Смятение сердца - Фетцер Эми - Страница 19

Решив, что волосы просохли достаточно, Сэйбл закрутила их в тугой пучок на макушке и заколола множеством шпилек, надеясь, что утром не придется заниматься прической. Выстиранную одежду она развесила на ближайших кустах. Кружевное нижнее белье пришлось убрать с глаз подальше — кто знает, как его вид может подействовать на мистера Ханта? Покончив с делами, она пристроилась рядом с Маленьким Ястребом, укрывшись одеялом до самых глаз.

Уже начиная дремать, она услышала нечленораздельное мычание, в котором едва угадала вопрос: «Леди, как вас зовут?» Она промолчала: скорее всего он и сам не сознавал, что обратился к ней.

Хантер снова приложился к бутылке, горько сожалея о том, что такие красивые волосы были безжалостно закручены в пучок.

— Сп… п… иной ночи, Фиал… вые Глаза…

С этим он уснул, не зная, что Сэйбл еще некоторое время лежала, глядя в костер и улыбаясь. Она думала о том, что для мистера Ханта, быть может, еще не все потеряно.

Она проснулась, как обычно, очень рано: рассвет только начинал красить небо пурпурным цветом. Что-то было не так, и вскоре она поняла, что именно. На поляне было тихо-тихо, никто не спешил подбросить хвороста в костер, никто не командовал: «Поторапливайся, женщина!»

Сэйбл села, сбросив одеяло, под которым продолжал мирно посапывать Маленький Ястреб, и завертела головой, осматриваясь.

Мистер Хант бесследно исчез.

Панический страх вскоре сменился возмущением. Животное! И не просто животное, а самое худшее на свете — свинья! Просто повернулся и ушел, бросив ее и ребенка в чаще леса!

Сэйбл не часто приходилось биться в истерике, но как раз это грозило ей сейчас. Даже мысль о том, как важно сохранять спокойствие, не помогла справиться с нарастающей паникой. Что же теперь делать? Вернуться? Но они давно свернули с основной тропы и двигались через места совсем дикие, нехоженые и неезженые. Как же она найдет дорогу в идиотский городишко, откуда началось путешествие?

Сэйбл закричала так громко, как только смогла:

— Мистер Хант! Мистер Хант!

Никакого ответа.

Выходило, что он и впрямь бросил ее на произвол судьбы. Несмотря на растущий страх, она не могла не упрекнуть себя за то, что так плохо разбирается в людях. Накануне, засыпая, она верила, что убедила его и дальше выполнять обязанности проводника. Какая жестокая ошибка! Что же теперь будет с ней и Маленьким Ястребом?

И хотя Сэйбл понимала, что слезами делу не поможешь, что она только обессилеет от плача, она закрыла лицо руками и разрыдалась. Пусть его по дороге растерзают дикие звери! Пусть краснокожие подкрадутся ночью и снимут с него скальп! Пусть в него во время грозы попадет молния!

Кстати, о диких зверях. Что это там шуршит в кустах? Не иначе, как кто-то уже разведал, что она беззащитна, и собирается роскошно позавтракать! Перепуганная до полусмерти, с бешено бьющимся сердцем, она рыдала и рыдала, не решаясь отнять от лица мокрые ладони.

Вытирая полотенцем свежевымытые волосы, Хантер вышел на поляну, где был разбит их лагерь, и приостановился. Фиалковые Глаза стояла на коленях, закрыв лицо руками. Слава Богу, она научилась подниматься вовремя, подумал он, продолжая путь под аккомпанемент хрустящих под ногами веток. Звук шагов заставил ее отнять ладони от лица. Животный страх исказил правильные черты, сквозь зубы вырвалось приглушенное восклицание.

В свою очередь, опустившись на колени, Хантер поймал вытянутые руки. Сэйбл забилась, скрючив пальцы и стараясь дотянуться до его лица.

— Что с тобой? Укусила змея? Что-нибудь напугало? — Не сразу, но он понял, что его попросту не узнают. — Фиалковые Глаза! Очнись! Это же я!

Она продолжала скалить зубы и бессмысленно биться в его руках.

— Черт возьми, женщина, это я!

Мокрые ресницы захлопали, смаргивая слезы. Сэйбл утихомирилась и с облегченным вздохом осела на одеяло. Потом последовал новый водопад слез.

— Что, болит что-нибудь?

Отрицательное движение головой.

— Вот дьявольщина! Тогда почему ты плачешь?

— После вчерашнего… я думала, вы меня бросили здесь… — прошептала Сэйбл, еще больше обиженная его резким тоном.

— Интересно знать, почему это взбрело тебе в голову?

— Вы вернули мне золото и сказали… сказали, что наше соглашение расторгнуто… а когда я проснулась, вас не было. Я кричала, но без толку… — Собравшись с силами, чтобы не дрожали губы, она продолжала. — Еще не рассвело, и я приняла вас за индейца. И в этом нет ничего странного, ведь у вас длинные черные волосы, а на одежде все эти висячие штуки…

Она ткнула пальцем в бахрому, украшавшую брюки Хантера. Все это было так нелепо, что он оттолкнул бестолково бормочущую девицу и процедил:

— Стоило только как следует оглядеться, чтобы сообразить, что я где-то поблизости. Тогда мне не пришлось бы стать свидетелем самого отвратительного, что только бывает на свете, — женской истерики.

Сэйбл пропустила едкое замечание мимо ушей, впервые по-настоящему оглядев поляну. Лошадь мистера Ханта была, правда, оседлана, но она мирно паслась под деревьями — там же, где и накануне. Как тут было не почувствовать себя полной идиоткой? Она робко подняла глаза, надеясь, что на этом инцидент будет исчерпан.

Бестолковая она или нет, подумал Хантер, но в таких глазах, как у нее, запросто можно утонуть. Он с интересом наблюдал за тем, как смущение уступает в них место негодованию. Лавандовый цвет потемнел до темного индиго.

— Никогда, никогда больше так меня не пугайте! — крикнула она, ткнув кулачком ему в грудь.

— Господи, какая адская боль! — ухмыльнулся Хантер, потирая ладонью под ребрами. — И потом, что я такого сделал? Вымыл голову, вымылся и… ох! Прекрати это, женщина!

Он чувствовал себя медведем, на которого наскакивает разъяренный щенок.

— Не могу, я должна расквитаться с вами! Я перепугалась до смерти, когда вы исчезли в неизвестном направлении.

— В следующий раз, собираясь мыться, я приглашу тебя посмотреть.

— Да как вы смеете! — ахнула Сэйбл, в ужасе от этого обещания. — Сказать такое может только человек низкий, невоспитанный, грубый…

Разгулявшийся темперамент снова сослужил ей плохую службу, заставив размахнуться и нанести чувствительный удар в челюсть обидчику.

— Ах ты, маленькая дрянь! — рявкнул тот, схватив обе ее руки и заведя их за спину, так что Сэйбл оказалась прижатой к твердой как камень могучей груди. — А еще кричала: не обзывайтесь! С меня довольно нытья, жалоб, вранья и прочего!

— Сейчас же отпустите меня! — потребовала она, тщетно извиваясь в попытке освободиться.

Единственное, чего она добилась, так это боли в запястьях — стальные пальцы сжались сильнее. Она всхлипнула, внезапно испуганная тем, что одна рука уже двигалась вверх по ее спине. Посыпались заколки, узел волос начал распускаться. Захватив волосы в кулак, негодяй не то чтобы больно, но чувствительно потянул ее голову назад, запрокидывая. Неужели у него хватит жестокости избить ее?

— Отпустите меня… пожалуйста…

— Лучше помолчи!

Ей ли было понять то, что с ним происходит? То, что он изо всех сил противится горячей волне, которая пробирается в каждый уголок тела, то, как пресекается его дыхание, угрожая вырваться болезненным стоном? И зачем только он дотронулся до нее! Наверное, дело было в тайне, окружавшей эту женщину. Именно поэтому он увлекся, как никогда прежде. Если бы Хантер держался от нее на почтительном расстоянии, все могло ограничиться лишь мечтами, пусть даже неуместными.

Будь она проклята!

Невозможно было устоять против этих Лавандовых глаз, полных растерянности и страха, против того, как вздрагивала нижняя губа — яркая, волнующе полная. Никогда еще он не заставлял женщину так трепетать. Она боялась его, не зная, что ни за какие блага мира он ее не обидит. Но Хантер понимал и то, что отпустит ее не раньше, чем узнает, какова она на вкус. Было время, когда он вел себя как человек чести, как джентльмен, но с тех пор минул долгий срок. Теперь он был слаб перед холодным, жестоким желанием, которое ее невинность только подстегивала. Где-то глубоко шевельнулась почти похороненная совесть, шепча: не делай этого, — но Хантер безжалостно заглушил ее слабый голос.