых лошадей. Особенно у нас, остатки выбирают. Наши коневоды, несмотря на все трудности, стараются сохранить наши лучшие породы. Но это очень трудно, нужны большие деньги, а денег у них нет. Поэтому они продают за границу несколько лошадей, а на эти деньги содержат оставшихся. Нашего Алмаза тоже могли бы продать. Мне и сейчас предлагали за него хорошие деньги, но мне жалко его отдавать... А его брата, Топаза, кажется, все-таки продали. И теперь он будет возрождать былую славу немецкого коневодства.

– Не будет, – буркнул Алешка.

– А ты откуда знаешь?

– По телевизору показывали, – увильнул Алешка. – Его продали, а потом украли и спрятали. Чтоб Пфердам не достался.

– В самом деле? А кто украл, не говорили?

– Какой-то Тимофеев. Зоотехник по лошадям.

– Неужели Сашка? – ахнула Галина. – Мы с ним в институте коневодства работали. Он такой скромный был, застенчивый. Неужели это он?

– Он, он, – закивал Алешка. – По телевизору говорили: такой скромный, застенчивый.

– Ты врешь? – спросила тренер Галина, уставив на Алешку большие черные глаза. – Или фантазируешь?

– А это большая разница? – невинно спросил Алешка. – Димку не бойтесь, это наш человек.

Галина встала, выглянула из сенного сарая, осмотрелась по сторонам и плотно прикрыла дверь. Так плотно, что в сарае стало почти темно.

– Я тебя слушаю, – твердым голосом сказала Галина.

И Алешка очень серьезно ответил:

– Пока мы с Димкой не посадим Ершикова в тюрьму, нужно спрятать у нас Топаза. Среди наших лошадей. Согласны?

– Еще бы!

– Но сначала, теть Галь, нужно сделать одну хитрую штуку. Вы только не удивляйтесь, ладно? И не бойтесь. Мы с вами.

Когда мы шли домой, я все-таки спросил Алешку про «одну хитрую штуку».

– Понимаешь, Дим, чтобы надежно спрятать какую-нибудь вещь, нужно сначала...

– Стоп! – сказал я. – Я все понял.

– Молодец, – похвалил меня Алешка. – Только пока в дневник эту хитрость не записывай. На всякий случай.

Офис господина Ершикова на Моховой был шикарный. Прямо как в сериалах. От улицы его отгораживала красивая решетка черного цвета. В ней был въезд для машин, перекрытый шлагбаумом, и калитка для людей. Которые ходят пешком. Вроде нас с Алешкой.

Но калитка была намертво заперта. Алешка нажал кнопку. Через некоторое время где-то у нас над головами дрогнул зрачок телекамеры и хриплый голос приветливо спросил:

– Чего надо, пацаны? – Видимо, на солидных посетителей мы не тянули. Я бы развернулся после этих слов и гордо ушел. А Лешка небрежно ответил:

– Это не нам надо, а вам. – И столько в его голосе было ленивой уверенности, что сейчас же щелкнуло реле, и калитка гостеприимно распахнулась.

За оградой были всякие стриженые газончики, стоянка для машин и две искусственные пальмы у входа в здание. Само здание тоже было красивое, старинное, с колоннами. Его только немного портили современные окна из зеленого пластика и какого-то непрозрачного стекла.

Мы поднялись по гладким ступеням, и входная дверь бесшумно распахнулась перед нами. А за дверью стоял здоровенный амбал, смотрел на нас непрозрачными глазами навыкате и жевал жвачку.

– Ну? – спросил он. – Рекламу принесли?

– А повежливей нельзя? – ледяным голосом спросил Алешка. – А то мы сейчас повернемся и уйдем.

– А вы, – добавил я, подделываясь под Алешку, – побежите за нами, роняя слезы.

– А потом, – добавил Алешка, – будете долго искать новую работу.

– Но вас все равно никуда не возьмут, – закончил я.

Амбал даже про жвачку забыл. Кажется, он даже проглотил ее.

– Почему это? – спросил он и поправил дубинку на поясе.

– Да потому! – ответил Алешка. – Начальник дома?

– Как это дома? Он здесь.

– Ведите к нему. Он будет рад.

Амбал снял трубку внутреннего телефона и сказал:

– Виталик, тут к шефу какие-то... пацаны вроде. Но – надо! Ага, сейчас. – Он положил трубку и сказал Алешке: – Сейчас придут за вами.

Со скучными лицами мы сели на банкетку. И даже немного подразнили охранника.

– Дим, – сказал Алешка вполголоса, но так, чтобы тот услышал, – а может, ну их на фиг, а? Им же хуже.

– Пойдем, Лех, – я привстал. – Делать нам, что ли, нечего?

Охранник заволновался:

– Минутку, ребятки. Ща все будет путем.

Наконец появился красавец-мужчина с гладкой прической.

– В чем дело? – строго спросил он охранника.

– Вот... – тот кивнул в нашу сторону. – До шефа. Очень, говорят, важное дело.

Красавец шагнул к нам:

– Что вам нужно, молодые люди?

– Нам? – удивились мы. – Ничего. А вашему шефу – привет.

Красавец немного растерялся:

– И это все?

– Все! – мы встали и пошли к дверям. А потом обернулись и сказали дружным дуэтом: – Привет от Топаза.

– Стойте! – воскликнул красавец. У него даже прическа на голове дрогнула. – Вы что-то знаете? Где он?

– А вы кто такой? Вы – Ершиков?

– Не совсем. Я его референт. Вы можете все сказать мне.

– Можем, – сказал я.

– Но не скажем, – сказал Алешка.

Референт оказался не дурак. Он тут же сделал приглашающий жест и засеменил впереди нас на второй этаж. Он очень спешил.

А мы – нет. Мы медленно поднимались по шикарной лестнице и разглядывали стоящих по ее бокам рыцарей. Доспехи такие. Очень красивые. Все в узорах. Только, похоже, клепали этих рыцарей из консервных банок.

После лестницы начался длинный коридор, а в самом его конце оказалась высокая дверь. Сбоку от нее висела черная с золотом табличка: «Генеральный директор М.М. Ершиков».

Референт распахнул дверь. За дверью – приемная. Там сидели две девицы. Одна красила глаза за компьютером, другая красила губы за факсом.

– К шефу! – коротко сказал референт. – Кофе, чай, минералка, – распорядился красавец и, подумав, добавил: – Конфеты.

И мы вошли к Ершикову. Честно сказать, он меня разочаровал. По такой фамилии я представлял его вроде маминого ершика, которым она моет посуду, – колючим, злым, упрямым. Ершиков на вид был совсем не такой. Мягкий какой-то. Скользкий. Длинные волосы, висячие усы. Вообще – похож на кусок мыла. Основательно побывавший в употреблении. Обмылок, словом.

Ершиков удивленно уставился на нас. Потом недовольно взглянул на референта:

– Что за шпана?

– По поводу Топаза, – почтительно шепнул референт. – Информация.

Ершиков привстал, окинул нас заинтересованным взглядом и сел опять в кресло.

– Вы что-то знаете? – спросил.

– Знаем, – сказал Алешка.

– Что именно?

– Таблицу умножения. Правда, не всю. Только до семью восемь – шестьдесят два.

Ершиков тоже был не дурак. Похоже, в прежнее время его здорово шпыняло начальство. Он тут же заулыбался и сказал:

– Садитесь, пожалуйста. Чай, кофе?

– Чай, – сказал Алешка.

– Кофе, – сказал я.

Тут же одна из секретарш вкатила столик с угощением.

Мы взялись за чашки, а Ершиков уставился на нас так, что мы не стали его томить.

– Мы знаем, где прячется Топаз, – сказал Алешка. – И можем сказать об этом вам.

Ершиков действительно был не глуп.

– За вознаграждение, конечно?

Мы молча пожали плечами и молча кивнули.

– Сколько вы хотите?

– Тыщу, – сказал Алешка.

– Каждому, – добавил я.

Да, Ершиков не зря стал коммерсантом. Он тут же изобразил такую игру: вскочил, взъерошил волосы и забегал по кабинету.

– Это возмутительно. За какую-то информацию – тысячу рублей! Каждому! И того – даже две! У вас есть совесть, дети?

Если бы я не знал, что он должен получить за Топаза миллион долларов, мне в самом деле стало бы стыдно за свою и Алешкину жадность.