Профессор без штанов - Гусев Валерий Борисович - Страница 8

– Здорово придумали, – проворчал Алешка. – Живого человека как экспонат выставили!

Неожиданно объявился Ростик. Ни в каких Америках он не был, бабушка на всякий случай преувеличила. Ростик все это время страдал на даче. И, несмотря на голодовку, здорово поправился.

Мы его обрадовали, свозили в Ясенево, показали Прошкина.

– Он! – воскликнул Ростик. – Мой др-руг! Забир-раем!

Обрадовав Ростика, мы тут же его огорчили, пояснив, какие трудности мы уже преодолели и какие нам преодолеть еще предстоит.

– Ростик, – втолковывал ему Алешка, – папа сказал, что нужны особые приметы. Клюв, хохолок, хвост – это все не годится. Это у каждого попугая есть. И не только у попугая.

– И у коровы, – кивнул Ростик, соглашаясь.

– Что, клюв?

– Хвост. Хохолок тоже бывает. Между рогов.

– Ты в своей Америке, – рассердился Алешка, – совсем дураком стал.

Я еле успел вмешаться. И развел боевых друзей по углам. Они еще посопели, поворчали, но успокоились.

– Какие приметы? – задумался Ростик. – Чай любит. Конфеты таскает и прячет на шкафу, в маминой вазе. А когда пришел к нам сосед Крошкин, на шум жаловаться, мама его тоже чаем угостила.

– Ну и что? Какая же это особая примета?

– Очень даже особая, – обиделся Ростик. – Прошкин ему в чашку...

– Сахар положил? – восхитился Алешка.

– Ага. Положил. Только не сахар.

– Умница! – догадался Алешка. И покачал головой: – Только это тоже не примета.

– Бытовое хулиганство, – добавил я. – Думай дальше.

Ростик добросовестно стал вспоминать.

– Песню поет. Про Катюшу. Только очень коротко.

– Это как? Изобрази.

– «У Катюши р-расцветали гр-руши!»

У Ростика здорово получилось. По-попугайски.

– Это примета, – деловито кивнул Алешка и записал эту фразу. – Только для экспертизы маловато будет.

– Думай еще, – подстегнул я Ростика.

– Он разучился в своей Америке, – начал было опять заводиться Алешка, но я его вовремя придержал.

– Он «Спокойной ночи, малыши» очень любит! – вспомнил Ростик. – А когда его спросишь: «Прошкин, который час?», он начинает тикать, как будильник.

– Что-что? – насторожился Алешка. – Ну-ка покажи.

– Я ж не Прошкин! – попробовал было отмотаться Ростик. Но с Алешкой такое не проходит.

– Тикай! – сказал он. И глаза его почему-то загорелись. Особым огоньком.

Ростик насупился, но «потикал».

– Блеск! – воскликнул Алешка. – Вот это особая примета! Самая особая! Никаких нам больше примет не надо. Никаких экспертиз. Мы твоего Прошкина сами заберем!

– А как? – недоверчиво обрадовался Ростик.

– А так! – очень толково и подробно объяснил Алешка.

– Ну... – протянул я. – Наверное, ты прав...

– Значит, – уточнил Алешка, – чтобы Прошкин «затикал», его надо спросить, который час? Так?

Ростик кивнул. И Алешка изложил свой план. По-моему, великолепный. Как хвост у Прошкина. И главное, мы не только вернем попугая, но и страшно отомстим его похитителям.

– Нужно им письмо написать, – начал развивать свой план Алешка. – С предупреждением. – И схватился за авторучку.

– Нет уж! – возразил я. – Ты напишешь! «Тыща бакссофф»!

Алешка ни капельки не обиделся, сразу согласился:

– Да! Это должно быть взрослое письмо. Пиши, Дим.

– Сейчас! – Я включил телевизор и погонял его по каналам. Зачем? Нетрудно догадаться. Боевики повыхватывал, чтобы убедительно написать. Под настроение.

Потом сел за стол и без всяких черновиков накатал:

«Ты, лох моченый! Развернул, в натуре, свой вонючий зверинец на чужой территории. Бабки хватаешь. Делиться, козел, надо. Завтра для начала твой птичник рванем. Подумай».

И подпись – «Группа братков».

А для большей убедительности я допустил несколько ошибок.

– Молодец! – похвалил меня Алешка. – Сразу видно, чей ты брат!

Так кого же он похвалил? Себя или все-таки меня?

И час настал. Вернее – пробил.

Мы дали дяде Федору папину кожаную куртку и мамину золотую цепочку. Она ее все равно не носила. Это была не цепочка, а «златая цепь на дубе том». На такую цепь не то что кота – тигра можно было посадить. Да и не золотая она была, в натуре. Ее маме тетя Наташа подарила. Выбросить-то жалко.

Но дяде Федору она очень понравилась. Он напялил папину куртку прямо на футболку и повесил на шею цепь.

Подошел к зеркалу. Помолчал. А потом сказал с восторгом:

– А я и не знал, что я такой крутой пацан! Типа того.

Да, в этом прикиде добряка дядю Федора стороной надо обходить.

– Поехал! – решительно сказал он. – Письмо давайте.

Через час с небольшим в вагончик-контору «Зверинца» вошел развязный и грубый, не очень молодой парень. В кожаной куртке, с огромной золотой цепью на голой груди.

– Здорово, мать! – сказал он толстой даме и развалился на стуле. – Где твой шеф, в натуре? Бабки считает? Гони его сюда, типа того.

– Я сейчас охрану вызову, – пролепетала дама.

– Зови, блин! – зевнул дядя Федор. – Погромче! А то моим браткам на входе скучно, по жизни.

– Что вам надо? Это ограбление?

Дядя Федор обиделся.

– Мать, к тебе деловой пацан пришел, а ты пургу гонишь! Шефа давай сюда, базар к нему есть.

– А... А его сейчас нет на месте. – Дама дрожала, как осинка под осенним ветром. Как здоровая сосна, точнее. Под ураганом.

– Блин! – дядя Федор встал, пошарил по карманам, вытащил замызганную бумажку. – Отдай ему эту маляву. Секешь?

– С... секу. Это документ?

– Деловое предложение. Здрава будь, боярыня. – И дядя Федор, открыв ногой дверь, вышел из кабинета.

Дядя Федор благополучно вернулся, скинул папину куртку, с явным сожалением снял с шеи «златую» цепь – уж очень она ему понравилась.

Мы с Алешкой переглянулись.

– Дядя Федор, – проникновенно сказал Алешка. – Вы нам очень помогли.

– Как нам вас благодарить? – проникновенно добавил я. – Денег у нас нет.

– А я их не люблю, – признался дядя Федор. – И они меня тоже. Я вот... такие вот цепочки обожаю. Ради красоты.

– Дарю! – сказал Алешка.

Выбросить-то ее жалко.

– Да что ты! – обрадовался дядя Федор. – Да за такой подарок!.. Дим, пиши еще письма! Куда надо снесу! Хоть цельный год носить буду!

И дядя Федор ушел счастливый.

А вечером мама стала рыться в своих шкатулках, приговаривая:

– И куда она делась? Как не надо, так все время под рукой. И главное, здоровенная такая, а затерялась, как маленькая. Отец, ты не брал?

– Что? – отозвался папа из-за газеты.

– Да цепь эту. Что Наташка подарила.

– Попробуй только надеть ее, – пригрозил папа, – я с тобой сразу разведусь. Только ты меня и видела.

– Да я не себе. У нашей вредной Марьи день рождения. – Вредная Марья – это мамина начальница. – Я хочу ей эту цепь подарить.

Папа вздохнул:

– А я и не догадывался, какая ты жестокая.

– Я и сама не догадывалась, – проворчала мама. – И куда она делась? Алексей! Ты цепочку не брал?

– Какую, мам? – невинно захлопал глазами Алешка.

– Большую. Вот такую.

Алешка вздохнул, потупился.

– Алексей! – напомнила мама. – Раскалывайся!

– Я, мама, ее дяде Федору отдал. У него буксирный трос порвался.

Папа рассмеялся, а мама неожиданно сказала:

– Ну и правильно сделал! Зачем нашей Марье буксирная цепь?

Все, что происходило в Ясеневе на следующий день, мы с Алешкой наблюдали со стороны. Расположившись на «расстоянии зрительной связи» от вагончика с попугаями. Стараясь не попадать в поле зрения Вертинара и охранников. Которых стало заметно больше. И которые стали заметно озабоченнее.

Когда Вертинар, боязливо оглядываясь, пошел с тазиком кормить птиц, Ростик покинул нас и смешался с посетителями зоопарка. Так смешался, что мы сразу же потеряли его из вида.