Сокровища старой церкви - Гусев Валерий Борисович - Страница 2

Подошли к дому Дачников: в окнах темно. Окна в кухню вовсе не было: рама высажена ударом шеста – он лежал тут же, возле дома. Прав дед Силантич – недоброе дело!

Андрей взбежал на крыльцо, ногой откинул от дверей шест, взяв пистолет в обе руки стволом вверх, рванулся в сени.

Никого.

Ногой же распахнул дверь в комнату, заорав страшным голосом:

– Стоять! Руки!

Некому стоять.

Андрей включил свет, окинул взглядом комнату. Нехорошо, типичный разбой.

Все опрокинуто, разбросано. Ящики комода и стенки выдвинуты, содержимое вывалено в беспорядке на пол. Сброшены с полок книги, вспорота мебельная обивка, дверца гардероба косо висит на одной петле, платья, костюмы – все брошено на пол. У пиджака и брюк вывернуты карманы, даже детская кроватка разорена.

Осмотревшись, Андрей прошел в кухню – и здесь никого. Опрокинутый стул, битое стекло на полу.

Очень тихо. Но не совсем. Участковый прислушался, затаив дыхание. Казалось, будто где-то вдали, на дальней околице, скулит маленький щенок.

Ратников прошелся по комнате, сдвинул к стене половик. Под ним – крышка погреба. Отбросил ее, включил фонарик, заглянул вниз.

Сначала увидел сброшенную на пол приставную лестницу, потом мужчину в одних трусах, привязанного к стеллажу, рядом с ним – женщина в ночной рубашке, тоже привязанная, но сидя – на ее коленях корчится малый ребенок, жалобно, устало плачет.

Это были Сергачевы, всем семейством.

Участковый спрыгнул вниз. Осторожно снял с губ женщины пластырь – Нина судорожно, прерывисто всхлипнула. Разрезал веревки, сохранив узлы. Нина прижала ребенка к груди, пытаясь его согреть.

Андрей освободил Петра, выбрались в кухню.

– Спали уже, – дрожа от озноба и пережитого, рассказывал Петр, – вдруг на кухне – грохот, звон. Не успел вскочить – ворвались в комнату, трое, в масках. С фонариками. Деньги давай, говорят, не то всех уроем. Нету, говорю, денег. Не ври, знаем. На сберкнижке, говорю, вам не снять. Снимем, где она? Не помню, говорю. Сейчас вспомнишь, пригрозили.

Затащили нас в кухню. Нинка трясется, Вовчик плачет. Меня к стулу привязали. Двое пошли в комнате шарить, один стал меня бить. Я молчу. – Петр перевел дыхание, вновь переживая этот ночной ужас. – Зло такое меня взяло – молчу, и все.

К тому времени все на кухне собрались. Тут я хитрость надумал. Покивал, чтобы рот освободили. Ладно, говорю, скажу, где деньги. Развяжите. В подполе они, говорю. А сам думаю: сейчас они в подпол свалятся, а я крышку – бряк, попались, голубчики! Да не вышло. В подпол один полез: где, кричит, спрятал? В кадушке, говорю, что в углу стоит. Пошарил он в кадушке, вылез. Думаю, все, убьет теперь. А он у Нинки дите вырвал и над люком держит: считаю, мол, до двух. Своих детей, мол, у меня нету, а твоего мне не жалко. Сказал я сразу же, они деньги забрали, в погреб нас спустили...

– Приметы какие-нибудь заметил? – спросил Андрей.

– Да где там! В масках все. Да и темно было.

– Среднего роста они, не очень высокие, – сказала Нина. – Один в тельняшке. На него свет от фонарика попал – я и заметила.

– А голоса? – снова спросил Андрей.

– Да одинаковые все, – досадливо отмахнулся Петр. – У них маски из шапок, до подбородка натянуты. Бубнят и бубнят, разве разберешь голоса.

– А друг к другу они как обращались? Имена, клички называли?

– Не, не называли. «Ты» да «ты», все обращение.

– Это твоя? – Андрей показал Петру маленькую блестящую зажигалку, которую он подобрал в погребе.

– Не, ихняя, значит.

– Деньги в каком виде хранил? Какая сумма?

– Четыре вот такие пачки, резинкой стянутые. Завернутые в газету «Голос Званска».

– Ладно, ребята, – Андрей встал. – Попейте валерьянки, поспите. Днем разговор продолжим.

Уложил в пакет обрезки веревок с узлами, а зажигалку в кармане оставил. Попрощался, вышел на крыльцо, где терпеливо дожидался его Силантич.

– Посиди здесь, дед, ладно? Не подпускай никого к дому.

– Об чем речь, – согласился Силантич.

Ратников вернулся к себе, позвонил в район, сообщил дежурному по отделу о происшествии, попросил прислать группу.

– Пошлю, Сергеич, – пообещал дежурный. – Они на вызове в Оглядкине. Как вернутся, к тебе направлю.

Участковый погасил свет, который так и горел с его ухода, распахнул окно, поставил чайник и стал оформлять протоколы, прикидывая в уме, кто из односельчан мог сотворить такое черное дело? А о том, что у Дачников деньги появились, все село знало.

Перебирал одного, другого, третьего, а были на селе всякие. Пьяницы и хулиганы, чудаки и склочники, драчуны и ворюги. Словом, есть из кого выбрать.

Андрей полистал свой рабочий блокнот, нашел нужную запись:

«Геннадий Шухов (Шпингалет). Отбывал наказание за нанесение тяжких телесных повреждений. Злобен. Жесток. Истеричен. В возбужденном состоянии способен на непредвиденные поступки. Злоупотребляет алкоголем. При проведении профилактических бесед на контакт не идет».

Но Генки нынче ночью в селе не было, а Игоряшка, первый его собутыльник, трусоват по натуре, нагадить старался исподтишка и на откровенный разбой вряд ли пошел бы.

К тому же нападали на Сергачевых трое. Невысокие. Один из них в тельняшке. Вот что тревожило участкового. Вот чего он больше всего боялся. Потому что в селе тельняшку носил только пятнадцатилетний хулиган Колька Морев, Челюкан по прозвищу. Он в мореходку после школы собирался, морские узлы вязать умел. В точности как на потерпевших. И два дружка верных у него было: Мишка Куманьков да Васька Кролик. Невысокие.

Андрей, едва в должность заступив, ребят этих на заметку взял. Он, конечно, не считал, что из каждого малолетнего хулигана обязательно великовозрастный бандит получится, но справедливо полагал, что чаще всего именно так и бывает.

Терпеливо преодолевал участковый их недоверие, выручал не раз, справедливо разрешая конфликты со взрослыми. И многого сумел добиться.

А теперь вот такое подозрение. Впрочем, еще одна версия возникла...

От этих мыслей Ратникова оторвал большой шум со стороны магазина. Даже не просто шум – скандалище, если по шкале Рихтера.

Завернув по дороге к себе и захватив с собой зачем-то коробку из-под обуви, набитую старыми газетами, Андрей пошел разбираться.

Магазинчик этот торговал когда-то от сельпо, но в последнее время государство от него отказалось – невыгодно и хлопотно, продукты порой приходилось доставлять на лодках. Перешла «торговая точка» в ловкие руки расторопного пришлого парня, которого все называли Матросом или Матросиком. У этого ловкача дела пошли веселее. Взял себе в помощь еще двоих дружков, тоже со стороны, одного оформил грузчиком, другого – водителем. Дела пошли – ассортимент Матросик расширил, торговал весело, с прибаутками...

Шум и гвалт в магазине – как на старой ветле, где собирались по утрам горластые окрестные галки.

В центре возбужденной толпы Матрос и его команда держали, вывернув руки, троих подростков – Челюкана, Кролика и Куманькова. Андрей обратил внимание, что все шестеро – примерно одного роста, только «морячки» в плечах покрепче. Заметил и то, что у Кольки Челюкана разорвана рубаха и начинает заплывать левый глаз. Напротив него топтался разъяренный Дачник Петя.

– Это они, Андрей Сергеич! – заорал он, увидев участкового. – Во! – и Петя еще шире рванул на груди Челюкана рубашку. – Видал? Тельник на нем. У, зараза сопливая!

Мальчишки затравленно озирались, испуганные, непонимающие.

– Прекратить! – рявкнул милиционер. – Сейчас разберемся. Посторонним – покинуть помещение.

Андрея слушались, даром, что молод был и второй год всего участковым служил, многие односельчане его еще мальчонкой помнили. Гуськом, по-детски подталкивая друг друга в спины, народ выбрался на улицу, тут же прильнул к окошкам.

– Ну-ка, отпустите ребят, – приказал Андрей Матросу и поставил свою коробку на прилавок.