Привидения на цыпочках - Гусев Валерий Борисович - Страница 20

– Теоретически, – мрачно ответил Серега.

– Ну... С таким пособием, – тетя Ира полистала странички, – ты станешь чемпионом. Изучай, тренируйся.

– У меня внутреннего стержня нет, – буркнул Никишов. – И вообще, пособия должен сегодня вернуть.

– Серега, – предложил я, – сгоняем в универсам, там ксерокс есть.

– Там ксерокс есть, – кивнул Никишов. и показал на свой карман. – А там нет денег.

– Господи! Какие проблемы! – воскликнула тетя Ира. – Едем сейчас ко мне.

– Чай пить? – Никишов все еще держал дистанцию.

– У моего папы, он профессор, есть отличная штука. Ему ее подарили на международном форуме пищевиков за его прекрасный доклад. Забирай свои листочки. Поехали. Заодно и чаю попьем.

– А Оболенскому с вами можно? – спросил я.

– А что, Оболенский чай не пьет? – засмеялась тетя Ира. – Оболенский пьет только шампанское?

Как же хорошо, что я с ними поехал! И вовсе не из-за чая. И тем более – не из-за шампанского.

По дороге – мы ехали на метро – тетя Ира все время весело болтала. Она была рада, что между нами начали устанавливаться доверительные отношения.

– Я, друзья мои, мечтаю поскорее выйти замуж.

– За аллигатора? – съязвил Никишов, освоивший Лешкину терминологию.

– Мне все равно, – чистосердечно призналась тетя Ира. – Мне абсолютно все равно. Лишь бы сменить свою дурацкую фамилию. Замота! Разве я похожа на какую-нибудь замоту, а?

Никишов искоса взглянул на тетю Иру и согласно кивнул. Пойми его: то ли похожа на какую-то замоту, то ли не очень.

Тетя Ира жила в высотном доме, в настоящей профессорской квартире. Как иногда в кино показывают. Очень высокие потолки и красивая старая мебель. И ковры, по которым ходишь, будто по опавшим листьям. Даже кажется, что они немного шелестят под ногами – сухо так, уютно. И такое впечатление, что в этом доме не бывает ни проблем, ни чего-то необычного – идет себе жизнь ровно и спокойно, словно мягко постукивают на стене старинные часы.

И еще на стенах было очень много фотографий профессора Замоты. То он на какой-то кафедре, то на Эйфелевой башне, а на одном снимке он даже в пустыне – кормит там, среди барханов, с ладони настоящего верблюда. Наверное, искусственным кормом. Для верблюдов и других домашних животных.

Мы с Никишовым еще озирались по всем углам, а тетя Ира уже поставила чайник и сказала:

– Давай-ка, Сережа, свои бумаги. Сейчас мы их размножим. Без проблем.

Она достала из стенки обычный «дипломат», раскрыла его и вложила внутрь Сережкины странички. Нажала кнопочку рядом с замком. И сказала:

– Раз, два, три!

– Ну и что? – спросил Серега. – И я так могу.

– А так можешь? – тетя Ира раскрыла дипломат и достала из него уже два экземпляра распечатки.

– Ни фига себе! – восхитился Серега. – Классная штучка!

Тетя Ира прямо расцвела.

– Это еще что! – сказала она. – Ну-ка, давайте сядем рядом. Смотрите вон туда. – Она поставила крышку дипломата торчком, и получилось что-то вроде экрана, на котором засветились три наших головы.

– Раз, два, три!

Откуда-то сбоку «дипломата» выполз снимок. С тремя головами.

Тетя Ира взяла его, посмотрела и сказала:

– Отлично получилось. Только вы тут какие-то растерянные. А у тебя, Дима, лицо такое, будто ты морское чудовище в ванне увидел.

А ведь так оно и было. Разгадалась тайна с английскими документами. И как-то мне стало не по себе. Беззаботная тетя Ира, профессор Замота, этот «дипломат»...

В общем, я сказал, что у меня разболелась голова, и быстренько ушел. Голова у меня в самом деле болела. До самого дома. Она даже не столько болела, сколько в ней все перемешалось. Она бурлила, как суп на плите. И все там вперемешку: картошка, моркошка, луковица, лавровый лист...

Значит, профессор Замота украл для Кошкинда секретную рецептуру кошачьих кормов. Кошкинд создал свою фирму, наживается на чужих достижениях, а теперь еще строит на нашем стадионе громадное здание. А разрешило ему возводить его наше городское правительство в лице господина Кошкина. Кошкин дом!

Я приехал домой, никому ничего не сказал, а весь вечер, до прихода папы, провалялся на тахте.

А вот за ужином...

Надо сказать, что с папой мы общаемся главным образом за ужином. Приходит он поздно, а уходит рано. Утром мы почти не видимся – так только, сталкиваемся в дверях ванной или туалета. Да и какое общение по утрам? Все торопятся, все уже полны планами на предстоящий день. Папа спешит на работу, мы с Алешкой – в школу, а мама торопится нас накормить и вовремя выставить за дверь. Поэтому общаемся мы с папой главным образом за ужином.

И вот сидим мы вечером на кухне. Папа опять немного рассказал об английской полиции.

– Толковые ребята. Знают свое дело.

– А недостатки у них есть? – спросил Алешка.

– Пожалуй... Им в работе творчества не хватает. Инициативы. Они все делают очень добросовестно, но только по правилам. И это часто их подводит.

– Они еще русские фамилии неправильно произносят, да? – вставила мама.

– Да у них и со своими фамилиями проблемы.

– Манчестер-Ливерпуль, – кивнул Алешка. Он у нас знаток Англии. Два дня там пробыл. С моста на буксиры плевал. Ну и заодно какой-то необыкновенный драгоценный камень оттуда привез. Впрочем, я об этом уже когда-то рассказывал.

– Пап, – спросил Алешка, – а в Лондоне взяточники тоже есть?

– Сколько угодно, – кивнул папа. – Преступники есть везде.

– А взяточники – преступники? – настойчиво расспрашивал Алешка.

– И весьма опасные. С ними очень трудно бороться. Взяточник не оставляет следов.

– Я знаю, – сказал Алешка. – Они по жизни на цыпочках ходят.

– Да, их надо брать с поличным. Очень сложная операция! Она требует серьезной подготовки.

Алешка слушал так внимательно, будто сам готовился к такой операции.

А я слушал папу просто с интересом.

– Во-первых, – говорил он, – нужно иметь заявление человека, у которого вымогают взятку. Потом нужно «взяточные» деньги подготовить – составить список купюр, переписать все их номера и на каждую купюру нанести специальной невидимой краской слово «взятка». Ну, а дальше все «просто». Человек приходит к взяточнику и, конечно, без всяких свидетелей передает ему деньги. Тот их прячет, тут же, в своем служебном кабинете. Но это бесполезно, сыщики их все равно найдут, к тому же в кабинете уже устанавлены миниатюрные камеры для скрытой съемки. Потом еще проще. – Папа улыбнулся. – Врываются в кабинет орлы-сыщики, предъявляют постановление, делают обыск. Находят деньги. И тут же, в присутствии потерпевшего и понятых деньги подсвечивают специальными лучами – взятка! Да и на руках взяточника остаются следы состава.

– Испачкал, значит, свои ручки, – с удовлетворением заметил Алешка.

Папа кивнул:

– Да и не только ручки. Ну а затем – предъявляется обвинение, щелкают наручники. А в конце концов суд.

– Да, – вздохнул Алешка, – очень просто...

Папа опять улыбнулся.

– А бывает еще проще. В последнее время уважающий себя взяточник ведет учет своим взяткам. У кого взял, за что и сколько.

– Он что, – Алешка покрутил пальцем возле виска, – совсем того... От жадности.

– Не в том дело. Это, Леша, подстраховка. Тот, кто дает взятку, он ведь тоже совершает преступление. И тоже может угодить в тюрьму.

– Не понял, – признался Алешка.

– Бывает по-всякому. Вот, скажем, дал человек взятку, а потом узнал, что дал напрасно – или взяточник не выполнил своего обещания, или можно было без взятки обойтись, законным путем. «Ну, я тебе покажу! – кричит он обманщику. – Заявлю в милицию! Тебя посадят!» А взяточник ему говорит: «Заявляй. Только вот здесь, – и он похлопает по своей тайной записной книжке, которую прячет в самом надежном сейфе, – все записано. Как ты меня просил помочь, сколько, когда и где передал мне денег. Ты меня спровоцировал на взятку. Давай заявляй! Посидим вместе!»