Мятежное сердце - Фетцер Эми - Страница 10

– Постарайся не делать этого перед гостями.

Она кивнула. Неужели он думает, что ей нравится быть неуклюжей, а не грациозной и элегантной?

Взгляд дяди скользнул по ее подбородку; он бесстрастно оценивал синяки и ссадины и тщательные попытки скрыть их под пудрой.

– Большинство гостей уже прибыло. – В его голосе слышался упрек, поскольку она не встречала их должным образом. – Иди вниз, дитя.

«Я не дитя, – с раздражением подумала Микаэла, – и ему это известно лучше, чем другим». Она спустилась по винтовой лестнице, стараясь не зацепиться юбками за резные стойки перил, и направилась в зал, где уже играли музыканты. От искусственной улыбки у нее скоро заболели щеки, ей хотелось оказаться где угодно, только бы подальше отсюда.

«Это твоя обязанность», – напомнила она себе.

Гости шумно приветствовали друг друга: члены парламента, богатые торговцы, генералы в орденах, военный министр. Это могло бы произвести на нее впечатление, если бы их присутствие в доме не стало привычным. Микаэла видела этих людей много лет и о большинстве из них была нелестного мнения.

Ощутив за спиной чье-то присутствие, она повернулась, и улыбка сошла с ее лица, как снег под жарким солнцем.

– Добрый вечер, хозяйка Дентон.

– Добрый вечер, – с холодной вежливостью произнесла она.

От его взгляда желудок у Микаэлы сжался, она сглотнула, борясь с подступившей тошнотой, пальцы так стиснули веер, что хрупкие пластинки сандалового дерева треснули.

– Вы очаровательно выглядите, моя дорогая.

Но Микаэла понимала, что выглядит ребенком, надевшим платье матери.

– Благодарю, сэр. – Она грациозно склонила голову. – Полагаю, дядя ждет вас. Хотите, я доложу о вашем приезде?

– Для этого есть слуги, Микаэла. – Его тон был ласково-снисходительным.

– Я вас предупреждала. Не обращайтесь ко мне подобным образом.

– Думаю, я имею право, – самодовольно возразил майор.

– Думаете? Вот как? – В ее карих глазах было презрение, а в голосе яд. – Пожалуйста, майор, продолжайте, это делает вас еще отвратительнее, чем вы есть.

Брови у него полезли на лоб, лицо превратилось в высокомерную маску, которой мог бы позавидовать сам король.

– Успокойся.

– Чтоб ты провалился.

Микаэла обошла его, старательно избегая прикосновения и чувствуя спиной мрачный взгляд дяди, когда направлялась к столу, заставленному фруктами и серебряными чашами со сладким пуншем. Но руки у нее так дрожали, что ей пришлось ухватиться за край стола, чтобы справиться с яростью и болью. А также с чувством утраты. Господи, невыносимее всего утрата идеалов! Вера в семью и кровные узы, в честность и справедливость за последние три года превратилась в ничто. Микаэла не желала, чтобы ее идеалы умерли окончательно, пыталась сохранить их, считая удачей, когда они возвращались к ней в виде обычной дружбы, рисковала жизнью, чтобы не дать порваться тонкой нити справедливости.

Девушка обвела взглядом толпу гостей. «Никому не верь, и выживешь». Она быстро выпила пунш, чтобы добавленное в него редкое контрабандное шампанское успокоило ее расшатанные нервы, и поставила бокал на поднос проходившего мимо слуги.

«Господи, – молилась она, с улыбкой пересекая огромный танцевальный зал, – пусть этот вечер обойдется без происшествий».

Рейн вошел в дом Кристиана Чендлера, не удостоив взглядом слуг, которые при виде его разбежались, словно мыши. Кинул плащ и треуголку дворецкому и направился прямо в кабинет хозяина. Большинство слуг не решались поднять на него глаза, и он в который уже раз за последние дни вспомнил Микаэлу, ее твердый, несмотря на страх, взгляд.

Рейн споткнулся, замедлил шаг и нахмурился.

– Боже правый, дружище, постарайся не выглядеть таким враждебным! Мои слуги и без того боятся тебя.

Кристиан Чендлер, шестнадцатый граф чего-то там, – Рейн точно не помнил, – стоял на пороге кабинета в расстегнутых жилете и рубашке, со всклокоченными волосами. «Женщина», – подумал капитан, увидев отметину на шее графа.

Смутившись под его пристальным взглядом, Кристиан стянул ворот рубашки, чтобы прикрыть след от поцелуя, взял бокал с янтарной жидкостью, покрутил его и, указав на костюм друга, спросил:

– Почему ты всегда одеваешься так мрачно?

Хорошего покроя, сшитая из дорогого материала, но черная как ночь одежда делала капитана похожим на дьявола во плоти.

– Контрабанда? – поинтересовался Рейн. Французский коньяк был редкостью, особенно теперь, когда Англия воевала с колониями, а Франция была их союзником.

– Отличная вещь, правда? – ухмыльнулся Кристиан. – Заставляет меня чувствовать себя таким же негодяем, как ты.

– Ты не можешь быть таким, как я, Кристиан. Безупречное происхождение и всякая прочая ерунда.

Граф отступил, пропуская капитана в свой кабинет.

– Это не моя заслуга. – Он махнул рукой в сторону буфета, предлагая другу самому налить себе. – Я очень старался избавиться от пуританской наследственности предков.

– Жаль, что ты не очень радуешься этому, – пробормотал Рейн, подходя к буфету.

Он поднес бокал к губам, вдохнул запах коньяка и попытался отогнать воспоминания о девушке. У него нет ни времени, ни сил, чтобы тратить их на женщин, особенно на эту, подумал он, чувствуя, как мягкий огонь разливается по желудку, согревает продрогшее тело.

– Разве лакей не должен одевать тебя? Напудривать волосы? Наполнять табакерку?

Отсалютовав в знак согласия бокалом, граф плюхнулся на диван с грацией портового грузчика и уставился в широкую спину друга.

– Ты уверен, что готов к представлению?

– Все будет, как всегда, – пожал плечами Рейн. – Мое присутствие вызовет настоящий переполох, ты всласть позабавишься, защищая благородные английские розы от язычника, и выйдешь оттуда, благоухая гораздо сильнее, чем сейчас.

– Тогда зачем ты идешь туда и подвергаешь себя унижению?

– Ты слишком часто задаешь этот вопрос, Кристиан. Граф не обратил внимания на предостережение, звучавшее в тоне друга.

– А ты никогда не отвечаешь, и это ужасно раздражает. – Его светлость походил на обиженного ребенка.

– Как мило, что ты меня терпишь, – ответил капитан, подвигаясь к огню, чтобы согреть ноги.

Чертовски холодно в этой стране, подумал он, вспоминая благоуханное тепло Убежища.

– Только не путайте меня с этим продажным правительством, сэр. Они пытаются все изгадить, но я получаю свою долю удовольствий и посылаю остальной мир к черту. Я терплю пэров. А ты мой друг.

Рейн взглянул на него с искренним, хотя и отстраненным интересом.

– Несчастная душа благодарит вас за доброту, саиб. – Рейн поклонился, приложив изящную руку к сердцу.

Кристиан заморгал. Этот непринужденный жест застал его врасплох, он почти забыл странное прошлое Рейна.

– Тебе доставляет удовольствие дразнить меня.

– Вовсе нет. – Рейн смотрел в свой бокал.

«Ага, он играет нами и не обращает внимания на мнение других». Кристиан завидовал терпимости друга, с какой тот относился к разным слухам и пересудам. Все английское общество старалось блюсти свою репутацию, а Рейн шел собственным опасным путем, и колкие замечания соскальзывали с него, как вода с корпусов его чертовых кораблей. Он знает, чего они хотят, и не подпускает их близко. Им нужна компания «Белая императрица», его непобедимый флот и чай. Корона хотела установить над ним контроль, потому что он привозил ящики этого товара во все места, куда еще не проникла Англия. Он был вне их досягаемости, вне их власти, ибо теперь, когда шла война в колониях, Рейн Монтгомери мог плевать на Британскую империю и ее санкции, и английское общество мирилось с его присутствием.

Короне дьявольски повезло, что этому человеку плевать, если даже англичане и американцы разорвут друг друга на куски.

А Кристиан Чендлёр, лорд Стенхоуп, не мог дождаться минуты, когда увидит, как иерархи британского флота и парламента будут раболепствовать перед человеком, которого считали парией. «Нас ждет прелестнейший вечер», – подумал Кристиан, поднимаясь с дивана.