Доктор воровских наук - Гусев Валерий Борисович - Страница 3

– Не надейся! – сказала мама. – Я увернулась. Давайте молоко пить.

Молока в бидончике осталось всем по полкружки, а яиц и того меньше.

– Теперь вы будете за молоком ходить, – сказала нам мама. – Я этого... эту козу с козлиным именем видеть не могу. – Она немного подумала и добавила: – И вообще, у меня есть подозрение, что дед эту Ваську нарочно на меня натравил.

Тут с обратной попутной машиной вернулся дядя Федор, привез необходимые для ремонта запчасти. Выпил свои полкружки молока и полез под капот.

– Тебе помочь? – спросил его папа.

– Ага, – ответил дядя Федор. – Самая твоя главная помощь, Саныч, – не мешаться.

Папа обрадовался и вытащил из машины свои удочки.

– Кто со мной на пруд? – весело спросил он.

Алешка лицемерно вздохнул:

– Что ж, иди на рыбалку. А мы маме по хозяйству поможем. Кому-то ведь надо...

– Молодцы! – похвалил нас папа.

Как только он отошел подальше, Алешка тут же всунул голову в палатку, где мама наводила порядок, и сказал:

– Ма, мы с папой пойдем, а то он пруд не найдет. Ладно?

Мама ничего не ответила, только вздохнула.

И мы помчались к монастырю, который властно чем-то нас притягивал. Наверное, своими жуткими историческими тайнами. И всякой нечистой силой.

Монастырь оказался гораздо дальше, чем нам казалось. И чем ближе мы к нему подходили, тем выше, неприступнее и величественнее становились его грозные, местами почти развалившиеся стены.

Дорога к монастырю, на которую мы в конце концов выбрались, тоже была старая, засыпанная мелкой щебенкой, которая похрустывала под ногами и сквозь которую пробивалась всякая зеленая трава. Но мне показалось, что по этой дороге все-таки кто-то проезжал – кое-где трава была явно примята колесами.

Дорога привела нас к высокой башне с воротами. Самих ворот, конечно, не было, был только широкий проем, а по краям его сохранились мощные ржавые штыри, на которых когда-то висели тяжелые дубовые створки ворот, схваченные стальными полосами.

Задрав головы, мы постояли перед этой башней, делая вид, что с интересом ее разглядываем. Но это было верно только отчасти. Потому что мы никак не могли решиться пройти внутрь. Побаивались, прямо скажу.

По верху башни сохранилось несколько массивных зубцов. Среди них росли кудрявые березки, а на них беззаботно щебетали птицы. И это нас как-то успокоило. Раз уж птицы щебечут, значит, никакой опасности поблизости нет.

Мы вошли под своды башни, и сразу же наши шаги стали громкими и весомыми – так гулко здесь было. А в стенах, напротив друг друга, были пробиты две сводчатые двери, тоже с остатками петель. За дверьми полуразвалившиеся ступени вели наверх. Но туда мы пока не пошли. А вошли на широкий и пустой монастырский двор.

Он был весь покрыт обвалившимися старинными камнями, среди которых буйно раскустились громадные лопухи.

Здесь было тихо и как-то торжественно. Дорога от ворот вильнула куда-то в сторону и скрылась среди руин и лопухов.

Мы осмелели и стали бродить по двору, присматриваясь – не попадется ли на глаза какая-нибудь древняя реликвия.

Реликвии нам не попадались. Зато полным-полно было симпатичных ящериц. Они грелись на камнях и шустро скрывались в трещинах, как только мы подходили поближе.

Алешка так ни одной и не поймал. Зато из-за большого камня, заросшего зеленым мхом, вытащил какую-то странную картонку, в которой были прорезаны какие-то странные дырки, похожие на непонятные, небывалые буквы. Алешка повертел ее в руках и хотел было уже зафинтилить куда-нибудь подальше, но случайно перевернул ее другой стороной, измазанной высохшей синей краской. И сразу же загадочные буквы стали совсем обычными: «ДПС-16». Где-то мы их совсем недавно видели.

– Чего это такое, Дим? – спросил Алешка. – Я думал, какая-то древность.

И я тут же вспомнил. Эти буквы и цифры мы видели на борту гаишного «жигуленка», когда проезжали мимо остановленной гаишниками для проверки фуры. ДПС – дорожно-патрульная служба.

– Это трафаретка, – объяснил я Алешке. – С ее помощью буквы наносят. Прикладывают, а прорези краской мажут. Понял?

– Понял, – сказал он задумчиво. – А как она сюда попала? Что, по-твоему, гаишники сюда загнали свою машину и здесь ее красили, этими буквами, да?

– Выходит, что так... Только зачем?

– А чтобы никто не видел, – сказал Алешка.

Вот это мне уже не понравилось! И стены старого монастыря уже не казались безобидными. Они были молчаливыми свидетелями какой-то тайны. И вовсе не древней.

– Пошли-ка отсюда, – сказал я. – Пока не поздно.

Мы засунули эту трафаретку в щель между камнями и, озираясь, выбрались на дорогу.

И до самого нашего пристанища шли молча, раздумывая. Еще не догадываясь, что эта испачканная краской картонка стала вторым звеном в цепи загадочных и опасных событий.

Глава III

НОВОСТИ НА ДОРОГЕ

Когда мы вернулись к себе, дядя Федор (вернее, только часть его) торчал из-под капота, мама жарила на газовой плитке яичницу, а папа объяснял ей, какие крупные караси все время срывались с его удочки. А вот если бы они не срывались, то мама сейчас жарила бы не яичницу, а рыбу.

Дядя Федор целиком вылез из-под капота и заметил на это, что вот после обеда они с Санычем пойдут на пруд вместе и уж тогда точно на ужин будут громадные – он даже руки во всю ширь развел – караси.

– Ага, – с улыбкой соглашалась мама. – Будут караси на ужин. Если опять не сорвутся. А пока ешьте яичницу.

За обедом дядя Федор рассказал «веселенькую» историю, которую подслушал на посту ГАИ, где ловил обратную попутку. Оказывается, на шоссе, не так далеко отсюда, бесследно исчезла громадная фура, битком набитая телевизорами «Сони».

– Там этих телевизоров, – рассказывал дядя Федор, наворачивая яичницу, – на огромные тыщи баксов.

– И как же она исчезла, эта фура? – заинтересовался папа.

– А никто не знает. Исчезла – и все. На каком-то километре, не запомнил.

– Если никто не знает, как она исчезла, – встрепенулся Алешка, – то откуда известно, что она исчезла?

– Не понял, – признался папа.

– А я понял, – сказал дядя Федор. – Это ее водитель рассказал. Они вместе с напарником пришли на пост. Без документов, вообще – без ничего. И говорят: машина пропала, вместе с грузом. Как пропала? А мы, говорят, ничего не помним.

– Безобразие! – сказала мама. – За рулем! В дороге!

– Да нет! – заступился за водителя с напарником дядя Федор. – Ничего они такого не пили. Просто вдруг память потеряли. Говорят, будто неожиданно уснули и проснулись в стороне от дороги, под кустом.

– Враки! – сказал решительно Алешка. – Небось продали кому-нибудь всю машину со всем грузом. И врут вовсю. Сказки рассказывают.

– А вот и нет! – опять заступился за водителей дядя Федор. – Их врач осматривал. И сказал: да, временная потеря памяти.

Папа внимательно слушал этот разговор, но в него не вмешивался, наверное, потому, что был в отпуске. Он задумчиво скреб вилкой в тарелке и немного хмурился. А потом спросил дядю Федора:

– Это первый такой случай?

– А я знаю? Что подслушал, то и рассказал. Пошли лучше на рыбалку.

– И мы с вами, – сказал Алешка.

– Нет уж, – сказала мама. – Вы-то как раз в деревню пойдете, за молоком.

– Козы боишься? – засмеялся Алешка.

– Никого я не боюсь, – рассердилась мама. – Мне посуду надо помыть.

Дядя Федор и папа забрали удочки и пошли на пруд, а мы забрали бидон и пошли в деревню.

Она была небольшая. Уютная такая. И называлась почему-то Пеньки. Правда, пеньков в ней почти не было, а были густые сады с яблоками, собаки в каждом дворе и лавочки у калиток. А людей почти не видно. И козы Васьки, к счастью, тоже.

Наконец, у одного покосившегося дома мы увидели на лавочке бабульку, которая изо всех сил на этой лавочке спала и во сне шустро вязала на спицах длинный носок.